Свободная Пресса в Телеграм Свободная Пресса Вконтакте Свободная Пресса в Одноклассниках Свободная Пресса на Youtube
Культура
19 февраля 2012 02:17

Сейчас даже трудно поверить, что это было (часть V)

Воспоминания о жизни в конце ХIХ — начале XX веков (Рыбинск, Молога, Гейдельберг, Берлин, Париж, Швейцария, Хабаровск и предчувствие революции)

88

…Через десять часов, как и было обещано, с новой буксой поезд покинул станцию Зима и, набирая скорость, спешил к Иркутску, а часа через два после Иркутска перед пассажирами открылся Байкал. Он был хмур, неприветлив и поражал беспредельностью.

Вид, открывавшийся из окна вагона, смущал едущих: поезд шел высоко над берегом — вдруг сорвется вниз? В окнах с другой стороны проносились горы, поросшие лесом, и казалось — открой окно, и можно вдохнуть запах хвои.

Тревожно и величественно.

Как-то незаметно доехали до Читы, а еще через сутки миновали станцию Ерофей Павлович, названную в честь первопроходца Хабарова. И, наконец, еще два дня пути — и Ревякины в Хабаровске.

Приятно было почувствовать себя в привычной обстановке: просторный номер в гостинице, можно сидеть за столом, пол не дрожит и не качается под ногами.

Весь день они отдыхали, ходили по городу, не уходя далеко от гостиницы, а на следующий день Дмитрий Иваныч поехал в Комитет по постройке Восточно-Амурской железной дороги, где его ждали. Были обговорены все условия, упомянуто, что работа связана с командировками в Благовещенск, Никольск Уссурийский, Николаевск-на-Амуре, а также, возможно, в Манчжурию, Китай, и вручены подъемные для обустройства на новом месте.

Вернувшись в гостиницу в приподнятом настроение, он сразу же велел Саше собираться.

— Куда нам нужно собираться, Митя? — поинтересовалась жена.

— Мы поедем с тобой, познакомимся с городом, побываем в магазинах, найдем контору по найму квартир.

— Хорошо, но только после обеда.

Экскурсия по городу затянулась надолго.

— Покажи нам город, любезный, самое интересное, — просил Митя, — магазины, храмы.

— Да ведь зараз не объехать, город-то наш очень большой.

С вокзальной площади поехали они по Большой улице, затем извозчик привез их к городскому саду, и они увидели крутой откос, спускавшийся вниз от садовой решетки, а на краю откоса памятник Муравьеву-Амурскому.

Проехали они мимо городского цирка — очень оригинальное здание.

— А теперь, давай, к Амуру, — попросила Саша.

— Извольте, барыня, покажу вам Амур-батюшку, — развернул экипаж и повез их на рейд, где в Амур впадает Уссури. У пристаней стояли пароходы и пароходики, теснились лодки, необозримой была водная ширь.

— Ну, все, приятель, вези нас домой.

Усталые, но очень довольные, они вернулись домой.

Я совершенно уверена, что поездка по городу была для них необходима и интересна, а места, где они были, я писала со старых открыток, чудом сохранившихся с 1912 года (Издательство Контрагентства А.С. Суворина и Кo).

Следующие дни были посвящены поискам квартиры, и Дмитрий Иванович нашел достойное жилище из пяти комнат на улице Льва Толстого, дом 8. В первую очередь обставили детскую для Павла и Кати и собственную спальню.

Митя продолжал заниматься квартирой, а Саше удалось найти себе работу в гимназии.

У них начался самый счастливый период в жизни. Они молоды, у Дмитрия Ивановича работа, которая приносит ему удовлетворение и приличный доход, в коллективе у него сложились добрые отношения со всеми сотрудниками, нашлись и общие интересы.

Александра Ивановна — учительница гимназии, она преподает русский язык и литературу, на уроках она часто читает стихи. Ей приятно, что барышни внимательно слушают, на переменах окружают и задают самые разные вопросы.

Она довольна; она нашла то, чем будет заниматься всю жизнь.

Дома Саша с удовольствием рассказывает мужу, как нравится ей работа, какие славные у нее ученицы, но ответного энтузиазма муж, увы, не проявляет.

— Ты недоволен?

— Мне стыдно, что ты работаешь, мои сослуживцы меня порицают.

