«В демократической стране журналист не должен лезть в политику»

Даниил Коцюбинский, пожалуй, один из самых известных петербургских репортеров. Почти четверть века он отдал работе в СМИ. И сумел сохранить за собой статус человека открытого, непримиримого и нетерпящего компромиссов. Так, в 2010 году он скандально покинул Союз журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области (кстати, организацию, которая его привечала — ему присуждалось «Золотое перо»). Общественности объявил о невозможности «находиться в составе организации, возглавляемой человеком, позволяющим себе публичную ложь и недостойный стиль общения». Ввиду имелся мало нуждающийся в представлениях Андрей Константинов (руководил СЖР с 2004 по 2011 год). Вероятно, такой характер репортера и подкупал читателя. Вне зависимости от того, сколь прав Коцюбинский, его мнение всегда представляло интерес. И фактурой, и отстраненностью. «Стоит особняком», — это выражение про него. В марте текущего года Даниил сумел поразить общественность. Опубликованное заявление об уходе из журналистики, — если представить себе пресс-сообщество в качестве большого оркестра, — более всего походило на эффект, порождаемый контрабасом, у которого разом лопнули все струны. Принял соломоново решение: «если то, что ты думаешь и что говоришь вслух, оказывается лишь бесцельно запущенным бумерангом, который возвращается, чтобы ударить в лоб тебя или кого-то из твоих друзей, — то лучше помолчать. Может быть, тогда, наконец, тебя услышат». Корреспондент «СП» поговорил с Даниилом Коцюбинским, — теперь посвятившим себя историческим изысканиям, — о состоянии российских СМИ и ситуации в стране.

«СП»: — Даниил, полгода назад вы покинули журналистику. Ваше заявление прозвучало. Сейчас, спустя шесть месяцев, вы укрепились в верности принятого решения? Как отнеслись к коллегам, которые расценили ваш поступок как капитуляцию?

— Никто из моих коллег такой оценки моему решению не дал. От моего последнего работодателя — Натальи Чаплиной (руководитель ИР «Росбалт») я даже получил трогательный «лайк». Разумеется, я и сегодня считаю, что поступил правильно. Работать в режиме «априорной самокастрации» мне кажется недостойным.

«СП»: — В своем заявлении вы подчеркнули: «больше бороться — не за что». Скажите, пожалуйста, за что, по вашему мнению, сегодняшнему журналисту стоит бороться?

— Сегодня, если ты профессиональный журналист, то ты априори вписываешься в систему самоцензуры. Так что бороться тебе уже не за что. Не считая дурной бесконечности «малых дел» — всякого рода «малых правд», призванных заслонить собой одну большую «мохнатую медную ложь», которая всех нас накрыла.

«СП»: — После ухода из журналистики вы, в известной степени, над схваткой. Изменилось ли ваше восприятие журналисткой сферы? Если бы вдруг вас попросил, например, иностранец поведать о состоянии российской журналистики — что бы вы ему ответили?

— Я бы только повторил уже затёртую сентенцию профессора Преображенского: «Не читайте советских газет!».

«СП»: — Журналистику в ее высшем определении, вероятно, можно сравнить с дон-кихотством: находится некто, объявляющий войну ветряным мельницам. Одним из таких деятелей был, скажем, американец Хантер Томпсон. В современной России практически нет, что называется, глыб журналисткой отрасли. С чем Вы могли бы это связать?

— С цензурой, во-первых. С отсутствием политики, во-вторых — не будем забывать все же, что журналистика — всего лишь медиатор между политикой и обществом. В-третьих (а может, во-первых), с общемировым идеологическим кризисом: идеи ХХ века вышли на пенсию, а новых — нет. История продолжает развиваться, но никто не спешит её описать и, главное, спрогнозировать. Нет новых мобилизующих мифов. В итоге, например, на сепаратистов Каталонии и Шотландии сегодня смотрят, как на «зажравшихся фриков». А ведь именно они и есть «гости из будущего»… Когда журналистика теряет «связь с будущим», она умирает.

«СП»: — Возвращаясь к теме вашего ухода из журналистского сообщества… В числе главных причин такого решения, насколько можно понять, стало исчезновение свободы из данной сферы. А как вы понимаете свободу в прессе? В какой стране, на ваш взгляд, пресса наиболее свободна?

