У фильмов, как и у людей, разные судьбы. Создатели ленты не знают, что получится из их замысла, улыбнется им фортуна или равнодушно отвернется. Хотя каждый верит в свою звезду…
Для режиссера Владимира Мотыля она, действительно, вспыхнула. Сняв фильм «Белое солнце пустыни», ставший триумфальным, он вскоре создал другую блестящую картину — «Звезда пленительного счастья».
Влюбился и отказался
Сначала, как водится, появилась идея. Руководители Экспериментальной творческой киностудии Григорий Чухрай и Владимир Познер, к слову, отец известного российского телеведущего, вознамерились создать фильм в стиле «истерн», то есть, восточный, по аналогии с западным «вестерном». Наверняка их терзала ревность — недавно по советским экранам — с шелестом знамен, звоном сабель, грохотом канонады, топотом копыт — промчались «Неуловимые мстители», срежессированные Эдмондом Кеосаяном.
Написать сценарий «истерна» предложили написать Кончаловскому. В конце шестидесятых Андрей Сергеевич еще не был мэтром, он лишь начинал свой творческий путь — и не только как режиссер, но и в качестве сценариста.
Кончаловский привлек в соавторы своего приятеля Фридриха Горенштейна, и спустя несколько недель дуэт представил результат совместного творчества.
— Мы начали писать вместе, а потом я слинял с середины картины, — рассказал спустя много лет Андрей Сергеевич. — Чухрай попросил меня сделать коммерческую картину. Я решил сделать, назвал «Басмачи». Сценарий не получился: длинно. Ежов с Ибрагимбековым стали переделывать.
Кончаловский рассказал и о том, почему он «слинял». Как часто бывает, планы мужчины разрушила женщина…
— Просто так случилось, что я влюбился, — признался режиссер. — Влюбился во французскую актрису Машу Мериль. И вместо того, чтобы ехать с ними писать сценарий, я вернулся в Москву на фестиваль. И моя личная жизнь увела меня в другие творческие планы…
Жалеет ли Андрей Сергеевич о том, что не стал одним из создателей ленты, ставшей одной из самых известных в истории советского кино? Кончаловский утверждает, что нет. И приводит веские аргументы:
— Во-первых, я никогда бы не снял народную комедию. Я просто не умею этого делать: у меня с юмором сложно. К тому же нужно было иметь абсолютно другой взгляд — который был у Мотыля.
Золотая жила
Итак, за дело взялись Валентин Ежов и Рустам Ибрагимбеков. Но — не сразу. Если второй — по сути, дебютант — согласился, то первый — человек опытный — сопротивлялся. Во-первых, у Ежова было много работы, во-вторых, он сомневался, можно ли привить нравы американского Дикого Запада на нашу почву. К тому же оба сценариста имели слабое представление о жизни Востока.
Но это было делом поправимым. Отыскали старика — участника Гражданской войны в Средней Азии. Беседа растеклась на долгие часы, но ничего интересного бывший красный боец сценаристам не поведал. Но уже в самом конце разговора Ежов и Ибрагимбеков набрели на настоящую золотую жилу…
Под впечатлением рассказа старика, они написали новый сценарий под названием «Спасите гарем» — о том, как степные ханы часто бросали в боях свой гарем. И как трудно было управляться в пустыне с женщинами в паранджах.
Тема была необычная, новая для советского кино, но начальство не возражало. Сначала картину предложили снимать Кончаловскому, но тот отказался. Почему, читателю уже известно — он влюбился. Но главное — Андрею Сергеевичу предложили экранизировать роман Ивана Тургенева «Дворянское гнездо». С этой задачей режиссер прекрасно справился — поставленный им фильм стал стартом его успешной карьеры в кино.
Не приняли предложение и другие режиссеры — Юрий Чулюкин, получивший известность после «Неподдающихся» и «Девчат», и Витаутас Жалакявичюс, снявший «Никто не хотел умирать». Отказался от работы над боевиком и Андрей Тарковский, который только что завершил «Андрея Рублева».
Вещий сон
Поначалу не вдохновился темой и Мотыль. Тогда Чухрай, уставший от бесплодных поисков режиссера, бросил ему короткую, но многозначительную фразу: «Ну, смотри, другого шанса у тебя не будет».
Дело в том, что до этого режиссер снял, как принято выражаться, «идеологически невыдержанный» фильм о войне — «Женя, Женечка и „Катюша“». И потому был на плохом счету. А Чухрай дал Мотылю возможность реабилитироваться…
В конце концов, Владимир Яковлевич принял предложение, но с условием, что ему разрешат внести коррективы в сценарий. «Однажды на рассвете, на грани пробуждения, я увидел во сне будущую Катерину Матвеевну: в воде стояла красивая дородная баба с коромыслом — и я понял, что вот же она, любовь Сухова! — вспоминал режиссер. — Когда в моем воображении появилась Катерина Матвеевна, Сухов перестал быть плакатным солдатом революции, насаждающим новую власть. И объяснение его поведению появилось. А то что же: солдат, мужчина, постоянно находится при гареме, его представительницы вешаются ему на шею, а он на них ноль внимания! В чем причина такой аномалии? А тут он мечтает о своей зазнобушке, мысленно разговаривает с ней…»
В то время Мотыль дружил с бывшим артистом, режиссером московского Театра Сатиры Марком Захаровым. Он сочинил лирические письма Сухова Катерине Матвеевне, благодаря которым фильм заиграл новыми красками. Но это зрители увидели еще не скоро.