— Пройдет время — перестанут, — говорит Саша. — Дома у нас все в порядке: Павел здоров, он в надежных руках Кати, к обеду я всегда дома, и Катя мне во всем помогает.

Да и на самом деле их жизнь налажена. Печки топит истопник (заметьте, не женское дело заниматься шестью печками); на базар ходит Катя в сопровождении того же истопника, дабы нести купленное. Со всеми остальными делами женщины справляются.

Митя вынужден согласиться.

— Сашенька, я все-таки рад за тебя. Дай, я тебя поцелую и, надеюсь, обрадую, сообщив, что завтра нам привезут гарнитур для столовой из светлого дуба. Уверен, что он тебе понравится.

— Вот это замечательно! — оживляется жена.

На следующий день она спешит домой; ей очень хочется увидеть гарнитур и непременно самой указать, что и где ставить. Может быть, я бы и не стала упоминать об этом, но девяностопятилетний старик-буфет стоит в моем доме и по сей день.

Тринадцатого ноября счетному чиновнику Дм. Ив. Ревякину приходит первое письмо из Бежецка (повторяюсь), 13 ноября. Митя пишет в Бежецк:

Милый братишка, несколько дней назад я послал Вам несколько китайских открыток письмом. Сегодня мне удалось достать японских и очень хороших.

Приветствую Вас, крепко обнимаю, кланяюсь Вашему семейству.

Будьте здоровы и благополучны.

Жду Ваших писем.

Ваш Дм. Ревякин.

Хабаровск 18 ноября 1911 года.

Обмен даже короткими письмами свидетельствует, что Ревякины уже не одиноки: им пишут брат и племянники, сестра Лиза, на Сашино письмо в Москву ей ответит Маша, а Митя, как видно из первого письма, будет постоянно слать открытые письма из всех мест, где доведется ему побывать.

В Хабаровске они тоже не одиноки. Дмитрий Иванович обладал счастливым даром собирать вокруг себя интересных людей, в общении был прост, остроумен, чем и привлекал к себе людей.

Их приглашают на семейные вечера, где тема собрания чаще всего находилась в руках хозяек, ибо именно они могли удивить гостей по кулинарной части, по сервировке стола. Каждая из дам имела свое фирменное блюдо, которым могла похвастать. А чтобы в целом представить застолье, позволю себе отослать читателя к рассказу А.П. Чехова «Сирена».

Дальше — как обычно: мужчины удалялись в гостиную курить, пить кофе, играть в карты, а женщины (как и в Бежецке) вели разговоры о детях, о новостях моды, показывали самые разные рукоделья.

Саша узнала, что в Хабаровске есть магазины фирмы Кунст и Альберс. Совсем как в Москве и Петербурге. Ей нравится Хабаровск.

Женщинам интересно, как она управляется с домом, если ей каждый день приходится ходить на работу.

— У меня очень хорошая помощница, — говорит она. — Катя и по хозяйству поможет, и Павел на ее попечении.

Наконец, Ревякины приглашают гостей — у них новоселье. Хозяева с удовольствием показывают свою квартиру. Столовая и гостиная дамам очень нравятся; мужчины уже в кабинете Дмитрия Ивановича и удивлены, что за такой короткий срок у хозяина порядочная библиотека.

Разговоры продолжаются и за столом. Говорят все, и все единодушны в том, что квартира хороша, что будет лучше, если провести телефон (такое уже возможно), а по мнению женщин необходимы цветы, но встает хозяин; он приветствует собравшихся и предлагает начать трапезу.

Вечер прошел отлично. Гости довольны; дамы договариваются, у кого собраться в следующий раз, прощаются, и в доме наступает тишина.

Саша и Катя убирают со стола, наводят порядок в столовой, в гостиной, усталые, но довольные прошедшим вечером, отправляются спать. Такие собрания в их среде проходят почти регулярно два раза в месяц.

Наутро Дмитрий Иванович и Александра Ивановна отправляются на работу, начинается трудовая неделя.

Рабочий день Дмитрия Ивановича не слишком напряженный (с моей точки зрения): уходя в присутствие в девять часов, с работы возвращается в три часа, обедает, отдыхает. Домашние заботы — не его дело. Он может заняться с Павлом, пойти с ним погулять, а ближе к вечеру уходит либо в клуб, либо в Народный дом. Так принято.

