«Вы нас пристрастьем этим не корите…»

Ваншенкин — из славной когорты людей, сражавшихся за Родину в Великую Отечественную. После войны поступил в геологоразведочный институт, но быстро понял — не его стезя. Свое призвание он нашел в литературном творчестве. В начале пятидесятых Александр Твардовский назвал его одним из лучших молодых поэтов. Впрочем, позже Ваншенкин окунулся и в прозу.

Молодого литератора поддержали известные стихотворцы — Михаил Исаковский, Павел Антокольский. И не ошиблись — Ваншенкин написал немало замечательных стихотворений. Он — автор текстов песен, ставших шедеврами — «Алеша», «Как провожают пароходы», «Вальс расставания». Но, самая, пожалуй, известная — «Я люблю тебя жизнь». Слова той мелодии навеяла задумчивая подмосковная природа. Бумаги под рукой не было, и Ваншенкин торопливо нацарапал карандашиком пришедшие на ум строчки на… коре березы.

Он не дожил двух дней до своего 87-летия. Как в футболе, когда команда пропускает решающий гол на последних минутах. И не будет уже дополнительного времени: «Вот и все, я звоню вам с вокзала. Я спешу, извините меня…»

Про футбол я упомянул, конечно, не случайно. Константин Яковлевич был, как и многие собратья по перу, горячим его поклонником. Он понимал суть игры, ее психологию. Отдавал должное умным, талантливым игрокам. Часто сравнивал игру с жизнью.

Его эпитеты были неожиданными, как проходы по фланг Хусаинова, финты Метревели или крученые мячи Численко. Написал и осекся — скажут ли что-нибудь эти — в далеком уже прошлом знаменитые фамилии — молодым болельщикам? Надеюсь. Может, захотят о них узнать больше…

«Прежде на спортивных состязаниях, скажем, по хоккею или баскетболу, счетчики чистого времени показывали, сколько прошло минут и секунд от начала игры, то есть, собственно, так, как нормально идет время, — писал Ваншенкин. - Теперь — большей частью — они сообщают не о том, сколько прошло, а о том, сколько осталось до конца. Удобнее: глянул - и все ясно. А если бы так в жизни?

Иной раз увлекся, не успел посмотреть, не заметил — и тут сирена. Конец".

Так что, «тяните время», господа…

Однажды славный поэтический квартет — Твардовский, Межиров, Луконин и Ваншенкин вышли из ресторана. И двое последних, вспомнив, что сегодня какой-то венгерский клуб играет с «Торпедо», предложили отправиться на стадион «Динамо».

Казалось, ну, что тут такого? Однако Твардовский резко переменился в лице и даже как-то сгорбился. Он, язвительно усмехаясь, дал коллегам понять, что огорчен их странными интересами и ему стыдно за них. Смущенные Луконин и Ваншенкин сделали вид, что раскаялись и отказались от своей затеи. Но даже спустя годы мэтр вспоминал их легкомысленное увлечение.

Другой пример. Сидели как-то Ваншенкин и писатель Трифонов в кафе Дома литераторов и говорили о футболе. Кто-то из соседей-творцов их упрекнул: «О чем вы! Как вы можете?» Мол, здесь собираются люди возвышенные, утонченные, а вы обсуждаете низкие футбольные истины.

Оскорбленные в своих лучших чувствах писатели съязвили: «Поверьте, это гораздо интереснее, чем говорить о ваших повестях и пьесах».

У Ваншенкина есть такие строки:

«Вы нас пристрастьем этим не корите,

Оно вам чуждо — только и всего.

Хемингуэй привержен был корриде,

А вы же почитаете его".

Кстати, почему людям искусства так близок спорт? И Константин Яковлевич над этим задумывался. Вот его ответ:

«Потому что спорт близок самому искусству. Он тоже зрелище, он тоже потрясает, он тоже не терпит неполной отдачи — только всего себя, до конца…

Мне по нраву титаны, борющиеся не только с соперником, но с обстоятельствами, случайностями, самими собой. То же в искусстве. Спорт в некотором роде пример, идеал, к сожалению, недостижимый — в смысле объективности оценки и результата. К нему тянешься…

Притягательная сила спорта — и в неизвестности конечного результата, и в его неожиданности".

Ваншенкин рассуждает и о загадке человеческого пристрастия. Почему мы — порой без видимых причин — выбираем одних и отвергаем других. В любви, дружбе, работе. И в спорте все не понятно. Почему Н. отчаянно болеет за «Спартак», а К. души не чает в «Динамо»? Ответа нет и не будет. Это не только привычка, но и необъяснимая странность. Впрочем, каждый объясняет ее по-своему. В том числе и Ваншенкин:

«Я давний поклонник армейской команды. Знавал вместе с нею и радостные годы, и обиды, и разочарования. И состав сменялся множество раз, и команда, по сути, другая, и что она мне, а вот не отпускает что-то, задевает, хоть и не так остро, как когда-то…»

Он говорил, что не любит термин «болельщик». Считал это словечко каким-то ненастоящим. Иное дело — болезнь. Высокая болезнь!

