Свободная Пресса в Телеграм Свободная Пресса Вконтакте Свободная Пресса в Одноклассниках Свободная Пресса на Youtube
Культура / Кино и театр
19 января 2021 08:40

«Вы знаете, что я видел Сталина?»

Александр Збруев о сериале «Содержанки», хулиганском детстве и политике

5608

«Свободная Пресса» публикует интервью с народным артистом России Александром Викторовичем Збруевым. Поговорили о том, на какую эпоху похожа путинская Россия, почему развалилась актерская школа СССР и почему актер не хочет играть в современном кино.

«СП»: — Александр Викторович, как проходят первые спектакли 2021-го в «Ленкоме»? Какая заполняемость зала?

— Сначала было непонятно, когда было объявлено, что будет 25% в зрительном зале. Потому что иногда на сцене народу в массовых сценах могло быть больше, чем в зрительном зале. И с опаской выходили первый раз, когда открылся занавес. Было такое ощущение, когда ты знаешь, что в зале всего 25%, а ведь не смотришь же в зал в этот момент. И ты начинаешь работать. И в конце концов какие-то первые реакции из зрительного зала — точно такие, какие были при стопроцентном заполнении. Никуда не делись те самые реакции зрительного зала, которые были при наполняемости полной. И поэтому об этом забываешь — и играешь так, как граешь всегда. И они очень-очень благодарны, эти 25%, и аплодируют, как 100%. И так же приносят цветы актерам, и так же «разрешите с вами сфотографироваться».

Читайте также
Экономическая летаргия Заклинания чиновников про «стабильность» — это боязнь пошатнуть положение «правящего экономического меньшинства»

И так далее. И я очень благодарен тем людям, которые не боятся того, что происходит во всем мире и, в частности, у нас. Люди приходят, но они предупреждены, что нужно носить маски и перчатки. И это проверяет специальный человек, который проходит по зрительному залу. И если у кого-то снята маска, он говорит: «Наденьте, пожалуйста, маску». Если человек не хочет этого делать, его просто выводят. Сидят люди не вплотную, а через какой-то промежуток друг от друга. Но принимают спектакль так же, как принимают при аншлаге, абсолютно то же самое. Поэтому хотелось бы, чтобы был аншлаг, но положение обязывает к тому, что есть на сегодняшний день. Конечно, печально, что 75% не попадает в зал. Но мы как актеры благодарны. Мне кажется, что приходят люди, которые любят театр, неслучайные люди. И это имеет большое значение. На одно и то же название приходят по два раза, не говоря уже о том, что есть спектакли, на которые ходят еще больше раз.

«СП»: — Было много разговоров, что пандемия буквально отправила в нокдаун культуру. Не только театр. Музеи закрывались. Кинофильмы сейчас меньше выходят, переносят премьеры. Для вас как для потребителя культуры насколько изменился образ жизни?

— Дело в том, что после Нового года наш театр не работал и мы начали работать только 11 или 12 числа и репетировать. За эти десять дней я посмотрел огромное количество замечательных картин, которые я смотрел раньше. До пандемии у меня не было времени, предположим, на большие сериалы хорошие. А за это время я прочитал достаточное количество книг и посмотрел достаточное количество фильмов, которые я хотел посмотреть, о которых я слышал, или же воскресить те, которые я уже смотрел.

«СП»: — Какие из новых фильмов и книг произвели впечатление за последний год?

— Есть фильмы классические, которые можно смотреть по многу раз. Я очень люблю таких актеров, как Аль Пачино, Дастин Хоффман, Пол Ньюман, Роберт Редфорд и многих других. Фильмы с их участием я с удовольствием пересматриваю. А из книг… Я возвращался, — у меня есть небольшая библиотека, — натыкался глазами на что-то и про себя говорил: «Вот я тут до конца помню или не до конца?» — нет, наверное, надо перечитать. Я брал какое-то произведение — Островского или Достоевского. И за это время — Малая Бронная работала — я посмотрел какие-то спектакли, посмотрел Молочникова, последний его спектакль. Посмотрел спектакль Богомолова по Достоевскому. Я тоже был в числе 25% тех людей, которые пришли на спектакль, так же сидел в маске. Так что я тоже что-то делал, занимал себя, причем я делал это с удовольствием.

