Свободная Пресса в Телеграм Свободная Пресса Вконтакте Свободная Пресса в Одноклассниках Свободная Пресса на Youtube
Культура
30 июня 2016 19:08

Интерес к мнению читателя — признак аристократизма

Интервью с редактором отдела критики и публицистики журнала «Лиterraтура» Борисом Кутенковым

1261

«СП»: — Борис, я как-то слышал о Дмитрии Быкове — «пропагандист литературы». О тебе часто читаю — «литературтрегер». Можешь объяснить, в чём разница и кто тебя так назвал?

— Если вкратце — это такой приставучий безобидный человек, миссия которого на Земле — надоедать приличным людям с редакторскими и организаторскими просьбами. Захочешь отдохнуть после рабочего дня, выпить рюмку за ужином, строишь планы на отпуск (сейчас, понятно, ставлю себя на место объекта приставаний), — и тут от этого Настырного Существа приходит очередная виртуальная просьба написать такую-то статью, принять участие в этаком мероприятии. Вздыхаешь, заранее зная, что гонорар за статью (если он есть) не будет пропорционален затраченным интеллектуальным усилиям, а мероприятие (если это не «Остров 90-х») не станет резонансным и с вероятностью затеряется среди информационного переизбытка. Но — зачем-то соглашаешься: удовольствие от процесса критического анализа и от соизмерения книги с живым контекстом, возможность увидеть свой текст в читаемом издании оказывается важнее финансовых аргументов. Приходишь и на литературный вечер, даже заранее зная, что в аудитории будет пятнадцать человек: каждый подобный жест встраивается, пусть незаметно, в контекст Большой Литературы, результирует в совершенно неожиданные отзывы, и тютчевский завет про «непредугаданность» остаётся актуальным.

Что касается самого Приставучего Существа, то насчёт него существует неразвеиваемый миф: якобы как только начинаешь печатать чужие тексты, заниматься организацией мероприятий, то и тебе становится легче войти в условную «тусовку», и якобы каждый поступок, направленный на Другого, сопровождается ответной благодарной реакцией. Забудьте. Во-первых, никакой «тусовки» нет: есть система корпораций со сложными взаимоотношениями в каждой из них, видимыми только изнутри процесса. Порядочный же культуртрегер пытается найти ростки эстетического смысла внутри каждой корпорации, — разумеется, там, где ещё светится что-то живое, — и этим отграничивает себя от принадлежности к тому или иному лагерю. Во-вторых, погружение в чужое творчество — вернейший способ отодвинуть собственное в системе приоритетов. Как только начал заниматься всей этой великолепной и осмысленной лабудой — будь готов, что любой способ саморепрезентации будет восприниматься как исключение. Прежде всего — для самого тебя. «Благодарность» тоже скорее будет исключением, и это нужно сразу и накрепко принять как должное. А если ты честный малый, не помышляющий об использовании «служебного положения в личных целях», — то смиришься с таким положением дел: ведь именно оно служит социальным оправданием твоего существования в литературе — и подспорьем Большого Смысла.

«СП»: — Борис, сделай обзор сайта «Литerraтура». Я-то знаю, а вот читателям будет интересно.

— Слово «сайт» меня несколько коробит: во всяком случае, к своим разделам я стараюсь относиться именно как к журнальным — с концептуальной выстроенностью каждого блока, определённой перекличкой материалов, образующих метатекст.

«Лиterraтура» — это предприятие, которое, по идее, не должно существовать в нынешних условиях. Прямо по Лотману — его несуществование можно было бы доказать, если бы само явление не было очевидным фактом. Тем не менее, ежедневно происходит работа, цель которой — стремление донести до читателей то лучшее, что есть в современной литературе, и (в моём случае) попытка реанимировать основательный подход к критическому тексту, постепенно утрачиваемый в толстых журналах. Выходит, что не так уж и мало стимулов…

Положение в экономике — кризисное; культурная политика государства — пугающая; усталость литпроцесса и накопившаяся инерция — ощутимая. И все эти разнообразные факторы не могут не сказываться на планке качества критических разделов. Поэтому как нельзя более важно сейчас, невзирая на материальные сложности, поддерживать профессию, которая только и делает литературу литературой, а не разрозненным собранием текстов.

