Скульптуры из вещества времени

Цок. Цок. Цок. Уходят в небытие невесомые и часто неотличимые одна от другой секунды. Цок. Ты родился. Цок. Одноклассник бросает снежок — и у тебя с головы слетает мокрая вязаная шапка. Цок. Сжимаешь нагретый ладонями автомат, принимая присягу. Цок. Цок. Неужели пролетело полвека? Цок. Ты последний из своего поколения. Цок. Все сначала… Для чего живет истинный поэт? Чтобы достичь сногсшибательной славы? Замахнуться на мировые вопросы? А может быть, его задача — дать тем, кто родится завтра, новый язык, новое мышление, новые цели? Кто знает… Ты стоишь на переднем крае борьбы между порядком и хаосом, и каждый удачный шажок вперед, каждое верное движение, каждый сильный текст помогают чуточку сохраниться миру, неумолимо уходящему в прошлое. Маленькая победа над энтропией, маленькое продвижение фронта. И конечно, в армии порядка категорически мало солдат. Еще меньше тех, кто действительно понимает важность задачи, меру ответственности. Тех, кто не боится всю жизнь принести в жертву своей борьбе… Впрочем, довольно лирических вступлений. Сегодня на повестке дня — поэзия. Перед нами — томик избранных стихотворений Максима Замшева «От Патриарших до Арбата».

Здесь мы наблюдаем редкое для современных книг — даже поэтических — явление. Сборник обладает некоторой внелогической герметичностью, цельностью. При чтении возникает странный эффект: окунаясь в каждое следующее стихотворение, чувствуешь, что уже прочитанные подготовили тебя к этому. Составительская удача? Была бы, если бы так обстояли дела только при линейном прочтении от начала к концу. Но пробуешь читать «вразброс» — и ощущение сохраняется. Видимо, так происходит из-за того, что Замшев умудрился создать совершенно обособленное, ярко-индивидуальное творческое пространство. Как? Приведем несколько цитат, помогающих разобраться в этом. «Глотает сгорбленный Сальери // Густое пиво у ларька» — и в сознании рисуется совершенно современная, московская — но, однако же, совершенно вневременная история. «Зимой не уезжайте далеко, // Быть может, будет некуда вернуться…» — и под ногами разверзается пропасть, у каждого своя, но с безжалостной точностью обозначенная автором. Почему будет некуда вернуться? Из чего это следует? Из той самой интуиции, которая подсказывает, например, вот такие строки:

Лестница пахнет летом.

Крыльев просят ключицы.

Всего по семнадцать лет нам,

И что-то должно случиться.

Рождается замшевская интуиция из простых, совершенно простых вещей. Не камлание, не танец с бубном — а свежий взгляд на, казалось бы, сотни раз виденное: «И уходят вещи из убранной наспех комнаты, // И не знают, бедные, куда им идти, куда». Вещи. У Замшева они ведь — не просто предметы, скорее — некие части живого поэтического мира. Автор признается: «Вещи начнут говорить, // Я их начну понимать» — и читатель осознает, что ведь и правда так, потихоньку принимает взаимосвязанные и взаимоосознанные отношения субъекта и объекта. Порой градус поэтического проникновения в суть доходит до почти абсурдного абсолюта: «С ветки срывается яблоко белое, // Падает в землю насквозь». Но, при этом, «нет ничего невозможного, // Только возможное есть». Как так. Легко! Ведь, если вдуматься, по сути, есть все. И здесь — важная точка, тонкое осознание Замшевым бессмертия индивидуума как своеобразного растворения в неразрывно связанных прошлом, настоящем и будущем. Здесь и рай: «За моими плечами невидимый райский пейзаж, // Сколько я ни живу, он всегда за моими плечами», и ад: «Зрители исчезли кто куда. // Ничего в бокалах, кроме льда. Волк не знает, для чего овца. // Всех томит отсутствие конца. // Суетятся лисы. Воют волки. // Зал пустой. Билетов лишних нет». И постоянно преследует ощущение, что автор, точнее всего будет сказать, прицельно-метафизически наследует большим философам нашей поэзии. То промелькнет тенью Заболоцкий, то осой прошелестит Георгий Иванов. И от этого — еще больше подключаешься к современным, пульсирующим перед глазами текстам самого Замшева.

С каких стихов ни начни знакомство с книгой — непременно провалишься в авторское пространство, начнешь думать по-замшевски — и, конечно, будешь готов к масштабу вопросов, поставленных в книге. А поставлены они, надо сказать, зачастую с такой надрывающей пронзительностью, что просто страшно становится. Пронзительность. Да, правильное слово. Вдумайтесь: «С каждым годом так хочется жить, // Только жить остается все меньше». А уже: «В почтовом ящике повестка // Без адреса и без числа». И с абсолютной ясностью понимаешь, что да, пройдет все, пройдет, — а безразличная вселенная продолжит свое бескомпромиссное движение:

И никто не пожалеет

Всех попавших в переплет.

Пыль взлетает, ветер веет,

Поезд едет, дым идет.

Но есть в этих стихах и какая-то безотчетная, иррациональная, почти безумная — и от этого такая святая, заставляющая верить, — надежда. Даже и в столкновении с вечным:

Что с равниной холодною станется?

Кто отведает звездной ухи?

Все исчезнет. Останутся аисты

И отпустят нам наши грехи.

А за что, собственно, отпустят-то? За то, что по своему пути шел до конца. «Если нет уже сил бороться, // Значит, это не та борьба». У Замшева есть поэтические силы, и борьба его — как раз-таки самая что ни на есть — та. А доказательство тому — сильное чувство, подлинная любовь, которой порой прямо-таки переполнены стихи: «И я говорю только // Потому, что ты меня слышишь». Дантовское, истинно дантовское чувсвтво. Тем более что «Не ощутить твоей руки — // Она прозрачна».

Есть в стихах Замшева и глубоко философские, проникающие в самую суть бытия, моменты. И любовь, в которую веришь и которой даже немного завидуешь. Но есть и кое-что еще. Истинная, за душу берущая гражданственность местами заставляет прямо-таки вздрогнуть. А как иначе, если настоящий мастер берется высказать то, что он чувствует по отношению к своей стране? И возникают огненные строки, сравнимые по масштабу… Да зачем уж сравнивать — судите сами: «Пусть лучше б не было меня, // А Родина моя осталась»; «Пока есть время, думай о России, // Пиши о ней, рифмуй ее, молись»; «Я последний свободный русский, // Остальные ушли в стекло» Сильно. Актуально. Больно. А как иначе? Никак. Книга «От Патриарших до Арбата» заставляет задуматься о многом. Особенно, если попадает в руки человеку в принципе — думающему. И хочется, чтобы она нашла как можно больше читателей. И оставила в их душах правильный след. Может быть, таким следом станет, например, вот такое четверостишие:

Нас не спасет купечество,

Да что нам толку в нем?

А мы спасем Отечество?

Спасем, спасем, спасем.

Максим Замшев. От Патриарших до Арбата. Избранные стихотворения. — М.:ИПО «У Никитских ворот», 2014. — 256 с.