«СП»: — Получается, что это наш обычный ритм жизни и надо немного притормозить?

— Не таким образом. Потому что то, что происходит, это состояние, в котором мы все находимся, это драма. Эта драма близкая, не дай бог, к трагедии. Такое количество людей мы потеряли за это время. И потеряли именно из-за того, что вокруг нас летает вот эта так называемая… Жуткая вещь, которую даже не знаешь как назвать. Как атомная бомба. Может быть, даже хуже. Понимаете? Это совершенно чудовищно. Мы ведь к этому не привыкли, это все произошло для нас неожиданно. И образ жизни поменялся, поменялся сам человек. Иногда мы даже не понимаем и не замечаем, что мы поменялись.

У нас отношения изменились к любви, к ненависти, к смерти, к рождению и так далее. И люди даже стали уже привыкать. «Вот там кто-то умер» — говорят. А, ну да-да-да-да-да. И с довольно холодным носом реагируют на это. Здесь есть какой-то нехороший поток. Поток трагедий людей, которые уходят с этой земли. И очень много талантливых людей, очень много.

И все об этом знают, об этом пишут и говорят. И это трагично очень. И очень многое изменилось в отношении к друг другу. В последнее время люди стали более относиться к себе с тем, что… Следят больше за собой, что ли, потому что откуда придет эта «бацилла» — никто не знает. Выполняется все, что нужно выполнять: маски, перчатки, не лезешь в толпу народа. Но тем не менее все равно это витает вокруг нас. Вообще, мы живем среди огромного количества, миллиарда так называемыхбацилл, которые атакуют нас. А теперь мы стали обращать на это внимание. И стараемся защититься. И это настоящая война.

«СП»: — В начале 2000-х, это был год 2004-й, вы сделали продолжительный перерыв в вашей кинокарьере. До «Кино про Алексеева» лет десять у вас не было почти ролей. Кино перестало быть вам интересным в тот период?

— Да, мне и сейчас не очень интересно, честно говоря. Я все-таки театральный человек, я больше люблю театр и воспитан на театре. Я с малых лет очень хорошо знаю разные театры, разные направления. И для меня это, в общем, больше, чем кинематограф, наш кинематограф. Потому что то, что я читал за последнее время в кино, те сценарии, которые мне предлагали, они меня совершенно не устраивали. Если бы меня устроил какой-то сценарий, режиссер, как в данном случае это было в «Кино про Алексеева», я бы конечно не отказался и стал бы сниматься. Но меня совершенно не тянет сниматься в кино, вот в чем дело. И более того, та нашумевшая картина, которую снимал Костя Богомолов…

«СП»: — «Содержанки»?

— Да-да, «Содержанки». Мне позвонили и сказали, что вот Богомолов очень хотел бы, чтобы вы там снимались. Поскольку Богомолов сделал в нашем театре два спектакля, а я участвовал у него центральных ролях — это в спектакль «Князь», где я играл одну из главных ролей, и «Борис Годунов». И я очень люблю этого режиссера. Многие не согласны, но это умнейший человек, талантливейший человек, который совершенно смотрит на то или иное произведение глазами нам непривычными и приоритеты ставит в том или ином спектакле или кинематографе совершенно какие-то другие, нежели то, к чему мы привыкли. Ну и я сказал: «Хорошо, я буду сниматься». И снялся у него в первом сезоне в этих «Содержанках». Но я не очень люблю многосерийные фильмы. Потому что как актер я знаю, что человек не может сесть от начала до конца просмотреть весь фильм. Значит, он что-то недосмотрит, недоувидит. И я знаю, что, например, в какой-то серии он не посмотрит, а в этой серии у меня как раз именно то, для чего я начал сниматься. Но тем не менее я все-таки снялся в первом сезоне. И все закончилось. Там второй сезон оказался. Но я-то об этом не знал. Мне когда позвонили и сказали, вот сценарий второго сезона «Содержанок», я говорю, я не буду там сниматься. Дело не в том, что мне не нравится, а просто я не люблю этих повторений бесконечных, одно и то же, уже все понятно — как играет актер. За сюжетом что ли следить? Ну я могу и прочитать, но не больше того. И я не буду — я категорически отказался. Хотя я должен был сниматься и во втором сезоне. Вот такая была история.

