«Я сам себе черный человек»

Я специально не стал сочинять вступление к этой беседе с Елизаровым. Выдержка из моего интервью двухлетней давности лучше всего проиллюстрирует, что значит для меня этот писатель: «И вот — кажется, это было в 2001 — в Москве в переходе с радиальной на кольцевую линию станции „Проспект Мира“ я зашел в книжный бутик, где мое внимание привлекла книга неизвестного тогда еще писателя Михаила Елизарова „Ногти“. Я купил ее только из-за обложки, где была изображена страшная кукла с каким-то разорванным животом. Я реально почувствовал некий темный мистицизм, исходящий от этой книги. Прочитал, прилип к стенке от восторга, и уже через полгода накатал свою первую, до ужаса корявую и вторичную повесть под названием „Праздник всеобщей любви“ (сейчас я даже заглядывать в нее боюсь). А дальше пошло: рассказы, заметки, небольшие повести… пошло-поехало»

«СП»: — Михаил, сегодня жизнь сместилась в соцсети. Почему у тебя нет личных аккаунтов?

— Есть сообщества «Вконтакте», «Фейсбуке» и «ЖЖ». Если появляется что-то новое — песня, текст, — это выкладывается в сети. Считаю, что это самая адекватная форма взаимодействия автора с читателями или слушателями. Я показываю работу.

«СП»: — Известно, что ты далек от либеральных взглядов, а Россию видишь страной самостоятельной. Ты готов пострадать за свои идеи? Если не сложится и не станем мы «чудо-островом»? Придут, скажут — «Елизаров — чего ты там проповедовал? Вперед на эшафот!» Я утрирую, конечно, не дай Бог, но тем не менее?

— Если система предлагает эшафот, совершенно необязательно на него идти. Нормальный человек ещё до того, как его прищучат, сваливает в леса и партизанит. Я поступлю так. Не отказываясь от взглядов и идей.

«СП»: — Не пугает, что в лесах придется оказаться от благ цивилизации?

— Лес полон благ. Там даже wi-fi водится.

«СП»: — Ты веришь в оружие? Ты его коллекционируешь, это известно. Но есть ли у тебя вера в него, как вера, к примеру, в замок? Мы считаем, что если закрыли дверь на замок — можно спать спокойно. Так вот — с оружием в руках можно жить спокойно?

— Оружие, как и деньги, способно создать иллюзию спокойствия. Но эффективно оно только в союзе с очень определенным типом личности. Наличие парашюта не делает человека парашютистом. Для большинства владельцев оружия — это просто психологическое плацебо.

«СП»: — Основная отличительная черта твоей прозы, на мой взгляд — «бытовой платонизм». За обычными вещами и явлениями — книги ли это забытых советских авторов, как в «Библиотекаре», лубочные сектанты, как «Pasternak'е», ногти, как в «Ногтях» — всегда просвечивает иная реальность, мистическая бездна. Это спонтанно получается? Или ты правоверный нео-платоник?

— Не согласен. Сердцевина моих текстов — необязательный бытовой гностицизм. К платонизму это не имеет отношения.

«СП»: — Пусть так. Ты достигаешь этого осознанно? Или выходит, как выходит?

— Делаю, что получается. Специально не ищу тему.

«СП»: — Лет пять назад ты всячески открещивался от литературной среды. Ты не хотел быть приписанным ни к неореалистам, ни к постмодернистам. Ты просто категорически не принимаешь любые формы коллективных игрищ или тебя коробит только от писательской тусовки?

— Я просто не поддержал идею сертификации. В ней я не увидел ни смысла, ни пользы. От того, что меня куда-то приписывали, у меня не становилось больше денег или читателей.

«СП»: — А чего тебе больше хочется, читателей или денег? Это не всегда связано, ведь тексты можно найти в сети.

— Речь идет о символической прибыли. Когда приходит срок, она сама конвертируется в то, что нужно, что насущно.

