Скандалы нашего городка

Матрица-матка — прошлое против настоящего — инструментальное явление — симбиоз Галковского с Тихолозом — безумцы и вредители — вкус запретного плода — пароль паролье — полинезийская логика — список Струковой — уважаемый Многотомов — казус Шишкина — конфликт интересов — мужички и фейс-контроль — презумпция бессмыслицы.

Вот и закончился мой тайм-аут. Вновь приступаю к обязанностям обозревателя текущей литературной жизни.

А поскольку обозревать нечего — значительных новых произведений за истекший период мной не отыскалось — обращусь к скандалам — благо некоторые из них впрямую связаны с современной литературой.

У них, у этих скандалов — совершенно одинаковые механизмы; эти скандалы вновь и вновь развиваются по одной и той же логике; потому рискну предсказать дальнейшее возникновение прецедентов подобного рода, ибо живородящая матрица-матка их появления — бессмертна.

Начну со злополучного списка литературы, который то ли обязателен, то ли не обязателен то ли для школьного, то ли для внешкольного обучения. Список этот называется «список Ланина», поскольку его составил некий Ланин (а, может, и не Ланин).

Ничего не понять, но скандал налицо. Лескова с Куприным минобразовские эксперты заменили писателями-современниками…

Сразу замечу: мне не нравится, когда настоящее компрометируется прошлым.

С одной стороны, да, Лесков с Куприным школьной программе необходимы, спору нет. С другой стороны, школьная программа не резиновая. А с третьей стороны невозможно строить обучение исключительно на классике. Классика беспроигрышна — однако мы ж не собираемся вырастить из детей «людей XIX» века и выпустить их в XXI век. Что они будут делать не в своём столетии?

Современная литература школьной программе нужна. И современная литература у нас есть. Чего у нас нет, так это внятного представления о современной литературе. Тем более у нас нет представления о том, какая именно современная литература нужна школе.

Ведь программа для школьного обучения — явление инструментальное. В программу нет смысла пихать всё самое лучшее; в неё необходимо включить лишь то, что полезно школе и школьникам. Генри Миллер — прекраснейший писатель, но в школе ему не место. И, напротив, Антон Тихолоз — далеко не Генри Миллер, однако все педагоги и педагогини Российской Федерации запрыгают от восторга, если в школьную программу введут повесть Тихолоза «Старик, посадивший лес» — произведение, что называется, «с чёткой нравственной компонентой». Правда, подозреваю, что повесть Тихолоза будет не особо интересна школьникам, поэтому придётся дополнять курс более лакомыми текстами. К примеру, всякий читающий подросток захочет освоить «автобиографические» моменты из «Бесконечного тупика» Дмитрия Галковского: подростки обожают читать «про одиночество и затравленность». В моём представлении школьная программа по современной литературе — разумное сочетание приятного (но рискованного) с полезным (но пресным), здравый симбиоз Галковского с Тихолозом.

При этом я знаю, что в школьные программы ни Галковского, ни Тихолоза не включат: Галковский поссорился со всеми, а Тихолоз — наработал недостаточно баллов в литсреде; от Галковского будут отбрыкиваться, а, услышав имя Тихолоза, спросят: «Кто это?».

…В «списке Ланина» особенное возмущение у всех вызвали четыре пункта-ляпсуса. Подробно остановлюсь на них. На мой взгляд, действительно это — ляпсусы, следствия ошибок. Только это — следствия разных ошибок: в двух случаях мы имеем дело с ошибочным выбором произведений, а в двух других — с ошибочным выбором авторов.

Ляпсус номер раз. Людмила Улицкая. Улицкую, на мой взгляд, включить в программу можно — Улицкая пишет интересно, просто, доступно. Но с какого бодуна из всего творчества Улицкой выбран «Казус Кукоцкого», роман, который почти полностью посвящён теме абортов? Дело не в том, что «школьники не должны знать об абортах» (должны); дело в том, что Улицкая подаёт свою тему по-взрослому — так, что мальчикам и (особенно) девочкам сделается противно и тошно. У Улицкой есть много уместных для изучения произведений, у неё есть роман «Сонечка», есть повести и рассказы. Какой безумец порекомендовал «Казус Кукоцкого» в качестве школьного чтения?