«СП»: — «Содержанки» был нашумевший сериал, потому что формат откровенный, в котором он снят, на кого-то производит впечатление раскрепощения. Как вы считаете, то, что сегодня цензуры как таковой нет — это зло или нужно как-то избавляться от ханжества?

— Я думаю, что нужно делать то, что тебе нравится. Ради чего ты начинаешь и делаешь этот фильм — это очень-очень важно. И главное, чтобы эта работа, в которой ты участвуешь, была интересна. Чтобы человек относился к этому не спокойно, «посмотрел и посмотрел», а чтобы он задумался. И поэтому вокруг таких фильмов возникают разные разговоры. Кто-то за, кто-то против. А это и хорошо. Понимаете, так и должно быть. Не должно быть единого мнения ни в коем случае, когда ты смотришь тот или иной фильм или спектакль. Люди все разные, у каждого — свое отношение к жизни. И каждого из нас интересуют какие-то разные вещи. Если нас интересует одно и то же — ну что ж, значит, мы люди одной крови, слава богу.

Читайте также

«СП»: — По отношению к кино давно стало ясно, что там мало табу, ограничений. «18+» — и можно показывать все. Главное, как это сделано. А что касается театра, тут нет экрана между тобой и актерами. Ты находишься буквально в десяти метрах. И если человек начинает раздеваться, ты видишь голого человека перед собой. И у меня вопрос о «Гоголь-Центре». Вы ходите туда? Как вам?

— Я тысячу лет там не был. Но я видел некоторые спектакли, которые поставил не главный режиссер и художественный руководитель этого театра, а спектакли многие. Это режиссер Панков. У него было несколько спектаклей. Очень хорошо, талантливый режиссер. И он не переходил какую-то грань, которая могла перейти в пошлость. Ведь главное, чтобы не было пошло. Чтобы это было со вкусом. Знаете, как Марк Анатольевич Захаров сказал, когда американскую картину смотришь — он говорит — и даже самый жуткий персонаж этой картины чем-то должен привлекать. Что-то в нем должно быть симпатичное. Это он сказал очень правильно. И поэтому если нет пошлости, вульгарности, то слава богу.

«СП»: — Вот мы уже начали о Захарове. Вопрос про «Убить дракона». Но не про сам фильм, а про феномен. Советское кино в какой-то период, когда ослабла цензура, стало рефлексом на происходящее в стране. И вышел фильм по мотивам пьесы Шварца. Как вы считает, нам удалось с тех пор победить «дракона» своего?

— Знаете, у каждого — своя жизнь и своя судьба, как мне кажется. И кто-то замечает этого дракона, а кто-то его совсем не замечает, а наоборот, даже растит его. И происходят разные столкновения по этому поводу. Но мне не хотелось бы вдаваться в политику ни в коем случае, потому что я аполитичный человек абсолютно. Но понимаю, что происходит в том же «Драконе». И удалось нам или нет? В чем-то удалось, в чем-то не удалось, в чем-то надо продолжать бороться с этим драконом. Но конкретно — я не из тех людей, которые дают советы или какие-то определения по поводу одного или другого отрицательного состояния общества.