Вернувшись домой, он обязательно расскажет Саше, с кем встречался, о чем беседовали. В Народном доме нередко проводятся собрания самых различных обществ и по самым разным вопросам, и Дмитрий Иванович выступает с докладами на литературные, на исторические темы. Из архива Хабаровска у меня есть выписка, найденная в Интернете: 23 июня 1914 года Ревякин Д.И. на общем собрании членов Приамурского общества востоковедения, состоявшимся под председательством шталмейстера Н.Л. Гондатти, сделал доклад на тему «Государственное значение Амурской железной дороги».

На каждом его выступлении всегда присутствует Саша, и каждый доклад перед своим выступлением он обязательно читает ей, и совсем неважно, понимает она государственное значение Амурской дороги или какие-либо экономические вопросы, важно, чтобы она выслушала его.

В Народном доме они были представлены Н.А. Морозову, известному народовольцу, осужденному на двадцать лет одиночества в Шлиссельбургской крепости, а по истечении срока высланному на Дальний Восток.

Николай Александрович оказался приятным интересным собеседником. С Дмитрием Ивановичем они сразу же стали говорить о Сен-Симоне и Фурье, а, может, и о чем-то другом, а Саша, слушая «краем уха» их разговор, думала о том, как же он почти 21 год провел в одиночке и не сошел с ума, и писал стихи? Господи, да как же он выдержал такое испытание? И ничего не знал о родных и близких. Как страшно.

Вдруг Николай Александрович обернулся к Саше и спросил:

— А можно я буду называть Вас Шурочка? А можно я попрошусь к вам в гости?

— Конечно, мы будем очень рады.

Он пришел к ним. В прихожую выбежал Павлуша.

— Это наш сын, — сказала Саша.

— Давай знакомиться, дружок, — предложил Николай Александрович.

— Давай, — согласился Павлуша, — и пойдем в мою комнату, я покажу свои игрушки, и книжки у меня есть.

Родители смутились, а Павел с гостем ушли в детскую, откуда вскоре послышался смех, потом разговоры и даже возня.

— Давай оставим их ненадолго. Им, по-моему, хорошо.

А когда мама и папа пришли за ними, то увидели, что сын и гость сидят на полу и с увлечение возводят из кубиков китайскую «стенку».

— Отложите строительство, и пойдемте за стол, — говорит мама и берет сына за руку.

Обед без особых изысков, но пироги очень вкусные. Саша понимает, как нужна гостю обычная домашняя обстановка: самовар в центре стола, в вазочках — варенье, разговоры о погоде, о новых книгах; Дмитрий Иванович рассказывает о командировке в Благовещенск.

После первого визита Н.А. Морозов бывал у них почти каждую неделю.

Когда у Ревякиных поставили телефон, и они предъявили новинку техники гостю, показали, как можно поговорить с человеком, находящимся от него на значительном расстоянии, он сначала не мог поверить, что это возможно. Но когда в трубке возле своего уха Николай Александрович услышал голос одного из своих знакомых, то был удивлен чрезвычайно и радовался, как ребенок. В течение вечера он несколько раз подходил то к Саше, то к Мите и спрашивал, нельзя ли еще кому-нибудь позвонить.

Однажды Николай Александрович пришел к ним как обычно скоротать вечерок, но хозяевам показалось, что он чем-то озабочен.

На вопрос здоровы ли Вы?

— Я здоров, — сказал он, — и пришел проститься с вами. Мне вышло разрешение от правительства вернуться домой, в свое родовое гнездо. Мне хорошо жилось в Хабаровске; меня окружали достойные люди, и я сохраню благодарную память обо всех, кто помог мне забыть те ужасные два десятилетия и почувствовать себя свободным.

Последний вечер. Все, как всегда: и самовар в центре, и ватрушки горкой лежат на блюде. Только разговоры о предстоящей дороге, о возвращении в родной дом (какой он теперь?). Всем грустно.

Николай Александрович оставляет на память свой портрет с дарственной надписью и добрыми пожеланиями.

До наших дней портрет не дошел. В страшные годы революции во время очередного обыска его изъяли.