Ляпсус номер два. Владимир Маканин. Писатель замечательный, великолепный — хотя для нынешних школьников он сложноват. Но если взять ранние, советские вещи Маканина — скажем, «Антилидера»… Сгодится — ведь в «Антилидере» рассказывается о проблемах, которые подросткам всех времён интересны. А какую вещь у Маканина отобрали для преподавания? «Кавказского пленного». Что-о-о?!! Повесть о гомосексуальном влечении русского солдата к молодому чеченцу. Это уже — не выбор безумца, это — выбор вредителя. «Кавказский пленный» спровоцирует межнациональные беспокойства в любом классе — со стопроцентной гарантией; эту провокативную вещь можно давать читать исключительно критикам и литературоведам (да и то не всяким).

Ляпсус номер три Виктор Пелевин. Ну, Пелевина любознательные ребятишки сами найдут-раскопают — в том-то и загвоздка. Мне думается, что некоторые явления не стоит лишать статуса — если не «сладкого запретного плода», то «сладкого неофициального плода». У Майн Рида, прочтённого тайком-тишком под гимназической партой — совсем не тот неповторимый вкус, что у Майн Рида, включенного в официальную программу. Вот и Пелевин, если его проходить по разнарядке, растеряет всю прелесть.

Ляпсус номер четыре Асар Эппель. Тут я, ужаснувшись, развожу руками.

В отличие от большинства комментаторов, я знаю, кто такой Асар Эппель. Больше того, я был знаком с ним лично: некогда мы повстречались в ресторане ЦДЛ, мило побеседовали о переводах польской поэзии. Это был хороший человек, опытный переводчик, прекрасный поэт-паролье (т. е. автор текстов песен к фильмам и спектаклям). И — при всех достоинствах — весьма средний прозаик, подражатель Бруно Шульца (который и сам по себе — литератор переоценённый-перехваленный по внелитературному фактору обстоятельств своей гибели). Ужас в том, что проза Эппеля категорически противопоказана школе: взрослые (педагоги и родители) сочтут такую прозу грязноватой и возмутятся, а школьникам она покажется скучной.

Зачем Эппель? К чему Эппель? Почему Эппель? Откуда он залетел в «список Ланина»? По какому неведомому паролю его пропустили?

Ответ прост.

Известен феномен карго-культа; менее известен «обратный карго-культ». Один из примеров проявления «обратного карго-культа» таков: международная медицинская организация поставила-прислала в полинезийское племя стетоскопы; через некоторое время они были обнаружены на шеях вождя и его приближённых. Полинезийцы восприняли стетоскопы не в качестве медицинского инструмента, а в качестве «законной награды уважаемым людям от наших братьев-европейцев».

Повторюсь, школьная программа — инструментальна; её составление должно быть подчинено профессионально-деловой (педагогической) логике. В некоторых особо архаических обществах любая профессионально-деловая логика невозможна, немыслима, и потому её всегда заменяет другая логика — иерархическая, полинезийская.

Какого писателя по полинезийской логике следует включать в школьные программы? Такого, кого уважают (плюс читают).

Улицкую уважают и читают. Маканина уважают и читают (скорее уважают, нежели читают). Пелевина уважают и читают (более читают, нежели уважают, но зато читают премного). Эппеля не читают. Однако проза Эппеля — объект поклонения в узких, но очень влиятельных кругах (природа этого культика мне не вполне понятна).

Стало быть, все стетоскопы розданы тем, кому положено. Полинезийская логика соблюдена.

К слову, неудачный отбор произведений Улицкой и Маканина — косвенное следствие подобной логики. Она, полинезийская логика, отшибает у людей способность думать своей головой и, следовательно, использовать долговременную память — из-за этой логики вспоминается только то, что на слуху. Что из текстов Улицкой на слуху? «Казус Кукоцкого». Что из произведений Маканина на слуху? «Кавказский пленный». Что-то про чеченскую войну, толерантненькое такое. Ну, фильм был с Меньшиковым и Бодровым-младшим, вполне толерантный, там благообразный аксакал отпускал на волю русского солдатика — наверное, то самое, маканинское (хотя фильм тот назывался «Кавказский пленник», и к Маканину он отношения не имеет).