«СП»: — Ваш персонаж в 60-е стал одним из символов оттепели. Я про фильм «Мой младший брат», про Диму Денисова. Так вот, у молодых людей всегда есть потребность в переменах. У вас есть представление о том, что сегодня нужно молодым людям? Они понимают, что происходит на сцене, как это понимали в 60-е?

— Я думаю, что понимают. И порой они понимают больше, чем люди, которые уже прожили большую жизнь. Они понимают сегодняшний момент, сегодняшнюю жизнь очень-очень хорошо. И переживают, но переживают не так, как люди, которые прожили уже несколько поколений и знают, к чему это приводит — то или иное явление. Можно ли с ним бороться? Победишь ты его или не победишь? Люди, которые прожили несколько поколений, знают наперед, чем все это закончится. А молодое поколение понимает, и оно не то что агрессивно — ни в коем случае, я не про это, — а они это понимают, как должно быть и как не должно быть. Это очень важно для сегодняшних поколений. И когда ты как актер выходишь на сцену, ты слышишь отклики из зрительного зала. Не в смысле, что в голос говорят, а ту реакцию, которая у молодых людей. Чем можно благодарить? Аплодисментами, смехом и так далее. И поэтому тебе бы не отстать от них. Вот в чем дело. Ты проработал в театре несколько десятилетий, но тебе бы не отстать от сегодняшнего понимания молодых людей. Многие говорят, что у нас молодежь какая-то, которая ничего не хочет, тыр-пыр восемь дыр. Да ничего подобного! Есть замечательные люди, замечательная молодежь, которая очень многим интересуется и которая еще себя покажет, так скажем.

«СП»: — А молодые актеры?

— Вот с образованием актерским сегодня, мне кажется, беда. И огромное количество людей поступает в театральные вузы. И этих театральных вузов так много, что я три четверти этих вузов просто закрыл бы. Потому что те выпуски, когда выпускают актеров… Если посчитать, что каждый выпуск — это около тридцати человек, то даже если выпускается двести или двести пятьдесят человек, они не смогут найти для себя той работы, о которой они мечтали, предположим, учась в театральных вузах. Я сам преподавал в ГИТИСе, вел курс. Я даже не преподавал, а больше учился у них, чем они у меня, ребята. И я очень хорошо их знаю. Мы находили общий язык. А найти общий язык с человеком, которому, там, двадцать, и мне, которому уже ой-ой-ой сколько, это не каждый может. И я сейчас не бахвальствуюсь, но мне удавалось их понять и им что-то сказать. И они мне что-то говорили в ответ. И мне удавалось их понять. И это было очень важно.

Сейчас не знаю, мне кажется… Не буду ругать никого из преподавателей ни в коем случае. Но какая-то вот такая система преподавания, которая с большим трудом выпускает актера в жизнь. Потому что то ли не хватает времени, хотя учатся четыре года. За рубежом происходит это совершенно по-другому. Намного-намного короче. И получаются очень неплохие актеры.

Человек, который закончил театральный вуз, не может себе найти работу. А если он и хочет попасть в какой-то театр, то в театре все места заняты. И он попадает в театр, если попадает, то главным образом это массовые сцены, массовки. И никакого развития. Вот поэтому я бы закрыл три четверти театральных вузов.

«СП»: — Говорят многие, что в российском кино сегодня кризис. Что наше кино от советской модели ушло, а к капиталистической не пришло. Кино продюсерское. А что нужно продюсеру? Деньги. Не искусство же. Как вы думаете, почему теперь нет кино, которое у нас было?

— Как-то да, кино очень отстало. Знаете, мы долгое время — и до сих пор — не могли выпустить хорошего автомобиля. Мы не автомобильная страна. Мы закупали и продолжаем закупать это. Мы делаем по телевидению некоторые вещи, которые уже сделаны там, в Европе или каких-то других местах. Мы переделываем это на свой лад. Поэтому получается ни то ни се.