1912 год у Дмитрия Ивановича проходит в частых разъездах. По делам службы он бывает и в Николаевске-на-Амуре, и в Никольске Уссурийском. Командировки иногда затягиваются, и тогда они обмениваются короткими сообщениями на открытках:

Никольск-Уссурийский, гостиница «Метрополь»

Его ВБ Дм. Ив. Ревякину

Уведомляю, что дома все благополучно. В школе также. К тебе с визитом был Васневский.

У нас идут дожди. Катя кланяется. Будь здоров. Уведоми, когда будешь домой.

Твоя Саша. 19.9.1912 г.

Стиль деловой, никакой лирики. Да ей и некогда много писать: учебный год только начался, в доме тоже дел порядочно. Однако работа ее не пугает, и даже лучше, что Дмитрий Иванович отсутствует (некому мешать). Они с Катей моют окна; готовят их к зиме.

Надо разобрать сундуки с зимними вещами. Достать все необходимое для осени и зимы и убрать летние вещи; надо выяснить, что есть, что следовало бы купить, наконец, от чего можно избавиться.

Разбирая одно их таких хранилищ, она обнаружила лайковую перчатку. А где вторая? Нашлась.

— Как давно я не танцевала! Мазурка бы мне не удалась, но вальс я смогла бы хоть сейчас. Да, перчатки мне пригодятся, — решила Саша. — Не за горами новогодние балы, а бальное платье просто необходимо. Но я, пожалуй, подожду Митю.

Он не заставил себя ждать. На следующий день, вернувшись из гимназии, она увидела в прихожей чемодан, а мужа нашла в кабинете.

За обедом разговор проходил в обоюдных вопросах и ответах, а когда все уже было обговорено, и Дмитрий Иванович собрался раздавать подарки (он привозил их из каждой командировки) жене, сыну, Кате, Саша вспомнила о новом платье, в котором можно было бы пойти на бал.

— Хорошо, мой дружок, — сказал муж, — завтра же и поедем, надеюсь, найдем.

— На службу ты сегодня пойдешь?

— Что ты, конечно, нет; я погулял сегодня с Павлушей, потом учил его играть в шашки, и, представь, он кое-что понял. Тебе же я советую отдохнуть, так как ужинать мы пойдем в ресторан.

— Митя, мне же сочинения девочек проверять надо, — вяло протестует жена.

— Слушайся мужа, а сочинения подождут. Дело не медведь, в лес не уйдет.

В ресторан они ходят после каждой командировки. Это уже традиция. Персонал их знает, столик для них всегда найдется.

— Не желаете ли в кабинет?

— Проводи нас, — говорит Митя.

Они усаживаются за стол, Митя изучает карту вин, Саша — меню.

Напротив нее висит зеркало, она машинально поправляет прическу. В зеркале просматривается дорожка, по которой снуют официанты.

Ловко же у них получается, — удивляется она, рука с подносом не дрожит, а на подносе бутылки, бокалы, рюмки. Молодцы ребята!

Появляется и к ним такой же молодец, расставляет заказанное на столе; какое-то блюдо (я не знаток) требуется ставить на десертную тарелку, не на скатерть; официант собирается уходить, а Дмитрию Ивановичу не понравилась эта нижняя тарелка.

— Забери тарелочку, любезный, она не промыта.

— Виноват-с, в момент заменим.

Хватает тарелку и удаляется. Саше видно в зеркале, как парень плюнул на нее и лихо растер полотенцем.

Она даже не ахнула, что сделал бы более эмоциональный зритель; в конце концов, Мите с этой тарелки не есть, а полотенце у парня чистое.

— Извольте, сударь. Все, как и должно быть.

Какой же умницей была моя бабушка! Ей богу, я бы поступила также. Случись иначе — вечер был бы испорчен всем: ей, Мите, нагловатому официанту (он-то и места мог бы лишиться).

А Вы, мой читатель, как бы поступили?

До нового года командировок не предвидится, и снова служба, клуб, Народный дом, библиотека городская и домашняя, пополняемая постоянно. Дмитрий Иванович занимается составлением каталога, заказывает экслибрис. В застекленном шкафу появляется короткая, но весьма категорическая фраза «Книги на дом не выдаются. Д. Ревякин».

У него Брокгауз и Эфрон, трехтомник «История искусств» Гнедича и «История российской словесности» тоже в трех томах, книги по истории Греции и Рима и, конечно, русские классики.