Парадокс: ругатели «списка Ланина», предлагая свои замены, руководствуются отнюдь не инструментально-деловой, а всё той же командно-иерархической логикой.

Вот Марина Струкова (которую я очень ценю и уважаю) рекомендует «ребят из своей команды» — не из «либеральной команды» (как в «списке Ланина»), а из «патриотической команды» — к примеру, она называет имена Вячеслава Дёгтева и Тимура Зульфикарова.

Дёгтев, допустим, будет любопытен школьникам — при том что молодцеватое бессердечие некоторых дёгтевских рассказов способно в самом рьяном патриоте пробудить Новодворскую (а ведь по закону подлости в программе окажутся именно эти рассказы). Но к чему школьникам Зульфикаров?!

Марина Струкова романтична, и её список — романтический список. Я прекрасно понимаю, что «по патриотической квоте» в программу пройдёт не Зульфикаров, а скуловоротно скучный автор-номенклатурщик, какой-нибудь «романист-лауреат Многотомов». И это хуже, чем «Улицкая в школьной программе». Улицкую возможно уравновесить Василием Беловым: два интересных писателя с разными идеологиями — не худший расклад. А как быть с безупречно патриотичным и непрошибаемо бездарным «лауреатом Многотомовым»?

Уже заранее слышу речи: «Этот человек уважаемый, уважаемый, уважаемый; уважаемого человека надо уважить, уважить, уважить».

Тем временем случился ещё один скандал — связанный с демаршем Михаила Шишкина.

Одна российская государственная организация пригласила Шишкина представлять Россию на международном книжном мероприятии в США. А Шишкин — отказался, притом не только отказался, но ещё и сопроводил отказ идеологическим жестом: дескать, не желаю служить полицейскому режиму Путина.

Теперь ругают Шишкина. Его можно ругать, можно не ругать — но причина конфуза отнюдь не в Шишкине.

Михаил Шишкин — гражданин Швейцарии.

Сложившаяся практика, когда на всех глобальных писательских ярмарках и симпозиумах четверть представляющих Россию — граждане США, а ещё четверть — граждане каких-то иных государств — практика скверная; в западном мире такие вещи называются словом «трайбализм» (или словосочетанием «иностранный лоббизм») и жёстко пресекаются.

Между прочим, Швейцария — не США, не Молдавия и не Израиль; Швейцария — одна из самых закрытых стран мира; получить швейцарское подданство — сверхсложно.

Но дело-то в том, что Михаил Шишкин — не только подданный Швейцарии. Михаил Шишкин — государственный служащий Швейцарии. Пускай бывший государственный служащий — но даже как бывший госслужащий Шишкин связан с государством, гражданином которого является, некими обязательствами. Он не может официально представлять Россию, ибо это вызовет то, что определяется в правовой сфере как «конфликт интересов».

Теперь поведаю о том, где и как писатель Михаил Шишкин служил Швейцарии (сие — отнюдь не секрет: сам Шишкин подробно рассказывал об этом в своих произведениях).

Полиглот Михаил Шишкин работал переводчиком-экспертом в визовом отделе швейцарского МИДа. Он беседовал с русскоязычными беженцами, выслушивал их истории и (негласно) определял, какой истории возможно доверять, а какой — нет, кого пускать в сырно-шоколадную Швейцарию, а кого — отворачивать назад. Наверное, кое-кого реально отворотил.

На мой вкус такая служба — постыдная; вдвойне постыдно подрабатывать этим на «высокое-высокое искюйство», на «уютненькую джойсовскую башенку из слоновой кости». Впрочем, сие — личное дело Михаила Шишкина. Он волен выбирать сам, где ему жить и чем зарабатывать на жизнь.

