Наш общий Тарас

В Москве торжественно открыли отреставрированный памятник украинскому классику. В Киеве привели в порядок станцию метрополитена «Тараса Шевченка» (так она у них называется, в родительном падеже). А я юбилейную дату отмечаю по-своему — читаю стихи, ищу в них лично близкое. Вот набрел на сочиненные поэтом в ссылке пронзительные строки о старости, смерти и вечной жизни: «Буває, іноді старий…». Перевода на русский не нашел, но и так все понятно. О том, как к старику вдруг возвращаются молодость и надежда, как зеленая травка прорастает в темной яме, когда в нее заглянет солнце. Шевченко всего-то прожил сорок семь лет, а стихи эти написал в тридцать пять:

…Добре жить

Тому, чия душа і дума

Добро навчилася любить!

Учиться любить добро — нет этому альтернативы. А личное мое отношение к Шевченко обусловлено еще и биографически. Сам я имел шанс именоваться Тарасом, как многие из тех, кто родились девятого марта. В советское время бывало, что все мальчикам в роддомах давали это имя — особенно в Казахстане, где поэт в свое время отбывал ссылку (кстати, так и по святцам выходит: день святителя Тарасия).

Родившийся в одном году с Лермонтовым и умерший через несколько дней после отмены крепостного права (сам-то он — выкупленный из неволи крепостной художник), Тарас Григорьевич (Григорович) Шевченко — интереснейшая личность. Очень не хватает биографической книги о нем — откровенной, без моралистического глянца и идеологических спекуляций. Верю, что такая появится — не к юбилею, так просто к очередному дню рождения. В судьбе Шевченко много неоднозначного. В 1847 году он был отправлен служить рядовым в Оренбургскую губернию с жестоким запретом писать и рисовать. Причина — издевка над императрицей в поэме «Сон». Некоторые сегодня корят Шевченко за неблагодарность, поскольку императорская семья участвовала в приобретении той картины, за которую он был выкуплен у помещика Энгельгардта. Тут, однако, нужна трактовка более точная и непредубежденная, основанная на фактах, а не на идейной конъюнктуре. Мало известно о неудачной личной жизни Шевченко: в прежние времена эта сторона биографий классиков неизменно замалчивалась.

А сегодня россиянам ощутимо не хватает самых элементарных знаний об авторе «Кобзаря». Не рассказывают о нем в школе. Раньше-то все знали «Жницу» («Она на барском поле жала…») в переводе Плещеева, а сегодня антикрепостнические мотивы не в моде, как, впрочем, и демократический пафос вообще. Не изучают Тараса Шевченко и студенты: «литературы народов СССР» больше нет, а в «зарубежную литературу» поэт не попал.

Оглобля национализма сегодня бьет по Тарасу обоими концами. Не вписывается он ни в российскую имперскую парадигму, ни в украинскую «незалежную». Родину любил, но сердечной, не агрессивной любовью. Писал не только на «ридной мове», но и, бывало, по-русски. И был против розни:

А я тихо

Богу помолюся,

Щоб усi слов’яни стали

Добрими братами.

Сейчас славянам не до братства. И распре не видать конца. Но поэт к нам обращается из грядущего. Имперский и националистический тренды временны, а вечны векторы демократизма и наднационального единения людей. Главные слова Тараса Шевченко — «добрый» и «тихий». Они почти не слышны в сегодняшнем недобром шуме, но когда-нибудь пробьются, прорастут, как та зеленая трава. Между прочим, у Владимира Высоцкого, любившего играть с классическими цитатами — с Пушкиным, с Блоком, обнаруживается и тонкая перекличка с Шевченко. В не очень известной, но весьма философичной «Песне про белого слона» лирический герой вступает в диалог с экзотической индийской культурой:

Слон мне сделал реверанс, а я ему — поклон,

Речь моя была незлой и тихой…

Откуда это «незлой и тихой»? Конечно же, из шевченковского «Завещания», причем по-украински («Не забудьте пом’янути незлим тихим словом») — в русском переводе это будет: «Не забудьте, помяните добрым тихим словом».

За эти словом — будущее.

Автор — критик, прозаик, профессор МГУ.

Снимок на открытии: портрет Тараса Шевченко (художник Николай Глущенко). /Фотохроника ТАСС/