Вниманию читателя — шестая часть беседы Игоря Свинаренко с отцом Александром. Ссылки на предыдущие части — 1, 2, 3, 4 и 5.
— А можно ли сказать, отец Александр, что вы — старец? Вот при советах была такая мода — люди, далекие от церкви, читали Достоевского и после ездили к старцам. К Ивану Крестьянкину например. Задавали вопросы какие-то свои, важные для них. Так вы старец?
— Я не знаю. Я живу тоже (случайно тут слово «тоже»? К чему оно? — ИС) божественной стихией. Если приходит ко мне добро, я добр, а если у меня добра нет, я прячусь и не хочу видеть человека, и не хочу связываться с ним разговором. Все бывает с человеком, поэтому в человеке живет таинственная сила, которая не поддается философии.
— Вот вы это прямо чувствуете, да?
— Ну а как же. Я люблю на эту тему говорить, я об этом много думал, эта тема, понимаете, ворошила мое сознание, не давала мне покоя. Этой темы я боялся и стыдился… Во мне вырабатывался, вырабатывался определенный характер. Вот Достоевский говорит, что великий человеческий характер рождается в огромных испытаниях. Иначе не бывает. Он сам, Достоевский, если бы не прошел лагеря — не был бы Достоевским. Он не только писатель, уважаемый и любимый, — но он и пророк.
— Да… Но он был довольно близок, все-таки, к религии.
— Ну, отец у него священником был (разве? Впрочем, это не так важно. — ИС). Поэтому, без сомнения, близость к религии должна у него быть. Без сомнения! Если бы не был он близок к религии, он бы не написал роман «Бесы», а там очень пророчески много сказано глубоких мыслей. Он разоблачает там и срывает маску…
— Которую мы все надеваем, чтобы как-то защититься.
— Да. Да.
— Дурачками прикидываемся, конечно.
— Мои слова, которые я говорю тебе, Игорек, они отразятся на твой жизни.
— Ну, почему нет, — говорю я беззаботно, но на самом деле это как-то стрёмно.
— Да. Поедешь домой, начнешь размышлять, обдумывать, переваривать все то, что слышал из сказанного мной. Оно тебе не даст покоя! Вот Наташа (продюсер этого сериала и давняя поклонница отца Александра. — ИС) уже, понимаешь, начинала плакать, слушая меня. А это хороший признак… Давно бы нужно плакать. Легче бы было и давно она была бы одухотворенным, то есть религиозным человеком. А до сего времени она как щепка на волнах, крутило ее…
— Ну, молодая, что с нее взять.
— А ты старик, что ли?
— Всяко постарше ее буду.
— Ты среди ученых людей находишься, Игорек, так что будь осторожен.
— Ну, что — ученые? Много ли толку от учености?
-Нет, толк есть, наверное. Ведь есть очень интересная для меня мысль об Адаме. Когда еще Ева не была сотворена, Адам видел всех зверей, и они к нему с такой лаской подходили, ласкались. Агрессивности никакой не было. Адам, однако же, недоволен был этими зверьми. Он скучал по вечерам. И Господь в сумерки являлся к нему в лице ангела и как-то с ним беседовал. Адам томился, ждал вечернего времени, чтобы услышать Господа. А мне кажется, что и Господу было интересно посмотреть на сотворенного человека, по образу и подобию нашему. Узнать, что и как он понимает, как рассуждает, как отвечает на вопросы и тому подобное. Мне кажется, им обоим было интересно.
— Теперь люди телевизор смотрят по вечерам вместо того, чтоб ждать серьезного гостя и важного с ним разговора…
— Ну, телевизор смотрит тот, кто хочет порхать как бабочка и при этом думать, что он совершает великое дело, покоряет космос, на Марс летает… Пожалуйста, пусть летает, в мыслях, пусть смотрит телевизор. А другие — не хотят. Я не хочу телевизор смотреть, я не смотрю его.
— А раньше смотрели? Как вы узнали, что не надо смотреть?
— Я не смотрел его никогда. В молодости — потому что телевизоров раньше не было почти, это редкость была. Когда стал я религиозным, понял, что надо быть в послушании Господа и укрепляться истиною божьей, слушать его, понимаете, заповеди, жить по заповедям его, — и это выше телевизионных новостей. Вот.
— Ну, да. Но вот вы слушаете приемник, называется «Масон» — смешное название.
— Ну, другой раз слушаю просто новости.
— А какое вы слушаете радио, какая станция?
— «Родина». «Россия», то есть. Там иногда Татьяна говорит, интересно бывает…
— Татьяна? Какая Татьяна?
— Бехтина? Точно не помню.
— А про что она говорит?
— Она политические, понимаете ли, вопросы поднимает. Мне ответить нелегко на все это, да. Но, бывает, просто хочется послушать. Иногда радио притягивает… Бывает, и нехорошее говорят, но все же — слушаешь. Пользы от этого мало, а все же продолжаешь слушать.
— Но телевизор вы смотрели, все-таки, ну, хоть несколько раз?
— Ну, немного смотрел. Да я и сейчас не против. Если бы попал я к тебе в гости, а у тебя там бы был включен телевизор, то, конечно, я сел бы и смотрел, пока ты накрывал бы на стол или пол-литру бы покупал…
— Я давно уже не бегаю за пол-литрой. Я достиг такой степени просветления, что у меня дома спокойно стоит выпивка, — и водка, и коньяк, и виски. Это раньше почему-то сразу выпивалось все, сколько ни купишь. И еще бегали добавлять, ночью у таксистов покупали водку. Теперь не то! Стоит себе водка и стоит… Так что если приедете, уже все готово.