Приближаются новогодние праздники, и женщины занимаются квартирой.

А в канун праздника они на кухне, где дел невпроворот: готовится индейка, «подходит» тесто; его пора раскатывать и выкладывать на противни и укладывать приготовленную начинку, а затем прикрыть ее сверху или выложить решеточку на сладкий пирог.

Мужа дома нет. А где Павел? Его не слышно. Мама и Катя довольны — не мешает, не вертится под ногами. Наконец, Катя говорит:

— А что-то Павлика не слыхать.

— А ведь верно, где же он? — вспоминает и мама.

В детской его нет, в столовой тоже. Мать идет в спальню, видит открытый шифоньер и там, среди платьев и костюмов, сидит ее сын и кисточкой, которую макает в пузырек с йодом, раскрашивает подол платья из светлого тонкого английского сукна.

Слава богу, это не новое бальное платье! Первое что приходит в голову маме.

Вытащенный за ухо из шкафа, он кричит:

— Я же хотел украсить его полосочкой, чего оно такое белое.

Их сыну уже шестой год. Он не болеет, аппетит отличный; ему следовало бы больше гулять, а Катя утром занята домашними делами. После завтрака ей нужно вымыть посуду, убрать детскую, и Павел готов ей помочь, а потом хочет, чтобы она ему почитала.

Катя садится и читает. Затем ему предлагается выпить какао с булочкой или компот с блинчиком, и можно собираться на прогулку.

Жаль, что у него нет сверстников; ему не мешало бы побегать с ребятами, пообщаться.

Прогулка оканчивается небольшим сквером недалеко от дома. В нем можно спрятаться от няни в кустах, и каждый раз она боится, где же он.

И так каждый день, если погода позволяет. Вечером Павел выносит шашки, если папы нет дома, то приходится играть маме. Она играет прилично, но обидеть сына победой своей не хочет, а сын ликует, если ему удается выиграть.

Вечером 30 декабря все украшают елку: шары, флажки, гирлянды, свечи. Дед Мороз внизу вместе со всеми зверушками из игрушечного арсенала Павла. Все ярко, празднично, пахнет хвоей. Родители ставят под елку подарки от Деда Мороза: лыжи с палками и большого симпатичного тигренка. Комнату закрывают, чтобы открыть утром.

У Саши завтра бал, поэтому с обеда она уже ничего не ест, и завтра ее тоже ожидает строгая диета. Даже своих пирогов ей не отведать до первого числа. Катя сочувствует ей, но не искушает.

Утром 31 декабря все встают рано. Павел находит подарки, тут же примеряет лыжи и обнимает тигренка. Завтрак на столе, лежат пироги, которые испечены еще вчера, накрыты салфетками. Саша на них не смотрит, она съедает остатки капустной начинки, пьет чай с сухариками и покидает кухню.

Ей нужно приготовить вечерний костюм Мите и собраться самой, а на это потребуется не меньше двух часов.

За обедом голодная жена все-таки съедает немного супа и уходит одеваться. В спальне Катя затягивает ее в корсет, и не без труда; перед зеркалом — небольшой макияж — немного пудры, чуть тронуты черным карандашом брови; волосы уложены хорошо. Можно облачаться в платье.

Заходит Митя; он в смокинге, который отлично сидит на нем, как и черная атласная бабочка на белоснежной рубашке.

— Митя, ты просто красавец, и как хорошо, что ты не танцуешь.

— Ты тоже необычная сегодня. Подойди ко мне, я хочу подарить тебе одну безделушку к новому платью.

И он надевает на шею платиновую цепочку с маленьким изумрудом.

— Поедем.

Они одеваются, выходят на крыльцо. Их ждет экипаж.

Бал удался. Она танцевала много. С первого же вальса, на который ее пригласил незнакомый мужчина, она поняла, что ей сегодня отдыхать не придется.

Начался 1913 год. Год оказался спокойным, даже командировки случались нечасто. Дмитрий Иванович съездил в Японию, о чем свидетельствуют две открытки: одна из Нары, где он гулял в парке вместе с ручными оленями, и из Никко (в пяти часах езды поездом к северу от Токио). Как память, у меня на столе стоит чайник, на крышке которого мышка и веточка с листочками и гроздью ягод.

