Свободная Пресса в Телеграм Свободная Пресса Вконтакте Свободная Пресса в Одноклассниках Свободная Пресса на Youtube
Культура / Литература
12 января 2022 14:04

Вам советское или белогвардейское?

Что выбирали русские эмигранты в 30-е

10339
Вам советское или белогвардейское?
Фото: Минкевич Владимир/ТАСС

Недавно (10 января) вспоминали, в связи с очередным днём рождения, великого русского советского писателя Алексея Николаевича Толстого.

Написав о нём короткий спич, я упомянул, что в 30-е годы прошлого века русские эмигранты в Париже, Праге, Берлине и т. д., как не удивительно, с большей охотой читали советскую литературу, нежели свою, эмигрантскую.

Некоторые мои читатели усомнились: не может быть!

Увы, это зафиксировано и в данных парижских и прочих библиотек, и даже в критике ведущих критиков эмиграции — Ходасевича и Адамовича, которые упоминали, что эмигранты зачитываются Шолоховым и Толстым, а «Тихий Дон» и «Пётр Первый» — лидируют по читательским запросам: эмиграция стоит в очередь за советскими романами.

Более того, эмиграция стояла в очередь не только за этими книгами.

Давайте попробуем понять почему.

Во-первых.

В советской литературе в 20-е и 30-е годы был безусловный и объективный взрыв: одновременно писали не только Шолохов и Толстой, но и — Валентин Катаев, Андрей Платонов, Леонид Леонов, Вениамин Каверин, Юрий Герман, Юрий Олеша, Исаак Бабель, Константин Паустовский, и т. д. и т. п.

Читайте также
В чём сила, брат? Как ВДВ «казахов-разбойников» разогнали В чём сила, брат? Как ВДВ «казахов-разбойников» разогнали Миротворческий контингент ОДКБ в Казахстане мал, да удал

Имелся необычайный и удивительный выбор.

Во-вторых.

В советской литературе развивались жанры, которые либо отсутствовали, либо стагнировали в литературе русской эмиграции. Например, юмористический и сатирический жанры.

В эмиграции просто обожали советского Зощенко (об этом тоже упоминает Адамович).

В эмиграции не было и не могло появиться «Золотого телёнка» или «12 стульев».

Вопреки устоявшемуся мнению, Михаил Булгаков в 20-е был вполне себе советский писатель, и даже написал прочувствованный некролог Ленину (а в избранных сочинениях Булгакова у вас дома его нет, правда?). Булгаков активно публиковался, и его сатиры пользовались успехом и здесь, и там.

Да, в эмиграции был Аверченко, но давайте признаемся, что по габмургскому счёту это, конечно несопоставимые величины: Ильф и Петров, Зощенко, Николай Эрдман, с одной стороны, — и с другой Аверченко.

И тогда это тоже все отлично понимали.

В-третьих.

В советской литературе переживал подъем жанр русского исторического романа.

В эмиграции ничего сопоставимого не было, в том числе и по объективным причинам — там были недоступны архивы. У нас же в 30-е один за другим выходили шедевры Василия Яна, Алексея Чапыгина, Вячеслава Шишкова, Сергеева-Ценского, Новикова-Прибоя и т. д. и т. п.

И «Пётр Первый» Алексея Николаевича Толстого, конечно.

Эмигранты тосковали по исторической России — и получали возможность этот запрос удовлетворить, читая именно советскую литературу.

Владимир Набоков, кажется нам, терпеть не мог исторические романы, в том числе и по причине, некоторой, да простят меня, зависти: он видел, как повально эмиграция читает эти советские книги, и раздражался.

В-четвёртых.

В 30-е в СССР наблюдался необычайный взлёт фантастики.

В эмиграции этого не наблюдалось. Потому что СССР, даже при наличии огромного количества исторической прозы, был устремлён в будущее, а эмигрантская литература — обращена в прошлое.

Поэтому никакого Александра Беляева там и быть не могло, а в СССР подряд вышли, только подумайте, «Голова профессора Доуэля» (1924), «Остров погибших кораблей» (1926), «Властелин мира» (1926), «Человек-амфибия» (1928), «Продавец воздуха» (1929), «Звезда КЭЦ» (1936) и т. д.

Алексей Николаевич Толстой опять же — с его романами «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина».

Вообще же тогда выходило аномальное количество советской фантастики — иногда среднего качества, иногда шедеврального — например, роман «Дорога на океан» (1936) Леонида Леонова, из которого по собственному признанию и выросли позже Стругацкие.

В-пятых.

В Советском Союзе невероятное внимание было уделено детской литературе.