«СП»: — В книге «Бурратини. Фашизм прошел» есть короткое обращение к масонской тематике. Для чего ты это сделал и планируешь ли развивать эту тему? Объясню, почему задаю сей вопрос: каждое твое произведение буквально пронизано мистикой, даже если ты пишешь просто о том, как вы с писателем Козловым в Германии случайно встретились.

— Просто показалось забавным, что можно так интерпретировать «Трех поросят». Это скорее доказывает, что масонский заговор можно при желании обнаружить и в табуретке.

«СП»: — Как тебе, кстати, произведения Владимира Козлова? Вас часто сравнивают.

— Это писатель с чёткой оптикой. Если Владимир что-то показывает — его картинка всегда в фокусе и с высоким уровнем контраста.

«СП»: — Черный человек уже являлся тебе в том или ином виде? Или пусть это останется мемуаристам Есенина и Моцарта, а ты за свой талант по-другому будешь расплачиваться?

— Я сам себе черный человек.

«СП»: — Хорошо, но мистицизм нашей беседы этим не исчерпывается. Михаил, в интервью Кириллу Решетникову ты сказал следующее: «Украина — это магическая, колдовская земля». Давай продолжим в духе «Властелина колец». Кто сейчас на Украине Гендальф, кто Горлум, кто Фродо, кто Орки? И главное — кто и когда победит. Вернее даже не так: когда нормальные мирные жители заживут нормальной мирной жизнью и что для этого надо?

— Думаю, колдовства не осталось, одна нищета и дурость. Мира и покоя там больше не будет. Украинцы навсегда проиграли себя и свою землю. Как геополитический субъект она просуществует ровно до того момента, пока не обвалится Российская Федерация — а потом всё.

«СП»: — Ты общаешься с кем-то из родни, с друзьями из своих родных городов — Харькова и Ивано-Франковска? Что говорят они? Те, кто там, кто в гуще серо-алого тумана истории…

— Да ничего такого необычного не говорят. «Капец», говорят.

«СП»: — Твой внешний вид весьма способствует вот чему: ты вполне мог бы стать фронтменом команды типа «Carcass» или «Death». Нет мыслей сколотить агрессивную trash-dead-metal банду?

— Я не умею играть такую музыку, да и голоса бы не хватило. Пение гроулингом удается не каждому.

«СП»: — Как случилось, что ты начал сочинять свои песни?

— В юности мне хотелось быть не писателем, а рок-музыкантом. Но в тот период петь было не о чем. Поэтому нынешний песенный этап, это закрытие юношеского гештальта.

«СП»: — Одно время ты работал вместе с группой «НОМ». Как вы познакомились? Как ты отнесся к уходу из команды харизматичнейшего Ивана Туриста?

— «НОМ» — мои друзья. Познакомились мы на съемках их фильма «Звездный ворс», стали общаться и подружились. Думается, уход Туриста на группу никак не повлияет, Турист нашел себя как театральный актер, а генератор номовских идей — Андрей Кагадеев. Он-то от себя никуда не уйдет.

«СП»: — Чем сейчас вдохновляешься именно как слушатель?

— Ничего конкретного я не слушаю. Медиа-пространство так устроено, что треки сами нас находят. Если что-то нравится — сохраняю. Но у этого нет какой-то привязки к конкретному автору, стилю.

«СП»: — Есть мнение, что ты отходишь от литературы. И именно потому, что это-де муторно и трудно, а выхлопа никакого почти. А чего ты хочешь? Славы, поклонниц у подъезда? Денег больших? Расскажи — правда это или нет. Намереваешься ли писать дальше или действительно пришел к выводу, что хватит?

— Если и отхожу, то от взятого темпа. Приехав в Москву в 2007, я делал по книге в год и сбил дыхалку. Теперь просто наживаю новый материал. Книга будет, просто не знаю когда.

«СП»: — Много ли ты читаешь?