Я не смотрю телевизор. Он оттолкнул меня от себя. Когда показывают наши фильмы, они все похожи один на другой, абсолютно. Только другие актеры, а может быть — даже те же самые. Одна и та же ситуация. Один и тот же мордобой. Особенно не дают пищу для размышлений. Это такие играющие картинки.

«СП»: — К слову, о пище для размышлений. Вот Александр Андреевич Проханов в интервью говорил пару месяцев назад о том, что в России пропали новые смыслы. Это так? Если говорить о нашей культуре в самом широком ее понимании?

— В самом широком понимании произошло какое-то выхолащивание. И произошла какая-то трафаретность. Вот я сказал о похожести, однообразии этого всего. И человек не стремится — режиссеры и актеры по каким-то лекалам идут уже знакомым. И ничего хорошего из этого уже не получится. Уже все как бы, как им кажется, сказано. А сказано-то совсем не все. Мы очень многого не знаем, мы только предполагаем. Мы только — кто умеет фантазировать — фантазируем. Но очень многого мы не знаем. И есть очень свободное поле, на котором можно найти — если ты человек образованный, если ты не оторвался от мировой культуры — можно найти и для нас что-то такое, что будет поразительно. Но всякое талантливое и новое с большим трудом принимается и зрителями, и читателями.

Люди перестали ходить в консерваторию. Библиотеки пустые. Все можно купить вроде и дома прочитать. Но какого-то стремления глобального познавания жизни, которое дает культура, его нет. И люди некоторые пытаются это сделать, думая, что они что-то открывают. А на самом деле они попадают под влияние тех лекал, которые уже были. Почему мы смотрим некоторые фильмы по несколько раз, которые остались с нами? Например, артисты сейчас снимаются — сто пятьдесят фильмов. Думаешь, боже ты мой, как же так?

Я однажды встретил Алексея Баталова около Дома кино. Ну здрасьте-здрасьте. Он спрашивает: где вы сейчас снимаетесь? А получилось так, что я именно в тот год, когда мы с ним встретились, снимался в двух картинах. Говорю, я снимаюсь там-то и там-то. Он говорит, ух ты, а я снимался вообще так в своей жизни мало. Вот он мало снимался, но он остался, что называется, на страницах и в главах нашей культуры. А есть люди, которые снимаются в ста пятидесяти фильмах и вроде бы зарабатывают хорошо. Но все уйдет. Никто ничего не вспомнит. Слава богу, если у человека есть два-три фильма, по которым его судят. Но это бывает не так уж часто, надо поискать.

Почему мы начали разговор о кинематографе — и я назвал там Аль Пачино, Дастина Хоффмана, Де Ниро и других? Потому что они сделали в кино много интересного, много нового. И это новое незабываемо абсолютно. «Однажды в Америке», предположим. Сейчас нет Чайковских, нет Чаплинов. Их нет. Не знаю, то ли такое время, то ли главное сейчас для всех, к сожалению, это деньги. А этого не должно быть.

«СП»: — К вопросу о том, что и для кого главное. Вот у Лермонтова в предисловии к «Герою нашего времени» было сказано, что его герой — не положительный. Но этот герой есть, от этого никуда не денешься. Он заставлял своих современников взглянуть на того, кто стал героем тогда. Сейчас, как вам кажется, есть хотя бы отрицательный или антигерой?

— У каждой эпохи свой герой. Герои меняются. И я не знаю, есть ли у нас сейчас герои. Я думаю, что нет. Потому что если опять обращаться к глобальной культуре, то мы здесь много потеряли. И нет того самого настоящего героя, который тебе бы запал в сердце, которому ты радуешься. Мне так кажется.

Читайте также
Американские IT-гиганты готовятся уничтожить Telegram Павел Дуров сбежал на Запад от российского «тоталитаризма», но наткнулся на оскал «демократии»

«СП»: — Поэма без героя?

