Историческая цена крови

Одним из критериев качества государства является боеспособность его армии. Насколько она эффективна, насколько в случае войны вооруженные силы способны побеждать, избегая больших потерь. Последнее актуально еще со времен античности. Можно вспомнить слова царя Пирра, который, если верить Плутарху, сказал после очередного сражения: «еще одна такая победа, и я останусь без войска».

В своей новой книге историк Борис Соколов предпринял фундаментальный анализ военных потерь России и Советского Союза в ХХ веке. Соколов, привлекая различные источники, в том числе архивные дает свое, отличное как от официальной, так и общепринятой точек зрения видение потерь от русско-японской войны 1904 — 1905 годов, до первой чеченской компании 1994 — 1996 гг. Важно, что касаясь крупных конфликтов (Первая и Вторая мировая война), исследователь приводит статистику не только потерь России и ее непосредственных противников, но и третьих стран, вовлеченных в конфликт.

Сравнивая потери русских и советских войск и их противников, историк приходит к невеселому выводу, что во многих войнах минувшего века (Русско-японская, Первая и Вторая мировая) наши потери в большей или меньшей степени превышали потери неприятеля.

Представляется, что в обстоятельном исследовании Соколова не все выводы и оценки точны.

Так, касаясь Русско-японской войны, ученый считает, что наши потери составили 90 172 солдат и офицеров и в сравнении с потерями вооруженных сил Японии (87 360) дают соотношение 1,06: 1. В данном случае вызывает сомнение не число погибших русских солдат и матросов, а японских. Дело в том, что в ходе Второй мировой войны основная часть архивов министерства обороны Японии оказалась уничтоженной. Поэтому имеющаяся информация связана прямо или косвенно с официальной статистикой Токио. Последняя еще во время боев с Россией моделировала миф о «маленькой победоносной войне». Тогда же была отмечена тенденция японцев скрывать или занижать свои потери. Так, в ходе осады Порт-Артура неприятель долгое время скрывал гибель эскадренного броненосца «Ясима». Из опубликованных под псевдонимом Нирутака мемуаров офицера эсминца «Акацуки», далеких от симпатий к русским, можно узнать, что во время первой атаки Порт-Артура был потоплен эсминец «Сиракумо», а ряд других получил попадания и потери в личном составе. Официально было сказано лишь о столкновении «Инадзумы» и «Оборо», в ходе которого последний был поврежден. Также мемуарист говорит о потере «легкого крейсера» в ходе первых бомбардировок города. В то время как японцы признали лишь гибель «Иосино», в результате столкновения с «Касугой» (15 мая 1904) и «Такасаго», подорвавшегося на мине, поставленной лейтенантом Александром Колчаком (13 декабря 1904).

Касаясь Первой мировой войны, Соколов утверждает, что Русская императорская армия была сильнее турецкой, примерно равна австро-венгерской и слабее германской. Отсюда и соотношение потерь.

Нельзя не согласиться с ученым, что именно немецкая армия была самой сильной среди противников Антанты. А вот утверждение, будто наша армия была слабее кайзеровской, опровергается самими немцами. Так, генерал пехоты Эрих Людендорф на первой странице своих мемуаров «Мои воспоминания о войне 1914—1918 гг.» делает признание: «Поразительные итоги осенней компании на Восточном фронте в 1914 и 1915 гг., а также летней компании 1916 г. превзошли подвиги в истории всех времен. Они предъявили высокие требования как к вождям, так и к войскам. Русские войска были намного сильнее, чем сражавшиеся против них германские и австро-венгерские армии». Данное признание особенно важно, если учесть, что генерал с начала войны и по август 1916 сражался на Восточном фронте, а затем до конца войны на Западном, то есть имел возможность сравнивать. Интересно, что Людендорф и его шеф генерал-фельдмаршал Пауль фон Гинденбург неплохо владели русским языком, что подтверждают попавшие в плен русские генералы. Вряд ли они стали учить язык вероятного противника, если бы наша армия была слабой.

