Беда идет с Запада

В России неолиберализм многими видится только в качестве направления экономической политики. Это не то, чтобы неправильно — проводимый Белым домом набор мер, несомненно, может быть назван неолиберальным, но дело в том, что в результате такого ограниченного понимания может возникнуть иллюзия, что это вопрос свободного выбора, что в рамках существующего миропорядка от неолиберальной политики в Кремле вольны отказаться, надавив на правительство и получив большинство в Думе. Более того, понимание неолиберализма в узком экономическом смысле делает не совсем понятным яростное стремление болотных к либеральному реваншу — о чем разговор? — если Дмитрий Медведев, Игорь Шувалов, Алексей Улюкаев, Эльвира Набиулина и другие и так работают в том же направлении.

Лишенные выбора

Именно сведение понятия «неолиберализм» только к сознательно выбранной экономической политике создает возможности для этого заблуждения. Известный индийский экономист Прабат Патнаик подчеркивает, что на самом деле, под неолиберализмом нужно понимать целый комплекс мер, характеризующийся неразрывной связью с глобальной гегемонией международного финансового рынка. И эти меры не волюнтаристские по своей природе, неолиберализм не является результатом свободного выбора какого-то особенного типа правительств — все: от социал-демократов, евро-коммунистов и Сиризы до правой ФИДЕС Виктора Орбана в Венгрии, ультра-националистической БДжП в Индии или Национального фронта во Франции будут вынуждены играть по неолиберальным правилам игры, пока их страны сохраняются в пределах капиталистической орбиты.

И в Греции, где, похоже, «Тройке» (МВФ, Европейский центральный банк и Евросоюз) удастся навязать правящей коалиции политику «жесткой экономии» или, по меньшей мере, не допустить социально-ориентированной политики — правительство Алексиса Ципраса и Паноса Камменоса просто лишено выбора. Блестяще образованный Патнаик в этой связи вспоминает знаменитую в свое время полемику между Каутским и Лениным, когда великий русский преобразователь мира упрекал австрийского социал-демократа в понимании империализма как выбранной правительствами политики, таким образом, допуская возможность отказа от нее путем возврата от монополистического капитализма к миру «свободной конкуренции» (который, как раз и породил монополии). Ленин же считал такую перспективу совершенно нереальной, выдаванием желаемого за действительное.

В этом же направлении рассуждает и знаменитый французский экономист Самир Амин, отмечая, что «монополистический капитал приобрел новую личину, и мы можем довольно точно указать время, когда это случилось: в короткий период с 1975 до 1990 года. За это время произошла крупномасштабная централизация управления капиталом вследствие его концентрации в интересах маленькой кучки монополий. Речь идет не о собственности, а именно об управлении. Причем было бы неправильно называть это просто „монополистическим капитализмом“, потому что последний существовал с конца XIX века и с тех пор прошел уже несколько стадий развития. Подобная сверхцентрализация капитала изменила абсолютно все. И эти изменения носят качественный, а не только количественный характер, создавая совершенно новое лицо современного капитализма, при котором все институты, ранее добившиеся автономии, по факту превращаются в субподрядчиков монополий. Это и определяет то громадное, трагически растущее неравенство, которое является главной характеристикой современной финансовой системы во всем мире».

Речь идет не только о распределении доходов, которое, в конце концов, можно частично компенсировать через перераспределительные механизмы бюджета. Сложившаяся ситуация ведет к колоссальным последствиям и в политической, и в социальной сферах и даже в области культуры, создавая основу для того, что называется «тоталитарной олигополией», — власть олигархов распространяется повсюду, не только в экономической сфере. Западные государства превратились в наемных работников олигархов и перенесли сложившуюся практику на Восток, а если там не соглашались, то у НАТО всегда есть бомбардировщики, способные выбомбить Триполи, Багдад или Белград — мы это знаем из опыта.

