Центр

Будущий сатирик примерно так сможет описать типичный день нашей типичной современницы: «Забрала дочку из образовательного центра. По пути домой прошла мимо культурного центра, купила продукты в торговом центре. Включив музыкальный центр, принялась за уборку квартиры. Записалась на прием в стоматологический центр. Вечером побывала в центре фитнеса и красоты. На интеллектуальный центр, как всегда, не хватило времени».

Не бред ли? Простые человеческие слова «школа», «больница», «магазин», «библиотека» — все они изживаются из языка и заменяются бюрократическими «центрами». Зачем и кому это нужно?

Когда болят уши — это называется отит. Болезнь желудка — гастрит. Болезнь языка, зараженного официально-казенными словесами, — канцелярит. Так ее назвал Айболит русской речи — Корней Иванович Чуковский. И вот вам сегодняшняя разновидность этого недуга — центрит. То есть бездумное злоупотребление словом «центр», агрессивное внедрение его во все сферы деловой, культурной и повседневной жизни.

Это пройдет. Язык не настолько глуп, чтобы зацикливаться на такой словесной «центромании». Ни один нормальный человек, отправляясь в библиотеку, не скажет: «Иду в интеллектуальный центр». А значит, и вывеску со временем сделают другую. Замена надписей и табличек — излюбленное занятие российских начальников.

Но за речевыми курьезами и нонсенсами часто стоят социальные аномалии.

Принудительная централизация достает нас на каждом шагу. Вот мне нужно проехать из своего Крылатского к высотному зданию МГУ на Воробьевых горах. С Запада на Юго-Запад — это вроде бы рядом. Но близок локоть, да не укусишь. Итог географических раздумий — маршрут с пересадкой в центре. Лучше и быстрее ничего не придумаешь. Так уж строилась наша столица веками: «Начинается Земля, как известно, от Кремля».

В политическом дискурсе «Кремль» и «центр» были и остаются синонимами. А в официально-бюрократической речи «Центр» — это Москва. Все остальное — «периферия». Вспомним названия, начинавшиеся словами «центральный государственный»: все учреждения с таким титулом размещались, естественно, в столице.

Центр все решает, центр распределяет. Как жила страна? Депутатам Верховного Совета во время сессий продавали в ГУМе по льготным ценам дефицитные дубленки. Прочие граждане тоже решали свои скромные бытовые проблемы через центр: постоят в Москве в очередях за апельсинами и колбасой и развозят их потом по городам и весям. «Дорогие мои москвичи» — эту песню сочинил явно не провинциал. «Москвич» для обитателей большой России — нечто вроде национальности. Не самой любимой.

Центр заказывал и идейную музыку. Диктовал, как писать, рисовать, петь и играть. «Я всегда симпатизировал центральным убеждениям», — говорил некогда зощенковский герой. Очень удобная и практичная формула. Вкусы Центра могут колебаться. То он за диктатуру пролетариата, то за демократию, то за вертикаль власти. То он борется с «поповщиной», то печется о чувствах верующих. Проще подписаться под «центральными убеждениями» в целом и не вникать в нюансы.

«Сильный центр» — такая есть идеологема у сытой, довольной и загорелой околовластной толпы. Иллюзия. Слабость Центра, его историческая бесперспективность очевидны всякому. И лекарство от социально-политического «центрита» давно известно. Это свободная конкуренция, это, извините за выражение, плюрализм мнений. Четверть века назад властный центр, рискуя собственным благополучием, сделал шаг навстречу времени и здравому смыслу. Вылетел тогда из Кремля и понесся от центра до самых до окраин крамольный «плюрализм».

Но сегодня это, пожалуй, самое немодное слово.

Фото: Александр Щербак/Коммерсантъ