Война и Победа

Большая война всегда приводит к большой литературе. И уже война не стирается из памяти благодаря запоминающимся стихам и романам. Меняется эпоха, уходят последние ее участники, но именно благодаря литературе война и Победа навсегда остаются в памяти народной.

Сейчас, в канун семидесятилетия Великой Победы над фашизмом, самыми достоверными ее доказательствами для новых поколений часто служат не документы, а огненные строки фронтовой поэзии. Юлия Друнина свою правду о войне выразила так:

Я только раз видала рукопашный.

Раз — наяву. И тысячу — во сне.

Кто говорит, что на войне не страшно,

Тот ничего не знает о войне.

И эти строчки сразу дают образ героини, которой и страшно, и невыносимо тяжело, но она остается в бою и даже участвует в рукопашной. Так и рождается Победа. И никак иначе. Может быть, Великая Отечественная война не родила единого великого гения русской поэзии, но собранные вместе лучшие фронтовые стихи становятся гениальным русским эпосом, дают понимание не только тех или иных сражений, а самого характера русского человека, объясняют вернее любого академического труда историков истоки и смысл нашей Победы.

Вспомним хрестоматийные строчки из Константина Симонова:

Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди,

Жди, когда наводят грусть

Жёлтые дожди,

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера.

…

Жди меня, и я вернусь

Всем смертям назло.

Кто не ждал меня, тот пусть

Скажет: «Повезло».

Не понять не ждавшим, им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой, —

Просто ты умела ждать,

Как никто другой.

Пусть это стихотворение было посвящено единственной любимой жене поэта, актрисе В. Серовой, но его читали, как заклинание, миллионы других жен и невест, миллионы других солдат и офицеров. Оно объединяло народ больше любых приказов и постановлений. Интимное уникальное чувство становится связующим для всех. Воевавших на фронте и ждущих в тылу. Чем более личным кажется стихотворение, тем более близким оно становится для всех. Не случайно это столь лиричное стихотворение было опубликовано в дни войны в газете «Правда». У того же Константина Симонова в другом его фронтовом стихотворении тоже начинается все с конкретного адресного посвящения своему другу, такому же фронтовому корреспонденту Алексею Суркову:

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,

Как шли бесконечные, злые дожди,

Как кринки несли нам усталые женщины,

Прижав, как детей, от дождя их к груди,

Как слезы они вытирали украдкою,

Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси!-

И снова себя называли солдатками,

Как встарь повелось на великой Руси.

…

Нас пули с тобою пока еще милуют.

Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,

Я все-таки горд был за самую милую,

За горькую землю, где я родился,

За то, что на ней умереть мне завещано,

Что русская мать нас на свет родила,

Что, в бой провожая нас, русская женщина

По-русски три раза меня обняла.

Меня поражает, как легко и просто отнюдь не прирожденные почвенники и русопяты, а интеллигентные литературные эстеты, от Ильи Эренбурга и Василия Гроссмана до Константина Симонова и Ольги Берггольц становятся проводниками русского национального сознания, соприкасаются к глубинному русскому духу. Как просто и искренне они писали: «Мы — русский народ», «Русские люди»… Вот отсюда и вырос впоследствии знаменитый сталинский тост «За русский народ!», этот совсем не официальный жест вождя, как не является официозной и вся фронтовая поэзия, это было осознание истинности русского пути побед и поражений.

Но неужели для того, чтобы необходимость русского национального сознания поняли сегодняшние наши либералы и западники, надо вновь врагу дойти до Москвы и Сталинграда? И вновь приходит познание вечности великой Руси.

Что уж говорить о природных русских поэтах, рожденных землей. Мировой образ русского солдата так и возник из-под пера Александра Твардовского. Своей поэмой «Василий Теркин» он сразу же вошел в сокровищницу мировой поэзии. На что уж антисоветски был настроен Иван Бунин, но прочитав «Василия Теркина», не стал скрывать свое восхищение. Потому и стала наша военная поэзия высочайшим литературным достижением, что она объединила национальные, и эстетические, и гражданские, державные чувства художников слова, в русский творческий мир вошли украинцы и белорусы, татары и евреи, белогвардейцы и комиссары.