Сухов, Петруха, Абдулла…
На главную роль был утвержден Анатолий Кузнецов. Правда, не сразу — сначала сыграть красноармейца Сухова должен был более известный актер — Георгий Юматов. Но… Накануне съемок погиб его друг — режиссер Никита Курихин. После похорон были поминки, и там случилась драка, в которой активное участие принял Юматов. «На память» о ней у актера остались синяки и ссадины. А лето заканчивалось, уходила натура. И тогда Мотыль предложил кандидатуру Кузнецова…
Выбор актеров на «Белое солнце пустыни» — это вообще сюжет для небольшого рассказа. На роль Саида пробовался Игорь Ледогоров, но путь ему «перешел» Спартак Мишулин. Образ Петрухи доверили Николаю Годовикову, который работал… слесарем на заводе. Забавно, что в заочном поединке он победил профессионалов — Юрия Чернова и Савелия Крамарова. Ну а Настасью — жену Верещагина сыграла Раиса Куркина, бывшая жена Мотыля. Образ замечательный! Чего стоит одна только сцена, когда женщина, увидев взрыв на шхуне с Верещагиным, заходится в страшном, нечеловеческом вопле…
В роли самого Верещагина должен был сняться Ефим Копелян, но более подходящим сочли другого артиста ленинградского Большого драматического театра — Павла Луспекаева. На съемки он приехал тяжело больной, с ампутированными ступнями, а потому ходил с трудом, опираясь на трость.
По сценарию роль таможенника была эпизодической, но постепенно она разрослась до одной из главных — настолько Павел Борисович играл ярко и достоверно. По сути, Луспекаев создал образ былинного русского богатыря…
Артист, режиссер и писатель Евгений Вестник рассказывал, как встретился с Луспекаевым в Ленинграде. Когда присели на скамеечку около Гостиного двора, Павел Борисович спросил: «Трость моя нравится? Я с ней много километров по пустыне прошел, когда в „Белом солнце“ снимался. Теперь это мой талисман. Чувствую, если потеряю, ей-богу, не смейся, умру!»
Подошла компания молодых людей. Попросили прикурить. Шумно подошли и шумно ушли. Собрались идти и Луспекаев с Весником. «А где трость?» — спросил побледневший Луспекаев. Ее не было. Когда ехали в такси, он тихо плакал. Вскоре Луспекаева не стало…
Актера на роль Абдуллы Мотыль выбирал дольше всех. И наконец… «Выехали в дюны под Ленинградом, подвели к Кавсадзе горячего черного скакуна, — вспоминал режиссер. — Смотрю, Кахи лихо вскочил на него, дал шенкеля — и конь рванул, помчал актера по широкой дуге, Подскакав к камере, Кавсадзе натянул поводья, выпрыгнул из седла и проговорил свой текст. Это был так выразительно, что я обнял его: «Будешь сниматься!» А он вдруг бледнеет, оседает на песок. «Что, что с тобой?» Кахи, тяжело дыша, с сильным акцентом (его в фильме дублировали): «Владимир Яковлевич, сэйчас все пройдет. Просто я пэрвый раз в жизни на коня сел».
На роль Катерины Матвеевны Мотыль просмотрел десятки профессиональных актрис и крестьянок, но русская красавица из сна на пробах так и не появилась. Режиссер встретил ее в коридорах «Останкино». Это была Галина Лучай, которая работала редактором на телевидении…
Перед заходом «Солнца»
Съемки фильма, которые начались осенью 1968 года, были не просто трудными, а изнурительными. Стоял страшная жара, работа шла в раскаленных песках Аральского моря. Люди падали в обмороки, лошади отказывались выполнять задания режиссера. Тем более, никто не был уверен в успехе…
А вышло вот что. Чухрай, просмотрев отснятый материал, остался недоволен. К тому же были перерасходованы средства, выделенные на съемки. Еще один сигнал тревоги исходил от принимающей фильм комиссии, которая отметила слишком пессимистический финал. Все это означало, что фильм «Белое солнце пустыни» находится в коме. И почти не было надежд, что картину удастся реанимировать. И все же…
Мотыль, всеми силами стремясь не допустить захода «Солнца», соглашается на многочисленные поправки. Они были сделаны уже во второй экспедиции, которая проходила на восточном берегу Каспийского моря, в районе туркменского города Байрам-Али. Наконец, в сентябре 1969 года, съемки завершились.
Но поправки продолжались, и казалось, им не будет конца. Однако и измененный вариант фильма не пришелся по вкусу директору «Мосфильма» — кстати, снимать «Белое солнце пустыни» начинали в Ленинграде — Владимиру Сурину, который не подписал акт о приемке. Это означало, что ленту ждет неопределенное будущее. В лучшем случае картину могли положить на полку, а в худшем — труд многих людей ждало уничтожение…
Режиссеру помог Господь
Спас фильм, сам того не зная, большой любитель кино, Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев. Однажды он попросил привезти на дачу «что-то новенькое». И ему отправили фильм Владимира Мотыля.
К сожалению, история умалчивает, кто сделал такой «правильный» выбор. Не известно также, случайно это было сделано или намеренно. В истории остался лишь факт — «Белое солнце пустыни» привело Леонида Ильича в совершенный восторг. Это означало, что путь фильму на широкий простор был открыт! Во всяком случае, так гласит легенда.
Картина пользовалась бешеной популярностью не только в год выхода на экран, но и спустя 45 лет. И цитаты из фильма по-прежнему «ходят» в народе.
Так что же или кто же все-таки спас «Белое солнце пустыни»? Обстоятельства? Брежнев? Что-то другое?
«Чем больше я думаю о причинах этого непредсказуемого успеха одной из девяти сделанных мною картин, тем больше мне представляется, что я как бы исполнитель чьей-то воли. Мне, так сказать, нерукотворно помогал Господь».
Эти слова принадлежат Владимиру Яковлевичу Мотылю.
Фото: кадр из фильм «Белое солнце пустыни"/ РИА Новости