— Да. Они герои названные. Вообще, сейчас привыкли к словам: этот великий, этот герой, это звезда, этот еще кто-то такой. Вы знаете, это слова-слова-слова. Вы читали последнюю книгу Саши Ширвиндта? Она называется «Опережая некролог». Я ее прочитал именно за то время, пока театр не работал. Там очень много хорошего сказано, я всем советую прочитать. Он много говорит о театре и его, так сказать, последствиях.

«СП»: — Дайте, пожалуйста, совет тем людям, которые сейчас заканчивают школу и собираются учиться на актера, режиссера. Вот вы в своих интервью рассказывали о вашей юности. Вы не были примерным ребенком. Вы даже говорили, что были хулиганом. Талант идет от какой-то внутренней смелости, не от прилежности? Как сохранить страсть, которая влюбляет зрителя?

— Трудно сказать. Дело в том, что я… Это было такое время. Время такого шпанства. Это когда один за всех и все за одного. Это бесконечные драки. Вместо посещения школы я с утра сидел на Арбате. Там несколько кинотеатров. Я вместо школы шел смотреть тот или иной фильм. А тогда показывали фильмы, которые попали к нам совершенно случайно, разные фильмы. Эти фильмы остались во мне навсегда — и те прекрасные актеры, которые в них играли.

Но я из театральной семьи. У меня мама была актриса. Мой старший брат — актер. И поэтому я вечерами так или иначе всегда был в театре. В общем, мама сделала мне прививку — любить театр. И я смотрел все спектакли театра Вахтангова, Малого театра, Художественного театра. Время от времени ходил в консерваторию, при всем при том, что мы гоняли голубей, били друг друга, прогуливали школу. Я оставался на второй год. Но вместе с тем у меня была еще и другая жизнь, о которой я сейчас рассказал. И она мне дала многое.

И если я получил какое-то образование, то образование получил я тогда, не читая, а бесконечно находясь в кинотеатрах вместо школы и бесконечно смотря спектакли очень разные. Я видел еще Пашенную, я видел еще Турчанинову. Я видел мхатовских артистов. Я видел всех вахтанговских артистов. Я смотрел все-все спектакли, и даже некоторых своих ребят из шпаны я тоже приучил к тому, что брал их с собой. Нам выписывали на свободное место пропуск. И мы ходили в театр. Так что надо любить театр, но не прогуливать школу. И побольше читать, побольше наблюдать за людьми. И видеть, какая жизнь вокруг, и давать ей логический ответ, и ставить ей отметку для себя. И понимать свое место в этой жизни. И понимать, что жизнь дается один раз — и она проходит очень-очень-очень быстро. Поэтому те люди, которые хотят быть актерами, режиссерами, должны услышать вот эти мои последние слова.

«СП»: — О том, что происходит вокруг. Вы сказали, что вы человек аполитичный. Но в целом: был брежневский застой, а сегодня говорят «путинский застой». Из всех времен, которые вам помнятся, сегодня не самое худшее?

— Конечно нет! Оно не худшее потому, что в этом времени ты живешь. Ты живешь, работаешь, трудишься и думаешь. Вы знаете, что я видел Сталина? И после этого было еще очень много людей, которые возглавляли нашу землю, нашу Россию. И у меня в семье очень многое произошло трагического. Сейчас не буду повторять об этом. Но тем не менее надо не потерять свое я. И для себя отмечать, что же было хорошо, а что было плохо. «Что такое хорошо и что такое плохо» — есть произведение такое.

«СП»: — А когда вы сказали о том, что видели Сталина, это же было метафорически? Вы его лично не видели?

— Нет, я его видел лично. Я был еще совсем маленький. Была демонстрация. И мы с ребятами ходили везде, где угодно. Я помню и День Победы тоже. На демонстрациях какими-то путями, дворами проходными, под машинами пролезали, которыми огораживали улицы. И в конце концов мы выходили вот на ту самую демонстрацию. Там у каждого было свое место, у демонстрантов. Там завод какой-то шел или какая-то партийная организация. Ну и старались поближе занять местечко, выйти туда, где ближе к мавзолею. И это тоже не так уж близко подходило к мавзолею. И там я видел: стояло все правительство. И видел, как там стоял Иосиф Виссарионович. Я не знаю, может быть это был двойник. Но все кричали «Да здравствует, да здравствует!» И мы вместе со всеми тоже кричали. Нас не отпугивали, потому что мы были такими еще маленькими пацанами. Вот так это произошло.