Наша фронтовая поэзия была востребована всеми. Английский журналист Александр Верт, который почти всю войну провел в Советском Союзе, в книге «Россия в войне 1941 -1945 гг.» признался, что: «Россия также, пожалуй, единственная страна, где стихи читают миллионы людей, и таких поэтов, как Симонов и Сурков, читал во время войны буквально каждый». И сам Иосиф Сталин, и все руководство страны понимали, что прилизанная официозная литература до сердец людей не дойдет, для сопротивления народного нужна была и горькая народная правда. Вспомним все того же Александра Твардовского, уже не его знаменитую поэму, а горькие, трагические стихи:

Я убит подо Ржевом,

В безымянном болоте,

В пятой роте,

На левом,

При жестоком налете.

Я не слышал разрыва

И не видел той вспышки, —

Точно в пропасть с обрыва —

И ни дна, ни покрышки.

Поэт становился причастен к гибели всех бойцов, и свое чувство соучастия передал в пронзительных строках:

Я знаю, никакой моей вины

В том, что другие не пришли с войны,

В том, что они — кто старше, кто моложе —

Остались там, и не о том же речь,

Что я их мог, но не сумел сберечь, —

Речь не о том, но все же, все же, все же…

Думаю, потому и победили, что у большинства и офицеров, и солдат были точно такие же ощущения ответственности за все происходящее. И фронтовая поэзия прекрасно это продемонстрировала. Целое поколение уже не журналистов, как Константин Симонов и Алексей Сурков, Александр Твардовский и Илья Эренбург, а солдат и офицеров, пришедших в литературу, создали лучшую советскую классику.

Сергей Наровчатов, Михаил Луконин, Михаил Львов, Александр Межиров, Юлия Друнина, Сергей Орлов, Борис Слуцкий, Сергей Викулов, Давид Самойлов, Муса Джалиль, Петрусь Бровка, Евгений Винокуров, Константин Вашенкин, Григорий Поженян, Булат Окуджава, Николай Панченко. …

Я давно считаю, что в целом поэты создали единую художественную летопись самой жестокой войны, и самую правдивую. Наши нынешние опровергатели так и не смогли добавить хоть какое-то иное истолкование событий войны, продемонстрировать тайную неподцензурную летопись иной войны? Вот читайте стихи фронтовика-танкиста с обожженным лицом Сергея Орлова:

Его зарыли в шар земной,

А был он лишь солдат,

Всего, друзья, солдат простой,

Без званий и наград.

Давным-давно окончен бой…

Руками всех друзей

Положен парень в шар земной,

Как будто в мавзолей…

Мощный художественный образ, но где здесь идеализация или лакировка? И куда смотрела цензура, когда допускала в печати стихотворение Семена Гудзенко «Перед атакой»?

Когда на смерть идут — поют,

а перед этим

можно плакать.

Ведь самый страшный час в бою —

час ожидания атаки.

…

Но мы уже

не в силах ждать.

И нас ведет через траншеи

окоченевшая вражда,

штыком дырявящая шеи.

Бой был короткий.

А потом

глушили водку ледяную,

и выковыривал ножом

из-под ногтей

я кровь чужую.

Так выстраивалась наша военная «Илиада», так писались наши фронтовые саги о Нибелунгах. Глава за главой, как единое целое. Казалось бы, Давид Самойлов, поэт из другого стана, другой культуры, но война объединяет и чувства, и сопереживания, вы читаете как единое целое его «Сороковые, роковые»:

Сороковые, роковые,

Военные и фронтовые,

Где извещенья похоронные

И перестуки эшелонные.

