Родства не помнящие

«Это мой шурин — или зять. Или кто там еще? Ха-ха-ха, никогда не разбирался (не разбиралась) в этих терминах».

Сколько раз я слышал подобное! И всякий раз думал про себя: ну чем вы гордитесь? Невежеством? Разве трудно усвоить точные значения таких простых слов, как свекор (свекровь), тесть (теща), сват (сватья), свояк (свояченица), зять, сноха, невестка, деверь? Это так же просто, как для неравнодушного к поэзии человека понять, что такое ямб, хорей, дактиль, амфибрахий и анапест. Нет, даже проще: в случае с наименованиями родства не требуется ни музыкального слуха, ни эстетического чутья. Достаточно немного любви к родному языку и уважения к семейным ценностям.

У нас же их не уважают — ни на деле, ни даже на словах. Не «коварный зарубеж», а мы сами придумали в страшные годы такой термин, как ЧСИР — «член семьи изменника родины». Может быть, с тех пор и пошла традиция на всякий случай отрекаться от любых родственников и свойственников: вдруг этот свояк или деверь окажется диверсантом, оккупантом, эмигрантом… Лучше быть Иваном, родства не помнящим.

Сами наименования родства сделались комическими словами. Не говорю уже про анекдотическую «тещу», но и «зять» вызывает усмешку. В «Мертвых душах» говорливого Ноздрева сопровождает молчаливый «зять Мижуев», то есть муж его сестры. Так вот, в те времена, когда люди еще читали классику, некоторые шутники говорили: «Это мой зять-мижуев» — просто потому что смешно звучит.

«Послушай, Зин, не трогай шурина» — смешил всю страну Высоцкий (хотя у Зины шурина быть не может, шурин — это же «брат жены»). Или: «Чтобы я привез снохе с ейным мужем по дохе» (но «мужем снохи» может быть только сын рассказчика).

Шутки шутками, а в условиях нынешней глобализации и англизации дело может кончиться тем, что «свекровь» и «теща» соединятся в нашем языке в «мазер-ин-ло», а «зять» и «шурин» — в «бразер-ин-ло». Уже можно услышать или прочесть в Сети: «Блин, завтра мазер-ин-ло в гости нагрянет на десерт».

Ладно, с зятьями да шурьями (да, была такая форма!) — это полбеды. Но у нас малоупотребительными становятся слова «вдова» и «вдовец». Чем-то они режут слух составителям словарей и справочников. Даже «Википедия» тут пускает петуха. Про одного покойного гуманитария сообщается: «был женат», причем «на общественном деятеле» (почему, кстати, не написать: «деятельнице»?). А в статье о его супруге сообщается, что она «была замужем» за таким-то.

Между тем она просто овдовела. Вдова — это степень родства. Не отменяемого смертью супруга. Вдова — это права. Моральные, имущественные, авторские. «Была замужем» — в данном случае грубое искажение истины. На Западе этому придают большое значение. Вдова легендарного американского музыканта Курта Кобейна унаследовала тридцать миллионов, а если бы он с ней развелся перед смертью, то в качестве бывшей жены она получила бы всего один миллион. Недавно знаменитый британский писатель-фантаст, узнав о своей неизлечимой болезни, предложил верной подруге: «Станьте моей вдовой». Само это слово, кстати, чаще фигурирует в Сети, когда речь идет о загранице.

Мир слов — как мир людей. Сколько их позабыто-позаброшено! А что если им время от времени открывать двери, впускать в нашу речь? Чтобы они совсем не вымерли.

Автор - прозаик, критик, профессор МГУ.