«СП»: — Кричали «Да здравствует!», а чувства в этот момент были такие же?

— При всем при том, что в 38-ом году расстреляли моего отца и мы были сосланы, то есть мама была сослана как жена врага народа со мной на руках — я родился в доме Грауэрмана на Арбате, но мы были сосланы — но я ведь ничего не понимал. Я не понимал, что происходило. И вообще слово «отец» для меня, как сказать, оно было просто слово. Для меня была мама и отцом, и мамой, и другом, и кем угодно.

«СП»: — Как вы думаете, нынешние сравнения с периодом репрессий в том, что сегодня «затягивают гайки», это все фигуры речи? Нет ничего такого?

— Нет, это не фигура речи. Это, по всей вероятности… Если об этом говорят, значит это есть. Это же говорит не один человек. Наверное, это есть.

Мы сейчас перешли на такую полуполитику. И мне не хотелось бы оценивать, честно говоря. Потому что в нашей жизни ничего не известно. Ничего не известно, что дальше будет, в конце концов. Когда-то просто знали о том, что должно быть дальше.

«Это будет коммунизм!» — говорили. Это оказалось вранье. А социализм — это переход к коммунизму. Это тоже вранье. И я не знаю, какое вранье наступит дальше.

«СП»: — А для вас развал Советского Союза был трагедией?

— Нет, я об этом не думал. Но это очень нехорошо. Это ужасно. Это коротко.

«СП»: — Ужасно потому что?..

— Мы стали слабыми. И у нас много друзей, с которыми мы не можем видеться. Которые живут, может быть, намного хуже, чем жили раньше. Поэтому очень жаль. И очень драматично.

Читайте также
QAnon — Америка в руках сатанистов О том, как Путин и Трамп защищают мир от сатанистов

«СП»: — Расскажите, пожалуйста, какие вещи в 2021 году, уже наступившем, ждать вашим поклонникам? Новые спектакли, книга?

— Нет, ни в коем случае. Меня просили написать книгу. И не один раз, разные редакции. Но дело в том, что я знаю, что до какой-то поры я бы мог говорить — там, о своем детстве, о своих друзьях, с кем я виделся и встречался, когда я был в Щукинском театральном, а потом я изменился по сравнению с тем, каким я был до театрального, до Щуки. Щука мне дала очень многое, я по-настоящему начал наверстывать то, что я не смог сделать за все школьные годы.

Мне не хотелось бы бежать впереди паровоза, но есть, конечно, задумки. Я сейчас не буду говорить, какие именно. Но надеюсь, что в нашем театре будет ставиться спектакль, в котором мне бы хотелось принимать участие. А что касается кинематографа, я за последнее время прочитал один-два сценария. И они мне не понравились.

«СП»: — Этот спектакль, в котором вы хотите сыграть, будет по классическому произведению или это что-то новое?

— Это не наша пьеса, это немецкая пьеса, давнишняя, 33-го года. Но это касается и сегодняшнего дня тоже. Те события, которые происходят с человеком этим.

«СП»: — 33-й год, в голову сразу приходит Томас Манн.

— Нет-нет, не надо спрашивать меня. Это не Томас Манн.

Последние новости
Цитаты
Евгений Минченко

Директор Международного института политической экспертизы

Владимир Букарский

Исполнительный директор молдавского филиала «Изборского клуба», политолог

Игорь Юшков

Ведущий эксперт Фонда национальной энергетической безопасности

Фоторепортаж дня
Новости Жэньминь Жибао
В эфире СП-ТВ
Фото
Цифры дня