А это я на полустанке

В своей замурзанной ушанке,

Где звездочка не уставная,

А вырезанная из банки.

…

Сороковые, роковые,

Свинцовые, пороховые…

Война гуляет по России,

А мы такие молодые!

У всех поэтов соединилось воедино война и юность, бои и мечты, страх и надежда…

Каким-то плавным продолжением орловского «Его зарыли в шар земной» становится стихотворение Бориса Слуцкого, до конца жизни своей хранившего память о войне, как о чем-то главном в своей жизни:

Сейчас все это странно,

Звучит все это глупо.

В пяти соседних странах

Зарыты наши трупы.

И мрамор лейтенантов —

Фанерный монумент —

Венчанье тех талантов,

Развязка тех легенд.

Какое-то странное соединение братства и безжалостности, лиричности и драматизма. Вроде бы и нарушение общепризнанных законов морали, но иначе не победить, иначе и не выжить никому. Как писал тот же Семен Гудзенко в стихотворении «Мое поколение»:

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.

Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.

На живых порыжели от крови и глины шинели,

на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.

В мирной жизни такого не бывало, но на войне приходит мужественное понимание истины, когда и смерть, и радость — всем рядом, убитые еще лежат, а живые радуются жизни и победе, зная, что впереди новый бой. Фронтовые поэты и не скрывали горькие истины войны. Надо признать правду стихов Иона Дегена:

На фронте не сойдешь с ума едва ли,

Не научившись сразу забывать.

Мы из подбитых танков выгребали

Всё, что в могилу можно закопать.

Комбриг уперся подбородком в китель.

Я прятал слезы. Хватит. Перестань.

А вечером учил меня водитель

Как правильно танцуют падэспань.

Так и было, кровавые ошметки от погибших друзей, и тут же танец падэспань. Без этого не прожить. И мужество, и любовь, и сентиментальность, и суровость. Сейчас вальс в лесу прифронтовом, а через час кровавый бой, где от танцующих мальчишек ничего не останется. Но — иначе нельзя. Без вальса не будет и победы. Чтобы идти в бой, надо иметь в душе какую-то надежду и веру.

Стали вровень с лучшими фронтовыми стихами и песни военных лет. Написанные в годы войны «В прифронтовом лесу», «Огонек», «Лучше нету того цвету…» М. Исаковского, «В землянке», «Лирическая песня» А. Суркова, «Темная ночь» В. Агатова, «Соловьи» А. Фатьянова, выдержали испытание временем и сегодня звучат столь же проникновенно и искренне, как и семьдесят лет назад. Песня — это опора солдат на все сокровенное в былой жизни, это связь с домом и семьей.

Бьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза,

И поет мне в землянке гармонь

Про улыбку твою и глаза.

…

Ты сейчас далеко-далеко.

Между нами снега и снега.

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти — четыре шага.

Великая, трагическая и жизнерадостная русская фронтовая поэзия нашла свое продолжение и в последующие десятилетия. До конца своей жизни писали о войне поэты-фронтовики, обращались к темам войны и молодые поэты, чьи отцы погибли на фронте, как тут не вспомнить стихи Юрия Кузнецова, песни Владимира Высоцкого, и даже евтушенковское «Хотят ли русские войны». Сама тема помогает избежать фальши и излишней пафосности. И вот уже вместе с Юрием Кузнецовым мы сопереживаем гибели его отца:

Шёл отец, шёл отец невредим

Через минное поле.

Превратился в клубящийся дым —

Ни могилы, ни боли.

Мама, мама, война не вернёт…

Не гляди на дорогу.

Столб крутящейся пыли идёт

Через поле к порогу.

Так фронтовая русская поэзия соединяет воедино времена и поколения, помогает России выстоять и в нынешнее напряженное время!

Фото: Константин Симонов читает бойцам и офицерам свои фронтовые стихи/ Фото: репродукция ТАСС