Побывал он и в Китае, откуда привез две палочки из слоновой кости, которыми китайцы едят рис. Возможно, было что-то еще, но это уже утрачено.

Д.И. Ревякин с супругой и сыном на пароходе (следует название) отбыли в путешествие по Амуру.

А летом они всей семьей совершили путешествие по Амуру, о чем сообщила Хабаровская газета:

В 1914 году началась империалистическая война, в которую Россия вступила 19 июля, но это было далеко, и их жизнь не претерпела каких-либо изменений, но появилась тревога за тех, кто сражается и гибнет на полях сражений.

Еще одно событие внесло существенное изменение в их жизнь: Катя вышла замуж. Ее муж, путевой обходчик, согласился, чтобы жена оставалась у них, но только приходящей няней. Теперь она работала на два дома, муж приходил к ней, если Ревякиным требовалась мужская помощь, а Катя иногда с Павлом уходила в свой дом, где Павлу очень нравилось бывать.

1914 год — юбилейный для Саши и Мити: им тридцать лет. Банкет в лучшем ресторане Хабаровска. Поздравления, пожелания долгой и счастливой жизни, подарок от сослуживцев — шкатулка со столовым серебром (52 предмета, на каждом монограмма «Д. Р.»).

И все-таки война идет. Кто-то из служащих мобилизован и уехал; куда? пока неизвестно.

1915 год для Ревякиных совсем не такой, как прошедшие и такие счастливые годы.

На службе опять кого-то провожают в армию. Саша обеспокоена, верная Катя при ней. Павлу уже 8 лет, и он уже в подготовительном классе, где наконец-то учится жить в коллективе себе подобных. Утром Катя провожает его в школу.

В конце ноября коллеги провожают в армию Дмитрия Ивановича, обещают жене любую помощь, если таковая будет нужна.

Еще перед отъездом было решено, что она с сыном уедет из Хабаровска в Рыбинск. Это ее родина, в Рыбинске живут Коровкины (жена Петра Николаевича — родная сестра Мити). Приютят.

А дом без мужа для нее пуст. Первую неделю она ходит из угла в угол, из комнаты в комнату, посидит в кабинете, подержит книгу с закладкой, погладит его халат.

Однако нельзя так, решает она и начинает готовиться к отъезду. За делом тоска отступает.

Сослуживцы мужа, их жены заходят к ней; женщины готовы помочь ей, а мужчины проводят их. Всю обстановку отправят «большой скоростью» вместе с ними.

Вскоре приходит открыточка от Мити:

Сашенька и сын мой Павел, проехал Новосибирск Как Вы там? Очень беспокоюсь и постоянно думаю о Вас. Привет Кате и ее мужу. Целую и обнимаю.

Ваш Д. Ревякин.

В конце декабря Саша понимает, что она беременна. Ну и что, ей хватит здоровья доехать до Рыбинска. В марте 1916 года они уже едут в Рыбинск. Катя поехала с ней и проводила ее до Екатеринбурга. Расставаясь, обе долго и горько плакали, обе понимали, что это навсегда.

Итак, прощай, Хабаровск. Они были счастливы здесь. И не только. В Хабаровске они «стали на ноги» (как сказали бы тогда): обрели самостоятельность, создали дом, сумели показать себя на службе с самой хорошей стороны и стать интересными для окружающих.

Четыре с половиной года — срок небольшой, но они понимали, что дальше им нечего бояться.

Не думаю, что в их жизни все было лучезарно. В любой семье бывают размолвки, даже ссоры. У них, конечно, были и разногласия, и недомолвки, но при этом Дмитрий Иванович понимал, что семья — его вечный причал, что Саша — навсегда его опора.

А она знала, что он не только муж, но человек, которого нужно беречь и любить. Для этого у нее сил хватит.

--------------------------------------------------------------------------------

Продолжение следует …

--------------------------------------------------------------------------------

Фотографии из личного архива Анны Борисовны Матвеевой

Публикация подготовлена при помощи Михаила Матвеева

Последние новости
Цитаты
Александр Михайлов

Член Совета по внешней оборонной политике, генерал-майор ФСБ в запасе

Ольга Четверикова

Директор Центра геополитики Института фундаментальных и прикладных исследований

В эфире СП-ТВ
Новости Жэньминь Жибао
В эфире СП-ТВ
Фото
Цифры дня