Поэт Рождественский отдавал предпочтение ЦСКА. Здесь еще можно найти объяснение — его отец был военным. А вот почему другой известный стихотворец — Евтушенко — выбрал московское «Динамо», непонятно. Ведь когда-то он гонял мяч на 4-й Мещанской вместе с будущим капитаном «Спартака» Игорем Нетто…

Окуджава когда-то симпатизировал тбилисскому «Динамо» и это объяснимо — как-никак, соотечественники. Потом, правда, переключился на «Спартак». Но скорее декларировал свою привязанность, чем переживал за эту команду. Да и о футболе у него ни строки.

За красно-белых переживали — по-настоящему! — поэт Винокуров, и Трифонов. С последним получилась такая история. Он жил на Верхней Масловке, возле стадиона «Динамо». Начал ходить туда, «прибаливал» (футбольный жаргон) за ЦДКА, во многом из-за Боброва. Но…

На трибунах Трифонов познакомился с ярыми «спартаковцами»: драматургами Арбузовым, Штоком, сыном знаменитого поэта, футбольным статистиком Есениным. И они убедили Трифонова, что «Спартак» лучше всех. И он поверил.

Ваншенкин — болельщик старой поры. Сейчас, во времена дикой, не мотивированной вражды поклонников разных команд, его взгляды кажутся странными. Но странность — не в герое очерка, а в нашем жестоком времени, породившем такие причудливые, мягко выражаясь, наклонности.

Раньше болельщиков разных команд не рассаживали, они сидели рядом. Спорили, подтрунивали друг над другом, переругивались, но не кидались с кулаками друг на друга. Иногда поклонники победившей команды успокаивали тех, кто впал в уныние: «Не бери в голову, старик. Сегодня мы побеждаем, а завтра, может, и вам повезет…»

«Спорт рождает удивительное по своей естественности чувство людского единения, близости, — писал Ваншенкин. — Совершенно незнакомые люди, возбужденно обсуждающие перипетии матча, понимающие друг друга вполне. В театре это невозможно. Единство зрительного зала распадается с последней репликой, с опущенным занавесом. А на стадионе людям жаль расставаться. Не говорю уже о комментариях по ходу действия. Когда-то сидящая впереди меня дама — иначе не назовешь — почему-то повернула ко мне голову и сказала: «А Парамонов сегодня не в дугу…»

Да и футболисты вели себя по-другому. Куда более сдержано, не выдавая клокотавших внутри эмоций. После забитого гола игроки не бесновались, как сейчас, не прыгали, не целовали всей командой автора мяча, а лишь улыбались, пожимали друг другу руки и бежали к центру — продолжать работу. В то время больше ценились невозмутимость и достоинство.

И в комментариях тоже.

Не стану сравнивать прошлые времена с нынешними. Скажу только, что люди, повествующие о футбольном матче, вели себя по-другому. Яркий — во всех смыслах пример — комментатор Синявский. Его взволнованный тембр с поразительно верными интонациями звучал в домах, дворах, парках, сопровождал людей в пути. Вещал спокойно, без пафоса. Но казалось, люди у радиоприемников не только слышат отчет об игре, но и видят своими глазами ее перипетии, участников.

«Может быть, я слыхал его прежде,

Но забыл, и в другой уже срок,

В сорок пятом году в Будапеште

Я расслышал его говорок.

Еще небо дышало багрово,

И недавний посверкивал свет.

Золотыми ногами Боброва

Восхищался он, словно поэт".

Эти строки — о Синявском…

«Когда у меня появился классный радиоприемник, жена (писательница Инна Гофф — В.Б.), занимаясь какими-то домашними делами, включила его и случайно наткнулась на непонятную передачу на иностранном языке: один человек с необыкновенной быстротой, страстью и экспрессией, не смолкая ни на миг, но с множеством оттенков в голосе, о чем-то говорил или что-то проповедовал, а громадная толпа ревела, стонала и ахала. Вскоре жена поняла, что это футбольный репортаж, потом, что играют итальянские команды „Наполи“ и „Рома“. Весьма спокойно относящаяся к футболу, она не смогла, однако, выключить приемник. Вернувшись домой, я застал только конец, но вполне понял ее. Она была захвачена музыкой спорта».

Ваншенкин же ценил действо на полях, площадках за близость к реальной жизни. Как-то он в очередной раз поделился оригинальными мыслями. В хоккее, который Константин Яковлевич, к слову, тоже уважал, есть понятие «чистое время». Как только игра остановлена, а останавливают ее часто, выключают и секундомеры. И получается, что матч длится в два раза больше, чем сама игра. Ваншенкин заключал: «Всякий раз я воспринимаю это как деликатное напоминание о бесцельно потраченном времени в своей жизни, где, увы, остановок нет — все идет в счет».