Искусство против «самовыражения»

События последнего времени дают повод вновь задаться вопросом: чем является искусство сегодня? С ним корреспондент «СП» обратился к легендарному «митьку» — Виктору Тихомирову, в доперестроечные годы стоявшему у истоков питерского андеграунда. Борис Гребенщиков, Виктор Цой, Сергей Курехин и многие другие знаковые фигуры — вот круг Виктора Ивановича тех лет. Сегодня он признанный мэтр, устраивает выставки, размышляет над культурным процессом, подчеркивая: не желает быть современным художником.

«Не хочу быть современным художником»

«СП»: — Ваша мастерская — культовое место. В 1980-е здесь собирались ключевые силы городского андеграунда. А что стало с ним в наши дни?

— Нет никакого андеграунда. Андеграундом не является уже даже прибитие тестикул к брусчатке на Красной площади — транслируют сразу же по всем каналам, никакого андеграунда. Его просто не существует. Андеграундом невольно стало самое традиционное, классическое искусство. Какой-нибудь человек, который прошел определенную школу, вышел на академический уровень — он и есть андеграунд, пожалуй. Потому, что все смотрят на него с недоумением, искусствоведам тяжело на нем отличиться — они не знают, чего сказать по этому поводу. На картине все изображено — чего тут объяснять, нет никакого повода к словоблудию. Так что — невольно получился перевертыш: то, что раньше было андеграундом, стало самым настоящим граундом, а все, бывшее граундом — андеграундом. Вот я на выставку, размещенную на Невском проспекте, сделал три графики просто под XIX век — именно под лозунгом: «Не хочу быть современным художником». Хочется быть мастером, чтобы самому было не противно смотреть, чтобы картины не надоедали. Искусство должно быть вечным, а не актуальным. Сам термин «актуальное искусство» — саморазоблачителен. Актуальной должна быть только публицистика. Ни живопись, ни литература, ни музыка не может быть таковой. Ну, вот возьмешь ты сейчас сторону каких-нибудь украинцев с майдана или наоборот, бросишься на баррикады жечь своим искусством, а через пять лет окажется, что все это было манипуляцией, проплачено циничными банкирами, и ты, как идиот, будешь со своим «актуальным искусством» в биографии, а его и в руки побрезгуют взять.

«СП»: — Какие цели тогда, по вашему мнению, должен ставить художник?

— Художник, если он имеет достаточное развитие и образование (не обязательно речь об учебном заведении — он вполне сам может образоваться), должен стремиться к вещам, которые не устаревают, к философскому уровню. Какой там андеграунд? Просто всегда есть молодые люди, которым не находится места сразу на выставочных пространствах. Они пытаются сами искать путь. И правильно. И пускай размешивают застойное болото. «Митьков», в свое время, никакой Союз художников близко не подпускал. Мы и делали свои квартирные выставки, на своей жилплощади.

Не мешало бы ввести цензуру

«СП»: — Как вы относитесь к цензуре?

— Борцы с цензурой всегда недооценивают силу и пакостную прилипчивость всякой гадости. Именно силу, обаяние и даже очарование. Не мешало бы ввести цензуру — ограничить употребление терминологии хотя бы. Запретить использовать термины, авторитет которых накапливался столетиями. Запретить применять их к какому-то хламу. Это и вина искусствоведов, теоретиков, которые словоблудием себе заработали какие-то небольшие, позорные деньги, зато исказили все представления и уничтожили критерии искусства. Все можно теперь назвать художественным жестом. Наложишь кучу в церкви — это будет художественный жест. Скажешь, а я вот художник, я так понимаю. А вы — не понимаете. И что тут можно возразить? Если сейчас кинуть клич, кто готов отсидеть в тюрьме, но потом получить известность, когда и Мадонна, и Маккартни, и Стинг будут писать на майке ваши имена, о вас будут все медиа говорить без конца — очередь выстроится из лоботрясов, и конца-краю ей не будет. Сложность не в цензуре, а в механизме ее работы. Механизм надо продумывать.

«СП»: — Немало тогда было споров относительно справедливости наказания.

— Считаю, что все правильно было сделано. В противном случае сейчас бы уже по куполам лазили девки голые, спиливали бы кресты, делали все, что угодно — лишь бы обратить на себя внимание. А какое дело до них интересующимся искусством, глубиной мысли человеческой, красотой, гением, любованием? Какое им дело до ничтожных субъектов, пытающихся самовыразиться? У тебя есть, что выражать — выражай. Самовыражение — от лукавого. Нужно реализовать данное тебе Богом — силу, талант, это да. Тебе даны возможности — реализуй их. Делай, что должен и не беспокойся, выразишься или нет — да плевать на тебя и забыть, кто ты такой, время отнимаешь у людей. Пусть они сами к тебе придут, попросят тебя еще что-нибудь сделать, поднапрягись, даже если тяжело — хоть еще один фильм сними, хоть еще одну книжку напиши, хоть одну картинку, а мы полюбуемся. Вот как надо работать. А не отчебучить чего-нибудь на потребу бездельникам, людям, не интересующимся искусством, а которым просто в конце дня комфортнее посмотреть на чужие безобразия: это их развлекает, забавляет. Таких, правда, много, на них можно зарабатывать. Потому для них и делается такой продукт. И подобным искусством соблазнительно заниматься.