— А еще же курение! Многие хотят бросить курить, знают, что оно не полезно, от него один убыток. Человек не настолько сам себе герой, раз он не может с папироской бороться. Курение, водка, наркомания…
— Деньгам очень многие поклоняются.
Мы поговорили про Золотого тельца и поклонение ему.
— Много людей было уничтожено за поклонение этому тельцу, — говорит отец Александр.
— А чьей же волей они были уничтожены? Кто дал команду, что за силы?
— Команду дает зло, которое живет в людях. У меня закоперщик дядя был, который в революционных потрясениях участвовал, в сельсовете был шишкой. И он накладал (именно так сказано — ИС) налоги на людей, и на церковь, а в случае неуплаты арестовывал, разрушал церкви. Я недолюбливал очень его, не хотел видеть его. Но все же в жизни случилось так, что я с ним встретился. Мы начали по хорошему говорить, как человек с человеком. Он мне жалуется и говорит, что, вот, Александр Иванович, я все же недоволен Богом, — зачем тот открыл людям атом? Для уничтожения людей? Я говорю ему: Федор Андреевич, вот еще атома не было, а ты, сидя в сельсовете — сколько загубил людей? В том числе и наших с тобой родственников! Сколько не вернулось! Сколько сгноил ты людей в лагерях! Атомной бомбы еще не было, а зла было больше, чем в бомбе! Надо понимать, что в атоме зла нет. А в человеке может быть зло! Берегись, следи, чтобы в тебе его не было. Нужно пугаться в жизни. Если не будешь пугаться, не будешь человеком. Да, я пугался всего. И под расстрелом был, и голодный, холодный был. Еще юношей, парнишкой, я все прошел: и огонь, и воду. А пришло время — все утихло, все улеглось.
— Возраст, может? Вот Лев Толстой тоже же под конец жизни говорил: «Надо работать, мяса не есть, с девушками не знакомиться», — и прочее.
— Лев Толстой — это зеркало революции. Если бы не было Льва Толстого, не было той революции, какая произошла у нас. Он предатель. Он Иуда в загробной жизни. Великий ум! Но куда его привел этот ум? Вы еще не все знаете об этом, а мы — знаем. Все знаем!
— Мы про то, что после того как он отошел от церкви, то и многие люди за ним отошли?
— Да. И после еще жалуются, что церковь отлучила его. Он сам себя отлучил от церкви!
— Сам, конечно. Церковь просто это зафиксировала. Приняла его отречение. Он хотел создать свою церковь даже! Как у нас при коммунизме создавали тоже церковь. Венчали в сельсоветах. И крестили там же, в новую их веру, выдавали какую-то эмблему. Как-то это все происходило… Да, дьявол же силен! А мы-то кто? А мы его, понимаете, червяки жалкие.
— Дьявола?
— Да, конечно.
— Почему же дьявола? Зачем нам, зачем так? Я думал, что мы повыше.
— Да, повыше, повыше, когда выпьешь.
— Что вы меня все за пьянство укоряете. Я же стал уже пить меньше. Все меньше и меньше. Это же уже хорошо, правильно? Не сразу бросил, но все-таки…
— Ну, Игорек, процесс происходит и будет происходить. Это не в вашей воле и не в наших законах… И вот что я тебе еще скажу: что-то ты сам похож на Льва Толстого.
Вот! Видит насквозь. Я как раз этой весной снялся в короткометражном фильме в роли именно Льва Николаевича. Говорят, вылитый граф! (Фильм был снят Никитой Головановым по рисункам Андрея Бильжо).
— Это комплимент, или чего?
— Нет. Это призыв. Это подсказка, что он умный человек.
— Льва Толстого, Льва Толстого… Ну, Лев Толстой прожил неплохую жизнь, так ведь? Интересную.
— Мы как раз и не сочувствуем, что он плохой жизнью жил. Мы понимаем, что он граф, он был очень зажиточным человеком, умнейшим человеком, богатейшим человеком, и тому подобное, мы об этом не спорим.
— Но он отказался же от богатства?
— Нет, он не отказался, он запутался, как паук.
— Вы думаете, он в аду находится?
— Да, без сомнения, в аду.
— Какие же там ему муки идут?
— А муки — плач и скрежет зубовный, во веки веков.
Отец Александр еще раз рассказывает про то как ехал в поезде с молодыми офицерами, из Калининграда — когда они спрашивали, за что Адам был изгнан из рая:
— А им рассказывал, а они хохотали, говорили: «Давай, батюшка, выпьем!» И я с ними выпивал там в вагоне.
— Водку?
— Да.
— Вот вы мне говорите: не пей водки! Я водки и не пил. Уже дня два как. А вот вчера у вас я пил коньяк, ну, который вы мне сами и предложили. Вам я не мог отказать. А водки не пью.
— Ну, вы полусвятой человек, — издевается он.
— Что ж вы смеетесь всё надо мной! Вот я когда доживу до ваших лет, тоже буду тихо и благородно сидеть дома…
Продолжение следует.
Продюсер сериала — Наталья Глазова
Фото: ИТАР-ТАСС / Fotoimedia