Зато изнутри видится, что ситуация в литературной критике просто замечательная. Да и о каком кризисе может идти речь, если одновременно работают: в обзорной нише — Сергей Оробий и Галина Юзефович, Анна Наринская и Кирилл Анкудинов; в сегменте анализа современной поэзии — Людмила Вязмитинова и Юлия Подлубнова, Артём Скворцов и Евгений Абдуллаев; «критикой критики» занимаются Сергей Чупринин и Анастасия Башкатова; прозу и нон-фикшн (кроме уже упомянутых) анализируют Дмитрий Бавильский и Валерия Пустовая, Ольга Бугославская и Елена Иваницкая, Евгений Фурин и Алексей Колобродов; на переводной литературе специализируются Ольга Брейнингер, Сергей Сиротин, Александр Чанцев. Есть критики-универсалы — как Ольга Балла или тот же Сергей Оробий. Отдельная группа — эссеисты: Наталия Черных и Алексей Чипига, Екатерина Перченкова и Светлана Михеева. И это далеко не полный список. Очень разные имена, многие носители которых вряд ли согласятся быть перечисленными через запятую; среди них есть как «понимающие», так и «оценивающие» критики, по точной классификации Ольги Баллы; есть скрупулёзные филологи и воздушные импрессионисты, есть приверженцы условно-«традиционалистского» и (условно же) модернистского дискурса. Разные стили, иногда — совсем полярные подходы к взаимоотношениям с читателем.

А этому читателю, который нередко и не подозревает, что к нему ищутся «подходы», погрузиться в сей мир чрезвычайно непросто, и часто приходится слышать, что «критики не существует». На самом деле, как правило, авторы таких высказываний не приложили достаточно усилий для навигации в этом и правда достаточно рассеянном пространстве. Или воспринимают критику как «однополярную» систему, — по инерции, например, советских образцов, когда её резонанс и в самом деле был иным. Что ж, значит, наша задача — дать такому читателю в руки ориентиры, заинтересовать его, не замыкая диалог в пределах условно-«профессионального» круга и всячески пытаясь что-то противопоставить мнению, что сегодня основным реципиентом литературы является профессиональный цех. Получается с переменным успехом — но за два года работы случилось слышать довольно много признаний, что читатели, находящиеся извне литсреды, «зацепились» за те или иные материалы и начали с них знакомство с героями статей «Лиterraтуры», а уже потом выбрали для себя «лучшее» и поняли, как это «лучшее» надо читать.

«СП»: — Кто такой идеальный редактор отдела критики?

— В первую очередь — человек, воздающий каждому по способностям, в зависимости от вектора критического темперамента. Скажем, один автор имеет репутацию критика-полемиста, упорно поддерживающего позу развенчания «изжившего себя литературного мирка», и не отклоняется от курса. Такую бы энергию да в мирных целях: усилия бойца надо направить в конкретную сторону анализа любимой им книги, где временная передышка от полемики, граничащей с брюзгливостью, поможет его темпераменту найти нужное русло, а читателям — увидеть его с непривычной стороны. Эту «непривычность», — явление народу в критической или эссеистской роли автора, доселе известного в другом амплуа, — вообще, грешен, страшно люблю. Другой часто ходит по литературным мероприятиям, и некоторый «умный хаос» в его голове ищет структурирующую точку приложения усилий — редактор должен методично сидеть у него на шее и просить написать обзор. Третий много читает переводной литературы; четвёртому есть что рассказать в мемуарном ключе…

