Ваших бьют?

…Говорят, этот сборник эссе — последнее прижизненное издание произведений Хантера Томпсона, автора прославленного романа «Страх и ненависть в Лас-Вегасе». Помните кадры из одноименного фильма с Джонни Деппом, когда гонка в пустыне началась, но из журналистского бара никто не расходится? Мол, зачем? Имена гонщиков известны, марки мотоциклов знает вся Америка. Остальное — все эти «крутые виражи» и «мужественные лица спортсменов», — можно дописать после, вклеив в редакции фото коровы, то есть, тьфу, конечно, мотоцикла, как в рассказе Довлатова о поездке в колхоз.

Как еще объяснить для русских широт? Ну, вот был в Москве 90-х такой журналист Михаил Новиков, о котором ходили легенды, что газету, в которой он печатал свои обзоры гонок «Формулы 1» покупали только из-за его колонок. Главное ведь стиль описания, а не сами гонки, понимаете? Тем более, если там сплошной Шумахер. То же самое — Хантер Томпсон, гораздо раньше придумавший и стиль, и гонки, и, возможно, даже самого Новикова, царство ему небесное. Не говоря уж о Шумахере, долгих лет ему жизни. Стиль, кстати, называющийся «гонзо», исповедует, соответственно, этакий журналистский гон, когда, как в рассказах юных авторов о жизни в СССР, не очень-то знаешь, но сильно чувствуешь.

Так и у Томсона, чьи спортивные колонки, по материалам которой составлен сборник «Наших бьют!», часто служили ему скорее поводом поговорить о политике, войне, нравах и людях, будучи чем-то вроде дневника, рассказывающего, каково это — жить в начале нового века в эпоху крушения великой Американской мечты. Наблюдения Томпсона всегда исключительно метки, суждения резки, стиль, как уже говорилось, — неподражаем. Порой заголовки говорят сами за себя. Точнее, за гремучую смесь внутри этих коротких зарисовок с натуры: «Жестокое надувательство в тренерском бизнесе», «Коровье бешенство поразило НБА», «Нелепый и сумбурный рассказ о спортивном произволе», «Скорость убивает, и другие футбольные мудрости».

По сути, сборник эссе «Наших бьют!» от создателя знаменитой гонзо-журналистики — это такой дружеский треп с читателем, где, кроме ставок, рейтингов и чартов автор рассказывает обо всем на свете, немного напоминая Буковски и совсем уж точно — Хемингуэя, если уж кому-то непонятен этот «мужской» подход к природе вещей. Вообще-то у всей американской классики, отравившей стиль русским литературным эмигрантам вроде Довлатова еще в Советском Союзе, не особо сложный механизм соблазнения филологических дамочек и прочих записных эпигонов. Но, в отличие от легкокрылой эстетики Томпсона, за рубленными фразами того же Хемингуэя стоит кропотливый труд. Вспомним, что страницу с финальной сценой в романе «Прощай, оружие!» автор переписывал 39 раз.

Они важны, эти знаменитые фразы Хемингуэя, ставшие впоследствии его «фирменным» стилем — отточенные, весомые, порой так мало значащие для непосвященных. В то время как у Томпсона — сплошные шуточки-прибауточки, причем лишь благодаря переводу великого и ужасного Алекса Керви и его коллеги Натальи Нарциссовой они понятны читателю, не знакомому с тонкостями американской жизни, не говоря уж о сленге спортивного комментатора. Журналистика, короче, но зато в каком художественном виде!

Вскрывая язвы спорта, автор заодно применяет ту же безжалостно-веселую вивисекцию по отношению к политикам, и не только к ним — писателям, рок-звездам и так далее. Но к политикам особенно. «Оба они продажны, — сообщает он, например, о Буше с Клинтоном, — потому что в этом суть американской политики. У обоих есть в семье официально признанный дурак, потому что если ты президент, то так надо. Дурак нужен как громоотвод для критики, которая иначе обрушится на самого президента и понизит его рейтинги. У Клинтона таковым был Роджер, у Картера — Билли, а у Линдона Джонсона брат был настолько чумовым, что его три года продержали в Белом доме взаперти. В семье не без урода».

Что и говорить, уродов в этой книжке немало. Впрочем, обычных безумцев, веселящих публику тоже хватает. Они любят делать свое дело и отдаются ему сполна и везде, даже если не знают, чем все это закончится. «Одно из самых ярких моих воспоминаний о мире спорта, — пишет Томпсон, — связано с пятичасовым полетом в компании Эдварда Уильямса в то время, когда шла мучительная, с двумя овертаймами игра серии плей-офф между «Канзас-Сити Чифс» и «Майами Долфинс». Телевизора у нас, естественно, не было, и мы получали информацию каждые 20−30 секунд по радио из кабины пилота. Напряжение было невыносимым. Люди вокруг плакали, кричали, орали и выли. Стюардесса была вынуждена выдать нам бутылку скотча, чтобы мы не сошли с ума окончательно… Единственным игроком, которого я помню по этому матчу, был Эд Подолак, рассказавший мне позже, что к середине второго овертайма он почти терял сознание. «Мне уже было все равно, кто победит, а кто проиграет, — признался он. — Хотелось нарочно пропустить мяч, просто чтобы этот кошмар наконец закончился».

Так вот, в этой книге кошмар не заканчивается никогда. И зря ее назвали последней в творческом наследии автора. Наверняка в загашнике у него осталось немало подобных зубодробительных историй, в которых этому безумному, безумному, безумному миру достается по полной. Ну, а если в нем ваших бьют, то Хантер Томпсон идет к вам!

Хантер Томпсон. Наших бьют! Кровавый спорт, американская доктрина и водоворот тупости. Новейшая история глазами спортивного журналиста. — М.: Альпина нон-фикшн, 2014. — 298 с.

На снимке: Хантер Томпсон/Фото: Louie Psihoyos