Кинозал в кабинете у Берии

Ну не любят, не любят нас водить по камерам в Бутырке, невзирая на наши протесты. Проще позвать заключенных в кабинет. Сегодня новая причина — в Бутырке снимают кино. Первый канал решил делать сериал о заключенных. Все опутали проводами и раньше восьми уходить не собираются. Ну, зато мы встречаемся с заключенными в моем любимом в Бутырке кабинете — «кабинете Берии», который планируется отдать под музей. Мне нравится кабинет и нравится его хозяин. В смысле — современный, не Берия. Мне только не нравится, что люди, с которыми я тут встречаюсь, сидят в СИЗО.

Узники 6 мая. Андрей Барабанов. Он так благодарит всех за помощь, за поддержку, за письма, а Росузник — за переданный холодильник! На здоровье не жалуется. Передавать просит яблоки, апельсины, сыр, орехи, шоколад. Газеты и журналы приходят к Андрею нормально. В камере холодно, спать приходится одетыми, но скоро уже должны кончиться морозы… Пока узники отсматривают видео, все втроем: Барабанов, Кавказский и Полихович. «Это же здОрово!» — радуется моя напарница Лидия Борисовна. — Можно мнениями обменяться!". «Точно, — поддерживает хозяин кабинета. — Как в кинотеатре…».

Сегодня показывали допрос Ильи Пономарева. И эпизод с Марией Бароновой. Барабанов говорит, ее таки сделали главной призывальщицей к беспорядкам. Типа она призвала — и вся площадь принялась за массовые беспорядки. Кто-то из ребят еще говорит: как-то она своим голосом площадь в километров не меньше трех покрыла: если речь о нас, то мы находились в самых разных местах площади.

Еще Барабанов гордится мамой, которая поддерживает его, ходит на пикеты. Это тоже очень важно.

Николай Кавказский жалуется на то, что полнеет. Не жалуется, конечно, так, улыбается. Говорит, зарядку начал делать, уже неделю как делает. А в спортзал сейчас не водят. «Сладкое любишь?» — интересуется офицер. — «Да любишь, ясное дело. Вот с этого и начнем…».

Есть проблема с ФСИН-письмами. Не ходят. Ходят медленно. «Сейчас узнаем, — снимает трубку хозяин кабинета, — есть там цензор, нет там цензора… Что у нас с цензором? а… ясно». Объясняет нам: вообще цензора три, но одна на обучении, одна — на больничном. Осталась одна. Поэтому все так неспешно.

Николай просит фруктов, орехов. Местную пищу не ест. Он вегетарианец, как и Барабанов. А, еще не приняли стратегическую игру, ее мама привозила. Хозяин кабинета спрашивает: почему не приняли, что за игра? Кавказский: а я и не знаю, как она называется… но поле там, наверное, фишки какие-нибудь… Офицер говорит: узнай хоть, как она называется, разберемся. Я говорю: ну, вряд ли она называется «Побег из Бутырского изолятора»… Смеемся. Еще там вопросы по медицине, непонятно, в чем загвоздка. Может, в следователе. Хоть голова перестала болеть, уже месяц, как не болит.

На видео Николай себя видел. Как машет ногой в сторону ударившего его сотрудника полиции, отмахивается. Офицер спрашивает: и как сотрудник, упал? Не, - говорит Кавказский, — не упал. Ничего с ним не случилось.

— Ага, — вспоминает Николай, — особенно передайте всем, что я категорически не поддерживаю резолюцию Координационного совета оппозиции по миграции из Средней Азии. Начинается дискуссия. Я говорю, что проблема миграции есть и не замечать ее — неправильно. «А, — включается хозяин кабинета. — Да их вообще всех отсюда выгнать хорошо…». Я добавляю: ну во всех СИЗО говорят, что заключенных-мусульман не меньше половины. Офицер: это тех, которые традиции соблюдают. И еще тех, кто не соблюдает, процентов 25. Что проблема есть, Николай соглашается. Еще немного болтаем о резолюции.

Приходит Алексей Полихович. Тоже с просмотра видео. Видел себя на видео: в одном эпизоде — момент с заграждениями, в другом — выхватывает вроде бы кого-то из рук омоновца. Офицер интересуется: да зачем вас со всем вот этим вообще сюда посадили? «Ну… различный социальный срез для устрашения оппозиции», — предполагает Полихович. Оживляется: о, жениться скоро буду. Кстати, Татьяне привет. «Жениться? — включается хозяин кабинета. — Венчание может в храме устроить, бесплатно». Полихович: «Да мы, вроде, атеисты… Ну, за себя скажу: я — агностик». Лидия Борисовна интересуется: «Агностик? А кто это такой?». Мы с Полиховичем разъясняем. Лидия Борисовна задумывается.

Рассказываю, что беседовала на днях с будущей тещей Ковязина, и она очень расстроена, что не будет свадебных фотографий для истории семьи. Алексей говорит: ну, это не главное… Офицер: «Да какие проблемы? Будут, конечно, фотографии…»

Есть проблема со спортзалом. Некому туда выводить заключенных. Все поувольнялись, на пенсию поуходили. Полихович расстраивается, как и Кавказский. Охотно ходили бы в спортзал. Офицер: людей нет… у нас вакансий полно — посмотрели бы на сайте. Вот ходите на митинги, а могли бы к нам пойти работать. Алексей: мне кажется, что люди, которые ходят на Болотную, во ФСИН работать не пойдут. Офицер: «Это почему?». Полихович: «Ну… так вот мне кажется».

Алексей говорит, что у него поменялся следователь, новый — куда более расторопный, делает все быстрей. Вот свидание было с отцом. А вот передачи, с тех пор, как он сказал, что продуктов слишком много, приходить перестали. Был бы признателен, если ему в магазине закажут продуктов. Хорошо бы молочных, упаковок гречки, немного фруктов… И еще почему-то Полиховичу опять перестали приходить газеты и журналы. Раньше приходили — и пропали. Кавказский, кстати, говорит, что видел квитанцию на подписку, и там фамилия Полиховича была. Странно. Офицер обещает уточнить, с чем это может быть связано.

Михаил Косенко. Входит, замирает перед портретом. «Это кто? Берия? А зачем он здесь?!». Объясняем про музей. Наконец-то разрешили, пусть кто-нибудь передаст в приемные часы ловушки от тараканов. И книги. Желательно пособия по истории: о французской революции, о средних веках, о древних Греции и Риме. Газеты Михаил больше читать не хочет, лучше без газет. Расстраивается, что его возят только раз в месяц на судебные заседания. Боится, что дело затянется на год, а, может, и на три… Михаил говорит: «Я хотел бы, чтоб меня оправдали. Любой другой вариант его не устраивает. Только так будет справедливо».

ЖЖ Анны Каретниковой