После того, как глобальный капитал открыто показал, что он не боится крови, в ситуации, когда национальные государства сталкиваются с интересами международного капитала, у них не остается выбора, кроме как подчиниться его диктату, капитал использует этот факт, чтобы вырвать дальнейшие уступки от государства. При этом, подчеркивает Самир Амин, — «эта система сверхцентрализации контроля над капиталом не обеспечивает устойчивого экономического развития. Проблема в том, что она создает растущий дисбаланс между глобальным предложением и глобальным спросом. Капитал не может воспроизводиться, а его аккумуляция больше не может продолжаться ни в какой иной форме, кроме как в форме финансовых пузырей. Это делает невозможным реинвестирование монопольной ренты, которая идет не в производственный сектор, а направляется только на финансовые спекуляции, перетекает из одного пузыря в следующий. Пузырь спекуляций в экономиках Восточной Европы, в том числе и России, сменился пузырем интернет-компаний, которому в свою очередь на смену пришел пузырь в сфере недвижимости, лопнувший в 2008—2009 годах, но тут же замененный пузырем в сфере сельскохозяйственного производства».

Разделить неделимое?

Неолиберализм является интегральной, неотъемлемой чертой современного глобального капитализма, его идеологией, мироощущением, философией, порожденными глобальной гегемонией международного финансового капитала. Однако этот тезис «выделимости» или «отделимости» отдельных «хороших» черт современного миропорядка от всей совокупности свойств нового мирового однополярного порядка часто встречается. Например, этот аргумент распространен в левых кругах, особенно в Европе, при рассуждениях о глобализации.

Они исходят из того, что происходящая глобализация сама по себе хороша, несмотря на все известные им чудовищные черты современного капиталистического миропорядка, в рамках которого украинские олигархи, опираясь на всю мощь США и Евросоюза, могут убить демократию на Украине, уничтожать национальную промышленность в пользу глобальных конкурентов, разрушать все сферы деятельности государства — от пожарной охраны до обеспечения населения доступными по цене лекарствами — с целью обеспечить условия ультиматума, выставленного глобальным капиталом в лице МВФ — расстреливать из реактивных систем залпового огня города и сжигать людей в Доме профсоюзов заживо. И эти евро-левые (да и их единомышленники в России, или Индии, или где-либо) ставят перед собой и перед обществом задачу сохранения этой современной глобализации, даже преодолевая несправедливый капиталистический миропорядок.

Но ведь глобализация — это точно такая же черта, такое же проявление современного капитализма, как те же экономические программы, как говорят в Греции, социального каннибализма, именуемые термином «неолиберализм». «Точно так же, как никто не может избавиться от неолиберализма, сохраняя современный капитализм — подчеркивает Патнаик, — никто не сможет избавиться от современного капитализма, сохраняя современную глобализацию». Они вместе составляют неразрывное единство, обеспечивающее доминирование мировых олигархов. Каким образом можно преодолеть чудовищную несправедливость современного империализма, говорит видный индийский экономист, — «через какие именно тактические шаги это может быть сделано, — это отдельный вопрос, но представить себе, что одни из его компонентов могут быть сохранены, в то время как другие отброшены, означает игнорирование этого интегрального единства, выдавание желаемого за действительное».

Новая социальная реальность

Но в чем проявляется эта новая социальная реальность? Патнаик говорит о распространении в современном мире в невиданных раньше масштабах такого явления как товаризация или коммодитизация (commoditisation), причем особую актуальность она приобретает в таких секторах, как образование и здравоохранение, напоминая, что старой доброй Англии, потребовалось более двух веков с начала промышленной революции до тех пор, пока ушлые англичане научились превращать высшее образование в частный бизнес, способный генерировать прибыль. Товаризация высшего образования имеет два значимых последствия — с одной стороны, те, кто является продуктом этой системы, представляют собой просто товары, эти люди обладают очень невысоким уровнем «социальной чувствительности», той самой непереносимой боли за обездоленных и страждущих, которая от века считалась высшим проявлением гуманизма.