Приятно сознавать, что спустя два года мне по-прежнему по кайфу составление блоговых подборок, редактирование текстов, ежедневное отслеживание новинок из разных источников (в большей степени — поэзия и нон-фикшн, в меньшей — проза и переводная литература: здесь полагаюсь на вкус наших постоянных авторов). И, честно говоря, временами по поводу происходящего испытываю огромный оптимизм. Периодически размещая в ФБ посты с призывами написать рецензии на те или иные книги, получаю множество откликов, вижу, как в наших авторах не угасает энтузиазм критического высказывания. Этот энтузиазм — отчасти следствие желания лучше разобраться в предмете, перенять какие-то моменты стиля писателя для собственного художественного опыта, отчасти — жажда поделиться впечатлением от захватившей книги. И это стремление чрезвычайно приятно наблюдать, вопреки безгонорарности критики и всем разговорам о её непопулярности. Вдохновение, как известно, не продаётся — и если критическую рукопись сегодня невозможно продать, то должна быть другая мотивировка для воплощения этого вдохновения в письменный текст: искренняя редакторская заинтересованность, уже упомянутое понимание, что твой текст прочтут многие на страницах популярного издания, уверенность, что при работе с этим изданием встретишься с бережным отношением к корректуре.

Когда фанатическое желание поведать о книге сочетается с прекрасным культурным бэкграундом и присутствием художественного стиля, — получается рецензия. Серия взвешенных аналитических высказываний, умение сочетать различные оптики в рамках статьи, полемический взгляд на отдельные стороны литпроцесса позволяют говорить о наличии критика. Редактор отдела критики — человек, получающий странное удовольствие от сочетания контрастов, сближения разнородных веток литпроцесса, которые в других условиях, возможно, никогда не пересеклись бы.

«СП»: — Какие главные проблемы, возникающие в этом смысле?

— Проблема только одна — ежедневно живя чужими текстами, отстраняешься от себя как от человека пишущего и от читателя. В последнее время живу в трёх параллельных измерениях: «Лиterraтура», мероприятия в рамках проекта «Современная литература online» в Библиотеке имени Жуковского, где сейчас постоянно работаю, — и перфекционистский труд над антологией «Уйти. Остаться. Жить» по итогам литературных чтений «Они ушли. Они остались», в который входит постоянное общение с наследниками ушедших поэтов и внесение правок… Летом выпустим огромную антологию — результат работы полутора лет (за это время не стало иных участников процесса…), труда целой команды. Всё это несколько подавляет право на собственное высказывание, делает его второстепенным по отношению к обязательствам перед другими. Часто ощущаешь, что просто не имеешь права заниматься собой, когда по выходе одного номера тут же нужно готовить статьи для следующего, а в почте — неотвеченные письма, непрочтённые тексты, в голове — неанонсированные мероприятия… Однако чувства бессмысленности нет, напротив — ощущаешь праведность такого существования.

Что касается отстранения от себя как читателя — при выборе статей для журнала приходится делать выбор между собственными литературными симпатиями и важностью публикуемого текста для литературного процесса, для культуры. Нередко становишься перед трудным моральным выбором: бывает такое, что «…у него с фразой всё в порядке. И вообще все в порядке — и построение, и сюжет, и лица. Но как будто внутри всего этого подохла мышь — так и несёт непонятной подловатиной» (как сказано Давидом Самойловым в переписке с Лидией Чуковской по сходному поводу о другом советском писателе). Среди всего этого непросто вернуть себе радость бескорыстного чтения. И, по правде говоря, несмотря на индивидуальный характер каждой ситуации, в любом случае принимаешь решение в пользу литературы — как бы широко это понятие ни рассматривалось.

Необходимость высказывания сегодня подразумевает борьбу со свободой на грани развязной необязательности — и выход к свободе иного рода. Однако иногда становится сложно говорить, просто говорить о волнующем тебя, и здесь нужно найти грань между собственными интересами — и интересами культуры и редакторской этики, дабы не замолчать окончательно; при этом — чтобы высказывание не носило характера искусственной попытки выдернуть себя из топи умолчания (что можно наблюдать по тому же ФБ). «Вам многое хочется сказать, кое-что — нужно и ничего — не необходимо», — часто вспоминаю эти слова Цветаевой, сказанные поэту Гронскому. Даже это интервью, как ты, Роман, знаешь, я откладывал больше двух недель — не то чтобы не находя времени (когда есть желание — время на всё найдётся), а будучи погружённым в иные заботы.

«СП»: — А что вообще скажешь о диалоге в современной критике?