Немецкий исследователь (и сам участник) Первой Мировой войны Вальтер Бекман также высоко оценивал русскую армию, война с которой была «не менее тяжелой, чем война на запад от Рейна». Он всячески подчеркивал, что расхожие представления о «легкости» восточного фронта «предвзяты». Бекман обращал внимание, что у переброшенных с Западного на Восточный фронт полков, как правило возрастали потери. Последнее утверждение интересно сравнить со статистикой потерь на Западном и Восточном фронтах, извлеченной из полковых историй полковником Дмитрием Ходневым. Так, 41-й и 43-й пехотные полки, воевавшие против русских, потеряли 6 815 и 6 072 убитых соответственно, а 3-й гренадерский — 5 730 человек. В тоже время 25-й пехотный полк и Баварский лейб-пехотный на Западном фронте потеряли 3 637 и 3 304 солдат и офицеров. Большие потери понесли 140-й и 92-й полки (4 925 и 4 750), но они были переброшены против союзников уже обескровленными боями на Восточном фронте. Последнее не отменяет огромных потерь Западного фронта, в значительной степени обусловленных большей концентрацией технических средств (за исключением авиации), но вносит необходимую корректировку в общее соотношение жертв.

Анализируя данные по потерям Красной армии в годы Великой отечественной войны, Соколов справедливо указывает, что официальные цифры (8 668 400) не просто занижены, а зачастую противоречат самим себе. Исследователь обращает внимание, что в сборнике «Гриф секретности снят», вышедшем под редакцией Григория Кривошеева, сказано, что к началу Курской битвы войска Центрального фронта насчитывали 738 000 человек. В ходе оборонительных боев они потеряли убитыми, раненными и пропавшими без вести 33 897 солдат и офицеров. В качестве подкреплений на фронт была переброшена одна танковая бригада (1 300 человек) и убыло 2 стрелковых бригады (8 400). Следовательно, к началу наступления Красной армии состав Центрального фронта должен был насчитывать 697 000 военнослужащих. Но, согласно данным «Грифа», в его составе было 645 300 человек.

В свою очередь ученый в своей книге выдвигает несколько альтернативных способов подсчета потерь. Основной метод расчета построен на определении соотношения числа убитых и раненых за ноябрь 1942 года, с использованием данных о безвозвратных потерях, опубликованных Дмитрием Волкогоновым в 1993 году. Затем это соотношение распространяется на помесячные данные о числе раненых красноармейцев за всю войну. В результате общее число убитых и умерших советских военнослужащих за всю войну определяется Соколовым в 26,9 млн. человек, что в 10 раз превышает число германских военнослужащих, погибших и умерших на Восточном фронте. Соколов также доказывает, что его оценка потерь Красной Армии коррелирует с данными переписей населения 1939 и 1959 годов, если предположить, что точность учета населения в 1959 году была выше, чем 20 годами ранее.

Данные ученого почти совпадают с одним из вариантов расчета потерь, сделанным Игорем Ивлевым, основанном на экстраполяции данных о числе уникальных извещений о погибших военнослужащих по Архангельской области на весь СССР. Как показывает Соколов, если взять реальные данные о доле населения РСФСР в населении СССР в 1941 году в 55,8% вместо ошибочно используемых Ивлевым показателя в 72%, то общее число погибших военнослужащих по методике Ивлева можно оценить в 26,99 млн. человек, что лишь на 90 тыс. больше оценки Соколова

Отметим, что существуют также альтернативные оценки советских потерь, основанные на картотеке учета безвозвратных потерь Центрального архива министерства обороны, в 14,5−15,0 млн. человек. Но сюда не попали военнослужащие, которые на момент своей гибели не были включены в штатные списки, а также, за редким исключением, те, кто был мобилизован непосредственно в части. А таких было несколько миллионов…

Борис Соколов СССР и Россия на бойне. Людские потери в войнах ХХ века. — М.: Яуза-пресс, 2013. — 448 с.