Лингвист Дмитрий Петров поставил точку в споре между «Белоруссией» и «Беларусью»

Российский лингвист, филолог теле и радиоведущий Дмитрий Петров объяснил конфликты на языковой почве, которые случаются на постсоветском пространстве в борьбе за национальную идентичность, и о том, как феминитивы меняют язык.

«СП»: — Белоруссия или Беларусь? Как правильно с точки зрения языка?

— Мы, конечно, с вами понимаем, что вопрос этот политизирован. Это не просто вопрос филологии и правильного наименования той или иной страны, того или иного народа. Название Белоруссия, которое в принципе тоже не характерно для славянских языков — это, в общем-то, также, как и Россия, отголоски латинского, а позднее — польского, влияния на наш язык.

Белоруссия, как часть Российской империи, фигурирует в официальных документах со второй половины XVIII века, и с тех пор это название в официальном использовании применялось всегда. Параллельно с этим — первоначально, как народное — использовалось Беларусь.

Впоследствии, в советское время Белоруссия стала официальным наименованием, но Беларусь тоже звучало как слово на белорусском языке. Все помнят, что были определенные продукты промышленности, например, знаменитый трактор «Беларусь». Все его знали, воспринимали как торговый бренд, никто это никогда не менял даже в советское время.

Сейчас на эту тему идут споры и различные исследователи специалисты в этой области настаивают и на одном и на другом варианте. Большинство сходится на том, что Белоруссия и Беларусь — равнозначны. Причем в российском медиапространстве и в повседневном использовании «Белоруссия» и «белорусы» — через «о», а также «белорусский» доминируют. Мы знаем, что в Москве есть Белорусский вокзал, есть станция метро «Белорусская» и есть магазины «Белорусские товары».

Когда мы говорим о правомерности, о корректности использования того или другого наименования, мы должны ориентироваться, на три фактора. Первый — традиция. В русскоязычном пространстве Белоруссия превалирует. Второй фактор это комфортность. Произношение Белоруссия более приемлема в русском языке, потому что легко позволяет добавлять падежные окончания. Это чистая фонетика — ничего личного. Третий фактор вот этой корректности орфографии и произношения связан с целью высказывания. Если некое некое слово применительно к народу в стране носителям какого-то языка какой-то культуры звучит оскорбительно, то есть повод добиваться его устранения, по крайней мере, из официальной сферы.

Мы знаем, что есть такие слова, как кацап, жид, москаль, хохол и так далее. Понятно, что иногда они используются в шутливом контексте, но достаточно часто — с целью оскорбить или унизить тот или ной народ. Слова белорус, белорусский, Белоруссия никогда в русскоязычной культуре не использовались с целью оскорбления. Это было нормальное и свойственное нашему языку и культуре наименование.

Мы знаем, что в официальном дипломатическом протоколе — это признается всеми сторонниками и оппонентами использования «Белоруссии» — используется наименование государства как Республика Беларусь. Во всех официальных документах именно так и называется эта страна.

«СП»: — Почему вопрос языка на постсоветском пространстве стоит так остро?

— Когда происходит ожесточенная политизация всего, она распространяется на все сферы жизни — и на экономику, и на политику, и на культуру, в том числе конечно и на язык. Поэтому даже те люди, которые не говорят ни по-белорусски, ни по-украински будут настаивать, чтобы официально мы ориентировались на написание и произношение «Беларусь». Даже производные отсюда прилагательные «беларуский» с одним «с».

Если абстрагироваться от позиции за или против и известных событий соответствующих странах, мы можем утверждать, что мировая практика, как правило, не допускает навязывания норм одного языка носителям языка другого. Тем более на межгосударственном уровне. Мы не требуем, чтобы англичане называли нас «Россия», а не «Рашша», или чтобы немцы называли «Россия», а не «Русланд». Между прочим во многих языках Белоруссия переводится именно как «Белая Россия». Допустим, по-латышски «Балкривия» — буквально «Белая Россия».

В принципе, другие народы, как правило, не обижаются на то, что в других странах их называют по-другому. Я не слышал, чтобы грузины на нас обижались за то, что мы называем их страну Грузией, хотя по грузински это Сакартвело. Финны нормально сами себя называют представителями Финляндии, а не Суоми. Я думаю, что излишняя политизированность не служит продуктивному и конструктивному подходу к решению. На самом деле это вообще не проблема. В каждом языке либо органично вырабатываются какие-то новые нормы, либо происходят какие-то качественные изменения в рамках соответствующего языкового пространства. История мало знает случаев, когда одна страна диктовала другой, как надо произносить ее название.

«СП»: — Украина узаконила феминитивы. Как вы относитесь к таким нормам языка?

— Я рассматриваю язык как абсолютно живую органическую сущность, которая исходит из комфорта для произношения, своей внутренней логики и структуры. Есть феминитивы, которые исторически сложились. Например, учительница — никто не чувствует, что здесь что-то не то. Но если мы начнем принудительно образовывать феминитивы о тех слов, которые принято комфортно использовать только в общем роде, скажем так, то получатся у нас инженерши, врачихи, генеральши и так далее. Такие варианты существовали исторически как просторечной формы, я думаю, что, как программа минимум, ни в коем случае феминитивы не должны быть обязательными.

Можно их допускать, потому что язык меняется и форма меняется. Мы видим, как достаточно быстро меняются формы множественного числа. Если раньше нормой было добавление «и» или «ы» — учители, инженеры, то сейчас говорят учителя. Язык это органическая структура, которая не терпит насилия.

«СП»: — Сторонники использования феминитивов считают, что произносить название профессий только в мужском роде — это не справедливо. Как вы считаете?

— Когда мы называем какую-то профессию, речь идет об общем роде. Дело в том, что в большинстве языков вообще нет понятия женского рода. Из европейских языков, пожалуй, в немецком языке есть достаточно устойчивый — «канцлер» и «канцлерин». Формы, которые позволяют образовать практически от любого наименования женскую форму. В русском языке абсолютно нормально воспринимается директор как то, что может относиться и к мужчине и к женщине.