Теннисистка Шугарпова

«Теннисистка Мария Шарапова передумала временно менять фамилию на Шугарпову — по названию торговой марки конфет, которые она начала выпускать год назад. Она планировала стать Марией Шугарповой на время предстоящего открытого чемпионата США, однако ее агент Макс Айзенбад сообщил, что из-за слишком сложной юридической процедуры изменения фамилии от этой идеи в конце концов отказались». (Из новостей)

Когда имя становится брендом — это нормально. Например, шотландская фамилия Макинтош породила целых три бренда. Чарльз Макинтош обрел бессмертие, создав непромокаемый плащ. Джон Макинтош вывел сорт яблок. А в честь того яблока названа марка компьютера. Можно даже представить такую картинку: сидит где-нибудь в аэропорту пассажир в макинтоше за ноутбуком системы «Mac» и грызет при этом одноименное яблоко. Все три бренда служат человеку.

А вот в случае с «Шугарповой» мы только что наблюдали обратный процесс: бренд начал выходить из-под контроля и захотел съесть своего обладателя. Но подавился — благодаря добротной американской бюрократической системе, не позволяющей гражданам с безответственной легкостью переименовываться в честь неодушевленных предметов.

Вспоминается анекдот про психиатрическую больницу. Поступает туда новый пациент и заявляет: «Я — наполеон». Ему отвечают: «У нас тут почти все — Наполеоны». А он: «Нет, они все императоры, а я — тортик». Одна из самых богатых спортсменок мира чуть не превратилась в конфетку — не в переносном, а в самом что ни на есть буквальном смысле. Если действовать по этой модели, то выдающийся конструктор стрелкового оружия Калашников (да простит он нам такое фантастическое предположение) мог бы поменять в паспорте имя Михаил на Автомат.

Конфеты «Sugarpova» в России пока мало кто пробовал, а вот вкусовые качества названия народ в сети обсуждает. И есть мнение, что некрасиво, неестественно звучит это что по-русски, что по-английски.

С русскими именами и брендами вообще много недоразумений. Мы когда-то смеялись, увидев в витрине швейцарского магазина надпись на нашей матрешке: «Babuschka». А потом узнали, что так и называют ее по-немецки, причем с ударением на «у». Но это пустяки, обиднее, когда такие «бабУшки» проникали в высокую литературу. Помню, как ждали мы публикации романа Хемингуэя «По ком звонит колокол». Автор — большой друг Советского Союза. Одному из второстепенных персонажей дана фамилия известного переводчика Кашкина. А вот герой, за которым стоит фигура знаменитого публициста Михаила Кольцова, почему-то назван Карков. Откуда взял писатель такую неестественную фамилию?

Огорчил однажды и другой культовый прозаик — Ремарк. В его романе «Тени в раю» фигурирует русская Наташа Петрова. Так переводчикам пришлось поправлять автора, в оригинале везде было «Наташа Петровна».

Я уж не говорю о масскульте. Помните, в фильме про Джеймса Бонда действует советский «полковник Гоголь»: сценарист, видимо, полагал, что это очень распространенная русская фамилия.

Это я все к тому, что «Шугарпова» — такое же насилие над русским языком, как «бабУшка», «Наташа Петровна» и «полковник Гоголь». Ничего с этим не поделаешь, но грустно…

А «Шарапов, Шарапова» — хорошая русская фамилия тюркского происхождения. «Шараф» означает «честь», «благородство», «слава». Был в России дворянский род Шараповых. Правда, дошлые историки пишут, что на новгородчине «взять на шарапа» означало грабеж. Но оттенок авантюризма фамилию не опорочил, и звучит она в целом симпатично. Недаром братья Вайнеры дали ее положительному герою романа «Эра милосердия», а в культовом фильме она неподражаемо звучит из уст Глеба Жеглова — с таким раскатистым «высоцким» вибрантом: «Шар-р-рапов».

Кажется, что и сейчас этот персонаж, скептически взглянув на конфетки «Sugarpova», с легкой гримасой комментирует: «Эх, Шар-рапова!».

Автор — критик, прозаик, профессор МГУ.