Джордж Оруэлл: бремя левой идеи

Учеба в престижном Итоне не сделала Оруэлла снобом, непрестижная служба в колониальной полиции не сделала его шовинистом… Такие люди идут путём Будды — отказываются от своих привилегий, чтобы понять жизнь и страдания тех, кто привилегий не имеет. Хотят свободы, равенства, братства для всех. Путь этот привёл Оруэлла к вере в социализм и надежде на него, к левым убеждениям, которым он не изменял никогда.

Испанский след

В июне 1936 года Оруэлл женился. А в декабре отправился защищать испанскую Республику от генерала Франко, которого поддерживали Муссолини и Гитлер. В Испанию он добирался через Францию, и в Париже познакомился с Генри Миллером. Будучи убеждённым пацифистом (и циником), Миллер сказал тогда, что ввязываться в чужую войну из чувства долга это «поступок идиота» А фантазии «насчет борьбы с фашизмом, защиты демократии и т. д, и т. д. — полный вздор». Тем не менее он подарил Оруэллу свою куртку — синий костюм, в котором тот был, для войны не годился .

В Барселоне Оруэлл был зачислен в ряды ополчения ПОУМ (Partido Obrero de Unificación Marxista, Рабочая партия марксистского объединения). Её лидер Андреу Нин работал в Коминтерне, но после разгрома троцкистской оппозиции покинул Советский Союз. Ко времени создания ПОУМ (1935) он разошелся с Троцким напрочь, и всё же партия считалась троцкистской. Скорее всего, потому, что поумовцы критиковали политические репрессии в СССР и самого Иосифа Сталина.

Оказавшись в демократической вольнице ПОУМ, Оруэлл по-настоящему поверил в социализм. «Мы жили в обществе, в котором надежда, а не апатия или цинизм, были нормальным состоянием духа, где слово „товарищ“ действительно означало товарищество… Мы дышали воздухом равенства…».

Несмотря на слабое здоровье (туберкулёз), Оруэлл мужественно переносил тяготы военной жизни. И храбро воевал — товарищи считали его бесстрашным и даже бесшабашным. «Он был такого высокого роста и при этом всегда стоял. Говоришь ему: „Да пригни же ты голову!“ — а он себе стоит», - вспоминал капитан Бен Ленински. Часто над землянкой возвышались две мишени — красное знамя ПОУМ с серпом и молотом и Оруэлл. До поры до времени ему везло.

Провоевав четыре месяца на относительно тихом Арагонском фронте, Оруэлл решил перейти в Интербригаду, чтобы попасть на Мадридский фронт. Там, считал он, шли настоящие бои. Но обстоятельства сложились иначе.

Оруэлл верил: все, кто сражается в Испании на стороне республиканцев, объединены одной идеей — победить фашизм. Однако события в Барселоне, происходившие в мае 1937-го, всё изменили. Тогда испанские коммунисты по указанию и под руководством советников из Москвы спровоцировали беспорядки, чтобы разгромить тех, кто отклонялся от генеральной линии — поумовцев, считавшихся троцкистами, и рабочих-анархистов. Это была операция НКВД, блестяще спланированная и проведённая — с точки зрения спецслужб. Но безусловно вредная — с точки зрения борьбы с франкистами. Свои били своих и, наверное, даже кричали при этом: «No pasarán!»

Все пять дней майских боёв Оруэлл провёл с оружием в руках. Теперь он был рад тому, что не успел перейти в Интербригаду. После всего виденного он не мог «служить в части, контролируемой коммунистами. Это значило бы, что меня рано или поздно заставили бы выступить против испанского рабочего класса».

Он вернулся на Арагонский фронт, в ряды ПОУМ. Объяснял потом: «Бывают моменты, когда лучше драться и проиграть, чем вообще не вступать в драку». Вскоре его ранили - пуля снайпера, попав в горло, прошла в миллиметре от сонной артерии.

Пока Оруэлл лежал в госпитале, в Барселоне начались чистки. 16 июня ПОУМ объявили вне закона, исчез Андреу Нин. Как потом выяснилось, Нина подвергали пыткам, чтобы заставить признаться в грехах, которые оправдали бы репрессии против ПОУМ, но ничего не добились, убили, тело выбросили на улицу. Это опять же была операция НКВД под руководством Александра Орлова.

Дальнейшие события тоже развивались по сценарию советских товарищей. Начался процесс над руководителями ПОУМ, точное отражение московских процессов. Заподозренных в связях с ПОУМ или с анархистами людей бросали в тюрьмы, часто они просто бесследно исчезали. Тюрьмы были переполнены, «воздух был пропитан подозрениями, страхом, неуверенностью».

К этому времени в Барселону приехала жена Оруэлла Эйлин. Подвергая себя серьёзному риску, они навещали в тюрьме Джорджа Коппа, который «пожертвовал всем, чтобы приехать в Испанию и сражаться против фашизма». Более того: Оруэлл стал хлопотать, чтобы Коппа выпустили… Но их собственная свобода и жизнь висели на волоске: днём они изображали из себя богатых английских туристов, а ночью писали на стенах «Visca P.O.U.M.!»