— Я не считаю, что нужно запоем читать новинки, отслеживать все, что выходит. Есть время, желание — ради Бога. Я читаю случайные книги, которые оказываются под рукой.

«СП»: — И какие книги оказывались у тебя под рукой в уходящем году?

Советская литература — Шолохов, Симонов, Федин, Воробьев. «Обитель» Захара Прилепина, «Теллурия» Сорокина, «Цуккербрины» Пелевина, «93» Шаргунова.

Список книг из «Нацбеста» — я был в жюри, но там многое не дочитал — пролистал.

«СП»: — Однажды я прочитал в одном твоем интервью, где тебя допрашивали на предмет сдирал или не сдирал ты «дискурс» с Сорокина, вот что: буквально ты сказал, что прочитал «Голубое сало» после того, как вышла твоя первая книга «Ногти». Расскажи тогда, как ты относишься к сравнениям тебя с Сорокиным?

— Первая моя книга сочинялась в период 1991 — 99. Тексты Владимира Георгиевича я прочёл сразу же после знакомства с издательством «Ад Маргинем». Это был роман «Голубое сало» — мне его подарили в издательстве. Не знаю, что такое — «содрать дискурс». Возможно, так поступают те, кто понимает, что за этим стоит. В свое время появился критический пассаж о «сходстве», который потом стал кочевать из текста в текст. Надеюсь, Владимир Георгиевич относится ко мне тепло. Я всегда тронут, когда встречаю в его книгах персональные «приветы» для меня.

«СП»: — Об издании твоей первой книги «Ногти» в «Ад Маргинем» я слышал два противоречивых мнения: в России распространено мнение, что ты, бедный студент из Харькова, приехал в Москву, пошел по издательствам предлагать свою книгу, ее не взяли в каком-то крупном издательстве, но добрая женщина из него — то ли помощник редактора, то ли корректор — буквально выбежала за тобой во след после отказа главреда и направила тебя прямиком к Иванову и Котомину, а те приняли юное дарование с распростертыми объятиями. Украинская версия до крайности проста: Елизарова спонсировали немцы, за Елизаровым стоят серьезные люди, большие деньги, поэтому так все у него гладко пошло. Михаил, давай положим конец этим кривотолкам. Расскажи правду.

—  У меня был разговор в издательстве Захарова, того, что издавал акунинского Фандорина. Захарову через каких-то харьковских знакомых передали мои тексты для ознакомления. Он сказал, что ему конкретно эти тексты не нравятся, потому что они про уродов, и предложил написать детектив, сказал, что его он опубликует. На этом наша встреча закончилась. На выходе меня остановила редактор издательства — Галина Трунова. Она сказала, что есть товарищи, которым понравится, что я пишу.

Я подъехал в «Ад Маргинем», оставил рукопись, вернулся в Харьков. Через пару дней мне перезвонили из Москвы, и сказали, что будут издавать книгу. В Германии же у меня выходила только одна книга, повесть «Ногти» — стараниями Галины Дурстхофф. Галина — легендарный литературный агент, многие писатели — Сорокин, Мамлеев, Прилепин, Садулаев, — а список на самом деле огромный, — обязаны ей переводами своих текстов.

«СП»: — Вот теперь все ясно. Тогда последний, самый новогодний вопрос нашего интервью. Используешь ли ты в жизни какие-либо допинги? Экспериментируешь ли с глубинами подсознания? Это не обязательно наркотики или алкоголь. В Москве сейчас очень популярен флоатинг, к примеру. Это новомодное название камеры сенсорной депривации Джона Лили. Если обобщить — как ты разгружаешься, как освобождаешься от неизбежной ментальной каши, что копится внутри?

— Я веду достаточно аскетичный образ жизни. Не могу сказать, что как-то перегружен работой, что устаю, поэтому у меня и нет потребности в каком-то особом отдыхе. Единственный мой допинг — это то недолгое, но счастливое ощущение «удавшейся работы». Другие вещества меня не интересуют.