— Отсутствие диалога — признак не только критики, а в целом современной культурной ситуации. Перенасыщенность информационного потока, корпоративность, чрезмерное ускорение ритма жизни, — условия, при которых внимание к любому тексту, напрямую не касающемуся тебя и твоих близких, — редкость, требующая, опять же, предельной мотивации. Всегда интересно проследить, какая мотивация существует у читателей критических статей для такого внимания: чаще всего это чья-то запальчивость, оскорбительный тон или нетривиально высказанная глупость. Но и тут условный «диалог» подчиняется всеобщей энтропии, свойственной нынешней культуре: по поводу статей, которые «задевают», в соцсетях разворачивается некий трёп, но мало кто друг друга слышит, а как эти формы коммуникации проявятся (и проявятся ли) в критике, которая сама по себе избыточна по отношению к «мобильным» жанрам (посты в соцсетях, отзывы на любительских сайтах), мы видим или не видим позже. Зачастую именно из малых жанров вырастают серьёзные тексты: мне, например, для подхода к большому тексту иногда нужно «раскачать» себя эпистолярной непосредственностью или дневниковым минимализмом.

При этом статьи куда более важные для культуры, — для которых характерна взвешенность тона, — могут и не вызвать кумулятивного эффекта и быть встречены молчанием. Так происходит с большинством современных критических текстов (даже тех, по отношению к которым надеешься на отклик). На этом часто срезаются начинающие критики, но, на мой взгляд, повода для отчаяния здесь нет. Вступающему на наше сомнительное поприще не мешало бы понять, что литература ныне в социальном отношении — дело настолько маргинализированное, а критика в особенности, что каких-то бурных споров, а тем более аргументированных, ждать не стоит. Но реакция бывает и отсроченной: никто не исключает, что через какое-то время (возможно, продолжительное) на эти статьи будут ссылаться в филологических трудах, да и потом, никто не способен представить, что именно тот или иной текст изменил в умах и представлениях конкретных людей, даже если они не высказались публично.

Мне как редактору иногда доставляет удовольствие инициировать дискуссию, давать материал с прицелом на то, что он «выстрелит» (часто ожидания оправдываются, иногда — нет), предлагать высказать противоположную точку зрения затронутым в нём персонам. Но при этом есть чёткое понимание, какие формы социального взаимодействия случайны (ситуативный диалог или полемика, не затрагивающие важных тенденций, но интересные как маленький механизм процесса), а какие могут иметь ценность для литературы впоследствии, даже если материал вроде бы не очень задел аудиторию. В 2013-м я проводил опрос о диалоге в критике, спрашивал нескольких популярных критиков, чего они ждут от собеседника, как представляют свою референтную группу и т. д. (итог работы потом был опубликован в «Новой реальности» — анонимные цитаты из ответов с попыткой моего анализа). Интересно, что большинство респондентов заметили, что достаточно равнодушны к откликам на свои писания: среди факторов, побуждающих к написанию статьи, было «желание самому лучше разобраться», «включение в большой разговор культуры», «диалог с авторами прошлого, с целыми направлениями, традициями. Порой — с вне-литературными: с политическими, социальными, культурными практиками». А кто-то и признался, что «когда читателей много — это приятно, не более. Когда ещё и обсуждают, то уже не так приятно, поскольку критические высказывания разной степени экспрессивности иногда задевают».

«СП»: — А как насчёт отрицательных рецензий?

— Можно посмотреть на эту ситуацию с разных ракурсов: редактора, читателя и практикующего стихотворца. Роман, какую из позиций затронуть?

«СП»: — Давай обо всех трёх. Как в сказке про Винни-Пуха, - «сразу всего, и можно без хлеба».

— С позиции внимательного читателя — любой аргументированный текст резко отрицательной направленности в адрес уже нашумевшего автора обращает на себя внимание. И, более того, — воспринимается как редкое явление, которое в наше, в принципе не расположенное к критике время само по себе ценно. Такая критика изжила себя в толстых журналах, а в отдельных литературных газетах свелась к мерзотным идеологически направленным разгромам. В этом смысле мне в последнее время симпатична позиция сайта «Rara Avis», создатели которого в своём манифесте обещали «пороть прилюдно», — но где при этом, кажется, намечаются попытки возрождения дельной отрицательной критики.