До революции ее, как жанра, скорей, не существовало. Да, Пушкин, да, Ершов, да, рождественские сказки — но в 20-е, 30-е явились вдруг все классические сказки Корнея Чуковского (только «Крокодил» был написан в 1915, весь остальной свод — с 1921 по 1935), «Три толстяка» Юрия Олеши, Агния Барто, детский Маяковский, весь классический Евгений Шварц, Кассиль, Хармс, Борис Житков, Самуил Маршак, Сергей Михалков — это было что-то немыслимое.

Аркадий Гайдар, наконец.

За двадцатилетие была создана беспрецедентная по количеству шедевров детская литература.

В-шестых; самое удивительное.

Читайте также
Донбассу пора за Крымом, в "родную гавань" Донбассу пора за Крымом, в «родную гавань» Коммунисты подготовили проект постановления о признании ДНР и ЛНР

Из дня сегодняшнего мы знаем, что блистательные белые офицеры, которые читали и писали стихи на французском, сражались в Гражданскую с пьяными матросами, которые едва умели разговаривать.

И теперь, друзья мои, открытие.

Героика и трагедии Гражданской войны — если говорить о художественной прозе (а не о мемуарах), — описаны были по большей части здесь, а не там.

Ну, не написали блестящие штабс-капитаны ничего сопоставимого с советской литературой о Гражданской.

Поэтому эмигранты шли в библиотеки и читали (и плакали, и поражались) не только «Тихий Дон» и «Донские рассказы» Шолохова, но и — Бориса Лавренёва, «Конармию» Бабеля, «Железный поток» Серафимовича (мощнейший роман), «Два мира» Зазубрина, партизанские повести Всеволода Иванова, «Барсуки» и «Белую ночь» Леонова, «Падение Даира» Малышкина и проч. и т. д. и т. п.

Мне сейчас скажут: большевики скрывали правду о своих зверствах, и эмиграция это знала. Увы, это не так.

То, как описаны именно зверства Красной Армии в «Тихом Доне», «Железном потоке», «Конармии» — по сей день потрясает, но не менее страшно описано это у Бориса Пильняка, у Артема Весёлого в страшном романе «Россия, кровью умытая», или в ужасающем романе о зверствах красных в Крыму «В тупике» (1923) виднейшего русского советского писателя Викентия Вересаева.

И это всё публиковалось!

И эмиграция читала это — и ликовала, и плакала.

Причём еще по одной причине.

Огромная часть эмиграции, друзья мои, не имела никакого, ну ни малейшего отношения к Гражданской войне. Это были аристократы, купцы, прохиндеи, спекулянты, торговцы, буржуа — которые в глаза не видели эту самую Гражданскую. В отличие от советских писателей, которые там воевали — причем, очень серьёзная их часть воевала сначала за белых, потом за красных (Катаев, Павленко, Леонов, Зазубрин). У советских писателей был невероятный личный опыт — и они могли рассказать эмигрантам про войну не с одной стороны, а с обеих сторон!

У эмигрантской литературы, — а мы помним и чтим эти великие имена: Бунин, Мережковский, Набоков, Поплавский, — подобного опыта элементарно не имелось.

Ходасевич, Адамович, Бальмонт, Зайцев не были ни военкорами, ни военными, — более того — Гражданскую они провели… в Москве, работая в Советских учреждениях. И только затем эмигрировали. Бальмонт так вообще был неистовым советским поэтом до эмиграции.

Давайте ещё раз, прямым текстом скажем: никакой батальной литературы, никакой сопоставимой правды о войне эмигрантская литература (не мемуаристика) — не могла противопоставить литературе советской. Если противопоставляла — это был куда более низкий уровень (вопиющее исключение — Гайто Газданов, но он такой один).

Поэтому эмигранты шли, и брали себе почитать Весёлого, Леонова и Гайдара: в конце концов, можно было хотя бы понять, кто против них сражался, и почему они, сторонники Белой гвардии, проиграли.

Читайте также

А вы думаете, почему наши современные режиссёры, чтоб «открыть глаза на события Гражданской» почему-то не эмигрантскую литературу экранизируют — а в очередной раз «Хождения по мукам», Шолохова или Бабеля?

А там их нет, с той стороны, эпических летописцев Гражданской! Ну, почти нет. Поэтому выворачивается навыворот советское наследие.

В-седьмых.

Это в позднесоветские времена наша кухонная диссида придумала, что ничего тошнотворней советский литературы о «колхозах» и «стройках» — нет. На самом деле, советское строительство безумно интересовало эмиграцию.