Вообразим такую ситуацию: парочка мужичков захотела выпить, пошла в престижный ресторан, а там у входа — фейс-контроль, дюжий охранник в униформе. В ресторан мужичков он не пускает (видать, фейсом не вышли); пытались бедолаги проникнуть — один раз, второй, третий - бесполезно. Тогда парни решили выпить на улице. Но их двое — чтобы сообразить на троих, нужен третий. Тут мужичков осенило — они обратились к фейс-контролёру: «Слышь, мужик, давай присоединяйся к нам, третьим будешь!».

Какой ответ мужики услышат от охранника? И что они, в принципе, могут услышать?

То же самое, что пригласитель Сеславинский услышал от Михаила Шишкина.

В данной ситуации альтернатива сведена к двум вариантам отказа — либо к отказу тихому и вежливому, либо к отказу громкому и идеологически оформленному. Шишкин выбрал второй вариант. Опять-таки, это его личное право.

Какими больными, извращёнными, мазохистски вывихнутыми мозгами надо обладать, чтобы позвать в полпреды России человека, который занимался тем, что охранял (минус-Россию) от России!

Есть версия: российские чиновники, привечая Михаила Шишкина, намеревались добиться каких-то льгот для себя «по швейцарской линии» (Шишкин влиятелен в Швейцарии). Если дело обстоит так, тогда это — пример коррупции (причём в самой её тупой и бесперспективной разновидности).

Думаю, причина в ином. Проза Шишкина, как и проза Эппеля — объект поклонения: у эппелевского творчества — культик, у шишкинского — культище.

Как не уважить уважаемого человека «наградным стетоскопом». Уважили.

Что было, если б Сеславинский сотоварищи взяли бы в литполпреды России, скажем, Маканина (которого на Западе чтят не меньше, чем Шишкина), или Валентина Распутина (его на Западе тоже знают и ценят)? Положим, у Маканина и у Распутина — преклонный возраст и не лучшее состояние здоровья, поездка в Америку им неполезна. Но есть же писатели помоложе, покрепче; есть, к примеру, Алексей Варламов (равноценная замена Михаилу Шишкину). Что было бы, если б Россию представил бы Варламов?

Было бы хорошо: не случилось бы оплеухи, отвешенной на глазах у всего мира — и Сеславинскому, и возглавляемому им ведомству, и — нет, не «всей России», но всей российской государственной власти — безусловно. Ну, пороптал бы «столичный креативный класс» на Варламова — так ведь он при любом раскладе ропщет.

…Я заметил, что в течение последнего года в РФ распространилось явление, которое я называю «презумпция бессмыслицы». Если в очередной раз принимается глупое, бессмысленное, самоубийственное решение, то у всех (и у меня) возникает ощущение, что «по-другому и не могло», что «так всё и должно быть». Это относится к заоблачным ходам «в высших эшелонах власти» и к нижним уровням, с которыми, увы, приходится иметь дело и мне. Всё, что ни творится у нас сейчас — творится неправильно; а на апелляции к здравому смыслу следуют контрдоводы иерархического свойства. Люди перестают ловить здравый смысл, они могут воспринимать только иерархятину; с ними возможно общаться лишь в пространстве иерархий. Им твердишь: «Эппель школьникам будет скучен» — они голосят: «Караул, антисемитизм!»; им рационально объясняешь: «Госслужащий другой страны не может представлять Россию» — они в ответ заявляют: «Вы — сурковская пропаганда!» или «Вы — агент влияния США!».

Власть наворотила немало глупостей «под патриотическим соусом»; казус Шишкина же — глупость «под западническим соусом».

Однако всякая глупость — это глупость, под каким соусом её бы ни подавали. В словосочетаниях «патриотическая бессмыслица» и «западническая бессмыслица» главное слово — существительное «бессмыслица», а не (факультативные) определения «патриотическая» или «западническая».

Для математика утверждения «дважды два — три» и «дважды два — пять» — равны, поскольку они равно не соответствуют действительности.

Прогулка первая.

Прогулка вторая.

Прогулка третья.

Прогулка четвертая.

Прогулка пятая.

Фото: РИА Новости