При этом уровень дискуссий в том же ФБ о таких рецензиях с завидным постоянством выдерживает планку «ниже плинтуса» с переходами на личности. Критик, а в особенности автор обзоров, обязан уметь разбираться в сортах дерьма — я брезглив, и поэтому не критик, но по долгу профессии считаю необходимым вглядываться в различные проявления литературных взаимоотношений. И часто приходится наблюдать: каждый высказал своё мнение «на бегу», кто-то просто не прочитал и обвинил рецензента в глупости, но никто не счёл нужным что-то противопоставить аргументам критика. Да и многим поэтам, привыкшим к комплиментарности близкого круга, могло бы быть интересно мнение читателя «со стороны»: на мой взгляд, внимание к его реакции является признаком подлинного аристократизма, а презрительное равнодушие — снобизм в чистом виде. И это внимание совсем не противоречит чувству поэтической правоты. Но реакция из серии «недохвалили, недолюбили» со стороны обиженного, как я вижу, нередко выдаёт инфантильность самооценки. Что касается меня как практика — этот этап (написание отрицательных рецензий) в моей жизни пройден, со всей адекватной оценкой и переоценкой себя, собственных возможностей и желаний и характера полемической культуры. Сложившуюся внешнюю «иерархию» с их помощью вряд ли удастся поколебать — но это не означает, что её не стоит подвергать проверкам на прочность. Так что, с одной стороны, понимаю тех, кто выбирает позицию умолчания по отношению к непонравившимся книгам и явлениям, а с другой — полемизм всё-таки сущностное свойство критического жанра, и в сегодняшней ситуации распадения на микрогруппы его недостаток особенно чувствуется.

Но замечу и другое: когда погружаешься в «дело» (я намеренно ставлю слово в кавычки, подразумевая организаторские хлопоты, некоторые позитивные усилия по отношению к литпроцессу — в противоположность сердитой критике этих усилий), может сложиться ощущение, что отрицательная оценка вообще вредоносна: «критика — это танцы паралитика» или «а ты кто такой, сам бы что-нибудь сделал». Такое раздражение как раз и выдаёт неуверенность в существующей иерархической структуре: мол, ниспровергатели тенденций и обличители голых королей не нужны. Нужны. Любое явление существует только будучи отражённым в спектре оценок разной модальности.

«СП»: — А как редактор?

— Как редактор, исходя из уже приведённых аргументов, чувствую уважение к стимулированию чужих подобных попыток. Без «взгляда со стороны» критика не выживает, а я ещё в силу профессии надеюсь на её выживание. Отрицательные рецензии нам редко приходилось публиковать — просто потому, что немногие из присланных текстов такого рода выдерживали необходимый уровень аналитичности и аргументированности. Но, возможно, всё впереди.

Что касается взгляда с авторской кочки (возьмём сейчас только одну, наиболее близкую мне сферу — современной поэзии), то сейчас подходить к любым стихам с разоблачающим филологическим скальпелем я бы не стал — максимализма гораздо меньше, чем даже лет пять назад, и нет уверенности, что тот или иной способ письма не имеет права на существование. Зато больше веры в правду внутренних интенций, позволяющую хорошему поэту в какой-то период писать слабо. Проблему вижу скорее в том, что сейчас критика со всей очевидностью уходит от эстетической оценки: различение «плохих» и «хороших» стихов считается чем-то атавистически-обывательским на фоне филологического тезауруса. И в этом смысле корректный отрицательный текст, написанный беспристрастным автором, особенно взбудораживает, ибо для него характерно различение чёрного и белого, что совсем не исключает умения видеть и другие оттенки ситуации.

Последние новости
Цитаты
Сергей Гончаров

Президент Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа»

Вячеслав Поставнин

руководитель международного центра аналитических и практических исследований миграционных процессов

В эфире СП-ТВ
Новости Жэньминь Жибао
В эфире СП-ТВ
Фото
Цифры дня