Всё это либо зачаровывало, либо бесило — но в любом случае, они читали — и «Поднятую целину» Шолохова (которая нисколько не уступала тогда в популярности «Тихому Дону»), и повести Платонова, и «Соть» Леонова, и даже «Цемент» Гладкова, и тем более «Время, вперёд» Валентина Катаева — в том числе и потому, что и такой литературы у них тоже категорически не было.

И быть не могло.

Восьмое.

В СССР, внимание, стремительно развился «криминальный» жанр, которого, увы, в эмиграции тоже не было совсем — ну, не знали про жульё и обитателей дна ни Набоков, ни Шмелев.

Зато в СССР, одна за другой вышли такие книги, как «Одесские рассказы» Бабеля, «Вор» Леонова, «Конец хазы» Каверина, «Зелёный фургон» Козачинского.

А также повести Макаренко, «Республика ШКИД» Леонида Пантелеева, и прочее подобное. Здесь мы должны упомянуть уникальный жанр советского педагогического романа, которого в эмиграции тоже, естественно, не было.

В-девятых.

В Советском Союзе получил замечательное развитие жанр не только детской, но и «взрослой» литературе о «природе и путешествиях».

То, что появлялось в XIX веке спорадически, в СССР, как обычно, было поставлено на поток. Поэтому в СССР издаются и становятся культовыми книги Владимира Арсеньева, а также работают такие разные и удивительные авторы, как Пришвин, Соколов-Микитов, Виталий Бианки, упомянутый Паустовский и т. д. и т. п.

И, в-десятых.

Говорить о том, что в Советской России были немедленно остановлены «формальные эксперименты», а свобода была «там» тоже, мягко говоря, не совсем верно.

Скорей, напротив — в целом эмигрантская литература была весьма консервативной (исключая Набокова и Поплавского, конечно же), — в Союзе же, по крайней мере, в течение первых двадцати лет литературная работа ознаменовалось проведением удивительных литературных (а также театральных) поисков и экспериментов.

«Серапионовы братья» тому безусловное доказательство, хотя не только они.

Именно в Советском Союзе продолжал писать Андрей Белый, и некоторое время работали не только в поэтическом, но и в прозаическом жанре такие разные мастера, как, например, Анатолий Мариенгоф или Константин Вагинов.

Эти поиски, действительно, были в какой-то момент директивно остановлены, тем не менее, скажем, Андрей Платонов или Леонид Леонов в иных формах продолжали формальные и стилистические эксперименты, в итоге повлиявшие не только на советскую словесность, но и на мировую.

Так что, надеюсь, вы понимаете, отчего с людьми, считающими «в Союзе при Ленине и Сталине всё умерло, и была одна мертвечина» — спорить нет никакого смысла.

Они объективно не знают контекста.

Читайте также
Европа соскучилась по русским туристам и их деньгам Европа соскучилась по русским туристам и их деньгам Впустит ли ЕС россиян, привитых «Спутником» этим летом?

Более того, именно эмигрантские читатели в 20-е и 30-е и высмеяли бы эту точку зрения.

Заметим, что мы говорили сегодня только о прозе, хотя и в области поэзии (именно в СССР работали Есенин, Маяковский, Пастернак, и даже Мандельштам, а также Николай Заболоцкий, Павел Васильев, Арсений Тарковский, Багрицкий, Луговской и проч. — не имевшие никаких стилистических аналогов в эмиграции), и в области филологии и литературной критики (Виктор Шкловский, Юрий Тынянов, Борис Эйхенбаум), и в драматургии, упомянутой нами лишь вскользь (Эрдман, Шварц, но так же Афиногенов, Киршон, Вишневский, и ещё раз Алексей Николаевич Толстой) — происходили соразмерные процессы.

Меня, быть может, спросят: а что же такого было в эмигрантской литературе, чего не было здесь?

Безусловно, можно и стоит говорить, что в эмиграции была разработана тема «ностальгическая», которая в силу объективных причин не могла столь развиться в Советском Союзе, а также — религиозная и антитоталитарная.

Здесь спорить нет смысла, и этого никто не отрицает.

Отрицают, повторюсь, беспрецедентный рывок советской литературы, который был оценён во всём мире, и даже, настаиваем, в читательской среде изгнанников и беженцев.

Простые и очевидные, казалось бы, вещи, но мы их действительно не знаем, и даже едва ли можем сегодня вообразить.

И, тем не менее: эмиграция предпочитала советское.

Последние новости
Цитаты
Павел Селезнев

Декан факультета международных экономических отношений Финансового университета при правительстве России

Ирина Абанкина

Директор Института развития образования Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики»

Фоторепортаж дня
Новости Жэньминь Жибао
В эфире СП-ТВ
Фото
Цифры дня