Это верно и для развитых стран, но гораздо заметнее проявляется в развивающихся капиталистических государствах — разрушение социальной чувствительности среди «продуктов высшего образования» — среды будущих хозяев жизни — осуществляется в гораздо больших масштабах. Занятно, что Толковый словарь маркетинговых терминов синонимом слова «коммодитизация» предлагает «обезличивание». А другой важной чертой коммерциализации высшего образования является попытка товаризовать то, что еще осталось от интеллектуальной составляющей сопротивления глобальному капитализму.

Новая социальная реальность проявляется и в беспощадном уничтожении мелкого производства, да и не только мелкого: после распада Совета экономической взаимопомощи глобальный капитал безжалостно уничтожил почти всю промышленность Восточной Европы, избавляясь от конкурентов, а там, где это не получалось экономическими методами, просто бомбил заводы, как в Сербии. Конечно, капитализм от века, исторически уничтожал не только мелкое производство, но и вообще всю промышленность некапиталистической природы, но эта политика всегда встречала сопротивление — тут Патнаик не может не вспомнить великое восстание сипаев против британского гнета и крестьянскую поддержку антиколониальной борьбы. Деколонизация смогла несколько ограничить этот процесс, но вашингтонский консенсус, современный капитализм вообще, отрицая позитивный опыт постколониальных «дирижистских» экономических режимов, начав интеграцию местных финансовых олигархов и корпоративной бюрократии в корпус международного финансового капитала, возродил этот безжалостный процесс. Индийский экономист приводит страшную цифру — более 200 000 (двухсот тысяч!) индийских бедняков покончили жизнь самоубийством в результате разорения глобальным финансовым капиталом.

Не менее чудовищным является и удручающий своими масштабами рост экономического неравенства и с точки зрения имущества, и с точки зрения доходов. Причем он растет не только между трудящимися всего мира и глобальными финансовыми олигархами, но и в каждой отдельной стране. Даже всемирный форум глобального олигархата в Давосе вынужден упомянуть рост неравенства в числе трех важнейших проблем человечества.

Мировая «резервная армия труда», аккумулирующаяся в развивающихся странах с их высокой рождаемостью, которой глобальный капитализм открыл дорогу на рынки труда развитых стран, стала ограничивать рост заработной платы трудящихся и на Западе путем жесточайшей неолиберальной конкуренции. Не случайно Евросоюз так настаивает на переселении негров в Прибалтику, страдающую от фактического вымирания государствообразующих народов. Впрочем, эта тенденция видна не только на уровне каждой отдельной страны, но и в глобальном масштабе.

Глобальный капитализм становится всеобъемлющим, безграничным и безудержным, давно отошли в прошлое времена, когда буржуазия в борьбе с аристократией и трудящимися группировалась вокруг «национальных» линий, а «национальный» финансовый капитал пытался навязать свою волю государствам-нациям. Нет, глобальный капитализм по своей природе не зловреден и не злокознен. Он просто безразличен. Он этически иррелевантен. Капитализму совершенно безразлично, как живут люди, он обеспокоен только обеспечением своих прибылей.

Этот царь беспощаден — голод названье ему

Когда мир был биполярным, и на Западе боялись роста влияния Советского Союза, в мире доминировала идея, что не прибыль, а само развитие есть благо. Сейчас неолиберальная модель говорит о том, что каждый должен драться за свои интересы, хотя, как подчеркивает норвежский экономист Эрик Райнерт, «богатые страны богатели при помощи методов, которые сегодня практически полностью запрещены условиями Вашингтонского консенсуса. Разработанный в 1990 году, сразу после падения Берлинской стены, Вашингтонский консенсус потребовал среди прочего либерализации торговли, прямых иностранных инвестиций, дерегулирования и приватизации».