— Абсолютной свободы нет нигде. Даже в США — на мой взгляд, самой информационно либеральной стране в мире. Даже там журналисты зависят — от читателей и их стереотипов. Например, от того, что средний американец доверяет «демократически избранным» властям — президенту, армии, полиции. Для меня свобода журналиста — это возможность публиковать любую информацию и любое мнение. Я считаю, что даже призыв к насилию уголовно наказуем только тогда, когда он непосредственно связан с актом насилия. А абстрактный призыв может иметь место. В этом смысле я согласен с Екатериной Второй: «Китайские законы, например, присуждают, что, если кто почтения Государю не окажет, должен казнен быть смертию. Но [поскольку] они не определяют, что [такое] „неоказание почтения“, то всё может там дать повод к отнятию жизни, у кого захотят, и к истреблению поколения, чье погубить пожелают. Слова, совокупленные с действием, принимают на себя естество того действия. Таким образом, человек, пришедший, например, на место народного собрания увещевать подданных к возмущению, будет виновен в оскорблении Величества потому, что слова совокуплены с действием и заимствуют нечто от оного. В сем случае не за слова наказуют, но за произведенное действие, при котором слова были употреблены. Слова не вменяются никогда во преступление, [за исключением случаев, когда] оные приуготовляют, или соединяются, или последуют действию беззаконному. Все превращает и опровергает [тот], кто делает из слов преступление, смертной казни достойное: слова должно почитать за знак только преступления, смертной достойного казни. Итак, слова не составляют вещи, подлежащей преступлению».

«СП»: — Остались ли в России свободные СМИ? И какие СМИ предпочитаете читать вы? Возможно, есть журналисты, мнение которых для вас ценно?

— На мой взгляд, свободных СМИ в России нет. Есть те, кто пытается отрабатывать «фигуру оппозиционности» — «Новая газета», «Эхо Москвы». Есть те, кого власти уже «забанили» («ЕЖ», «Грани.Ру», «Каспаров.Ру» и др.) — но это уже, по сути, блоги, а не СМИ. В любом случае российские СМИ несвободны. Во-первых, они живут под дамокловым мечом репрессий, во-вторых, лишены доступа к общественно важной информации.

«СП»: — Сейчас особое внимание уделяется катастрофе начала ХХ века — Первой Мировой войне. Находится немало сходств той эпохи с нынешней. До такой степени, что кажется, будто сегодняшний день — калька с того. Как историк расскажите, пожалуйста, каково было состоянии прессы сто лет назад и насколько ее можно сопоставить с нынешней? Проведите, пожалуйста, если это возможно, параллель.

— Мне кажется, параллель очевидна. Во-первых, исчерпавший себя авторитарный режим. Во-вторых, попытка власти найти общий язык с общественностью на основе военно-патриотической истерики. В-третьих, вполне очевидные материальные издержки этой политики. В-четвертых, невозможность для власти предотвратить скорого конфликта с теми самыми обывателям, которые сегодня скандируют «Крымнаш!», а завтра — когда, наконец, почувствуют, что жить стало не легче и не веселее, а дороже и трудней, — с той же истовостью будут кричать: «Путинвор!»

«СП»: — Одно время Вы участвовали в маршах несогласных, состояли в партии «Яблоко». Как Вы понимаете должное участие журналиста в политике? И занимаетесь ли политической деятельностью сейчас?

— Нет, сейчас я ни журналистикой, ни политикой не занимаюсь. В демократической стране журналист не должен лезть в политику. Он должен информировать граждан. Но в авторитарной стране журналист обречен бороться за свободу слова. И я пытался это делать. Но когда понял, что все политики в России, включая «оппозиционных», — вписаны в авторитарную систему и прекрасно и сыто в ней существуют, — я перестал «играть в оппозиционность». Думаю, сегодня важнее — для меня лично — писать книги, чем бегать по улицам на благо продажным «оппозиционерам».

"СП": — Если бы у Вас был карт-бланш по оздоровлению или вовсе созданию отечественной журналистики (Журналистики — с большой буквы), какие перемены Вы бы постарались осуществить?

— Нужна свобода. Только и всего. И начинать надо с политической реформы, а не с журналистики. Сперва должна быть упразднена цензура, затем вертикаль власти и засилье спецслужб. Создана парламентарная модель правления. И тогда никаких проблем с журналистикой не будет, уверяю вас!

Фото: Коммерсантъ/Александр Петросян.