Все современное искусство — это способ зарабатывания денег

«СП»: — Есть те, кто обслуживают т.н. гламурную аудиторию.

— В гламуре хотя бы отшлифованная красота какая-то. Дизайн. Дизайн ведь отличается от искусства тем, что он один для всех, всем нравится. Искусство — одно на одного: а вдруг еще кому-то понравится? А, может, не понравится. А может, понравится через сто лет. Но автор не должен быть этим озабочен. Вот ему кажется, что у него миссия — делать так, и все. Поэтому сочетание «художник-дизайнер» не очень правомочно. Философски. Дизайн ближе к науке. Комфортность среды, эргономика, восприятие цвета — это математика практически. Искусство же философично. Должно возвышать дух, создавать интеллектуальное напряжение. Постепенно все это превратилось в товарооборот. Все современное искусство — это способ зарабатывания денег. Там даже на картины никто не смотрит. Их кладут в сейфы. Картина, проданная за миллион долларов, является просто одноразовой купюрой. Любоваться ей не обязательно, никто ей и не интересуется — в смысле полюбоваться. Сложился арт-бизнес. Тогда уже картина и художник значения не имеют. Имеют значение те, кто об этом пишет и вкладывает деньги. Кто деньги вложил, должен их вернуть и приумножить. Значит, должны быть технологии, которые бы позволяли этому механизму постоянно срабатывать. Они безошибочны, сбоев не допускают. Если условный «Черный квадрат» стоит миллион долларов, значит, спустя какое-то время он будет стоить десять. Это неизбежно. Он застолбил место в «искусстве», на него будут указывать, как на веху и эту роль он будет исполнять. Но не то, что какой-нибудь Шишкин, которого мы в студенческие годы высмеивали, картины которого можно взять с собой на необитаемый остров и одному без всякой прессы, без стадного чувства — просто вспомнить детство, просто полюбоваться. У тебя что-то духовное с этим связано. Любоваться — от слова «любовь». Вот что такое искусство. Но оно отодвинуто в сторону сейчас. И художники, которые могли бы стать такими, не востребованы вместе с ним. Сначала нужно раскрутиться, войти в бизнес-поток: тогда — пожалуйста, можешь что-то сделать. Но Бог силы-то отнимает. Ты и будешь прибивать свои гениталии к брусчатке или ставить какие-то кляксы. От тебя этого будут ждать. Вот Павленский отрезал себе кусочек уха. Это уже повтор, не так интересно. А за что еще его ценить? Уже ничего и не придумаешь. Эти идеи исчерпываются мгновенно.

«СП»: — Виктор Иванович, традиционный вопрос для финала интервью. Скажите, пожалуйста, каковы ваши творческие планы?

— Планов громадье — хватило бы здоровья. Поэтому я убежденный физкультурник, все время нагружаю организм, когда кровообращение усиливается — человек может дольше функционировать и даже быть еще бодрее. Правда, в общественном сознании художник не должен быть бодр. Он должен быть мрачен, беден и болен. Только что дописал книгу «Евгений Телегин и др», свою версию «Евгения Онегина». Горжусь тем, что редактирует ее известный пушкиновед, филолог, профессор СПбГУ Борис Валентинович Аверин. Действие разворачивается в конце наших 70-х. Как и по предыдущей книге, «Чапаев-Чапаев», намерен фильм снять. Буду искать финансирование, работаю над сценарием. Не перестаю заниматься живописью и графикой, что называется — руки не отмываются. Только что в издательстве «Вита Нова» вышел двухтомник «Чонкин» В. Войновича с восемью десятками моих иллюстраций. Много лет газета «Деловой Петербург» по пятницам использует мои иллюстрации актуальных событий на своих страницах. Сейчас выходит альбом этих рисунков.

Самая большая выставка, которая доступна зрителю — здесь в мастерской. У меня тут все, что есть в наличии — кроме огромных полотен, которые в рулонах хранятся дома. Всегда можно прийти и посмотреть, позвонив предварительно. В Мраморном дворце еще будет полтора месяца моя выставка. Это Русский музей. Называется она «Рассказчики в русском искусстве». Представлены XIX, XX, XXI века. У меня выставлено там несколько картин и один рассказ-описание, история создания картины. В библиотеке им. Маяковского сейчас открыта выставка, посвященная фехтованию, организованная супругой Владимира Шинкарева Алиной Туляковой при моем активном участии. Есть графика, посвященная «Трем мушкетерам», ну и живопись.

Снимок в открытие статьи: художник, кинорежиссер, член художественной группы «Митьки» Виктор Тихомиров в своей мастерской / Фото: Денис Вышинский/Коммерсантъ