Гнетущее впечатление оставляла пропагандистская кампания коммунистов. Так, после убийства Нина были запущены слухи, будто бы его освободили агенты гестапо. ПОУМ называли «тайной фашистской организацией, оплачиваемой Франко и Гитлером», и одновременно — «ставленником троцкизма в Испании». В ходу была карикатура: человек в маске ПОУМ с серпом и молотом, а из-под неё выползает свастика. «В последовавших боях погибло немало бойцов, которые так и не узнали, что газеты, выходившие в тылу, называли их фашистами, — писал Оруэлл. —  Это простить нелегко».

В конце концов Оруэллу с женой удалось вырваться из Испании. В этой стране ему суждено было поверить в социализм и - разувериться в коммунизме, который «превратился, под влиянием русских „советников“, в инструмент сталинских репрессий».

Тогда же он начал думать о сущности тоталитаризма. И не он один. То же произошло с другими иностранцами, которые приехали в Испанию защищать Республику, с Андре Мальро, Артуром Кёстлером, Францем Боркенау…

Магнетизм фюрера

Испанский опыт Оруэлла отразился не только в книге «Памяти Каталонии» (1938) и очерке «Вспоминая войну в Испании» (1943), но во всём, что он писал после. В своих левых убеждениях он был последователен, поэтому ничего не забыл и ничего не простил.

Одним из самых опасных врагов демократии Оруэлл считал Гитлера. Интеллект и креативность фюрера он ставил невысоко: «Это — застывшая мысль маньяка, которая почти не реагирует на те или иные изменения в расстановке политических сил». («Рецензия на „Майн кампф“ Адольфа Гитлера».1940). Но говорить о человеке, которому подчинилась вся Германия, просто как о «крикливом берлинском пигмее» (Г.Уэллс) Оруэлл считал наивным.

Оруэлл говорит о магнетизме фюрера, о том, что в нём есть «нечто глубоко привлекательное» Использует сравнения, которые могут удивить: «У него трагическое, несчастное, как у собаки, выражение лица, лицо человека, страдающего от невыносимых несправедливостей. Это лишь более мужественное, выражение лица распятого Христа…». И совсем уж шокирующее: «Я готов публично заявить, что никогда не был способен испытывать неприязнь к Гитлеру». Хотя «убил бы его, если бы получил такую возможность».

Но главная сила Гитлера в том, что он в нужный момент предложил нации (вместо гедонистических радостей) «борьбу, опасность и смерть», и «вся нация бросилась к его ногам».

Известно, что политической моделью для романа «1984» (1949) служили Советский Союз, и нацистская Германия. А в образе Старшего Брата присутствуют черты как Сталина, так и Гитлера. Но всё-таки Сталина там больше. Цитата: «На плакате было изображено громадное, больше метра в ширину лицо — лицо человека лет сорока пяти, с густыми черными усами, грубое, но по-мужски привлекательное».

Вероятно, к Сталину у Оруэлла было больше претензий, чем к Гитлеру. Прежде всего потому, что он работал над романом, когда Гитлер уже не представлял угрозы. Сталин же, напротив, находился в зените славы и мощи. А также потому, что Сталин оставался кумиром коммунистов разных стран.

О своем отношении к сталинскому режиму Оруэлл рассказал в сказке «Скотный двор» (1945), которая считается «пародией на революцию». Но деле, здесь четко и определенно показан путь из объявленной «безграничной свободы» к осуществленному «безграничному деспотизму» (если по Достоевскому).

Но, конечно, Оруэлл не считал, что всё зло мира сосредоточено в России. Так, действие романа «1984» он поместил в Англию, «чтобы подчеркнуть, что англоязычные нации ничем не лучше других и что тоталитаризм, если с ним не бороться, может победить повсюду». А господствующую в Океании идеологию назвал «Ангсоцом».

Он считал, что «тоталитарная идея живет в сознании интеллектуалов везде», что, в отличие от простых людей, интеллектуалы амбициозны и фанатичны, считают себя вправе навязывать свои идеи миру. Если они служат идеологии, «в большинстве своем готовы к диктаторским методам, тайной полиции, систематической фальсификации».

В 1949 году, незадолго до смерти, Оруэлл передал своей давней знакомой Селии Кирман, работавшей в Отделе информационных исследований, список авторов, которых не стоит привлекать к антикоммунистической пропаганде, поскольку они симпатизируют коммунистической идеологии. Этот список был опубликован только в 2003 году и вызвал большой шум: Оруэлла называли доносчиком, стукачом и т. п. Особенно почему-то усердствовали российские критики. Меж тем ничего ужасного Оруэлл не совершил — он, как и всегда, поступил согласно своим убеждениям.