И вашингтонский консенсус предполагает, что если западные банки побеждают африканских крестьян, и те голодают, то это справедливо и разумно. Умирающие с голоду сами виноваты — они не выдержали «свободной» конкуренции с банкирами. По данным продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН (ФАО), 842 миллиона человек в мире в 2011—2013 годах испытывали хронический голод, то есть голодает каждый восьмой житель земли. Конечно, больше всего от недоедания страдают Африка и Азия, но установлено, что и в развитых странах 16 миллионов голодающих, причем, по мнению многих специалистов, цифры ООН сильно занижены. И в Европе, особенно Южной, многие вынуждены зимой выбирать между тем, чтобы оплатить отопление или купить себе свежие овощи. Есть миллионы хронически недоедающих и в нашей стране — до сих пор многие получают зарплату менее 15 тысяч рублей. И хотя они не живут меньше чем на доллар в день, как в Африке, но и цены на продукты у нас совсем другие.

До 1980-х годов в мире доминировала так называемая «экономика развития», которую часто называют кейнсианством. Эта политика позволила очень резко сократить число голодающих на планете. Сейчас же борьба с голодом замедлилась, а на неолиберальную модель еще наложилась «великая сушь», грандиозная засуха в Африке, начавшаяся в 1980-е годы, последствия которой мы ощущаем до сих пор. Засуха настолько разрушила народное хозяйство огромного числа стран континента, что пока никак не удается выйти на прежний уровень производства сельхозпродукции, тогда как неолиберализм требовал от африканских крестьян обеспечения экспортных поставок технических культур или культур для пресыщенных — вместо риса или кукурузы — культивация хлопка или спаржи для бывших метрополий. Более того, в США ежегодно собираются миллиарды долларов пожертвований на продовольственную помощь африканским странам, но по закону гуманитарная помощь должна производиться в США, обеспечивая работой американских аграриев, а в Африке благотворительная помощь выставляется на рынок по очень низкой цене, разоряя местных крестьян. И в рамках этого миропорядка лучше не станет, к тому же пока Китай еще экспортирует продовольствие, но в связи с ростом уровня жизни населения через несколько лет он будет уже импортировать продукты.

Приватизация образования, здравоохранения и других услуг, ранее представляемых государством, повышение их стоимости чрезвычайно подрывает покупательную способность трудящихся, а разорение мелкого бизнеса ведет к увеличению резервной армии труда, и массовый голод становится результатом не физической нехватки продуктов, а нового глобального социального миропорядка. Украинские СМИ уже не в состоянии скрывать очевидное и описывают леденящие душу вполне реальные истории про украинских бабушек, которые вынуждены из экономии отказываться от макарон в пользу ячневой крупы.

Неолиберальная повестка, которая доминирует во Всемирном банке и постепенно захватила ООН, говорит о том, что каждый сам за себя. Но нам нужна солидарность всего человечества — неприемлемо, стыдно за честь рода человеческого, когда малыши плачут ночами от голода.

Они штурмовали небо…

Есть ли выход? Может быть, китайская модель в состоянии остановить алчность и корыстолюбие глобальных финансовых спекулянтов, установивших свою власть на планете? В последнее время СМИ любят критиковать народный Китай (а ведь есть еще быстроразвивающийся Вьетнам, так и не разрешивший создание иностранных предприятий с долей зарубежного инвестора больше 49%). И здесь важно помнить, что в мире есть очень много очень влиятельных людей, которым критически важно, которые материально заинтересованы в том, чтобы вы думали, что в Китае нет социализма, что у трудящихся и обездоленных нет альтернативы в реальном мире и нет надежды, кроме как приспособиться к существующему обществу и добиться персонального успеха в рамках существующей социально-экономической системы. Людей же, материально заинтересованных в обратном — в том, чтобы в деталях, подробно рассказать про китайскую или вьетнамскую социалистическую альтернативу, ведь нет. Но мир меняется, он уже не будет однополярным, и это ясно всем.

Нет, глупо спорить, что первая попытка коммунистов прийти к власти была не самой удачной. Ни полеты в космос, ни приобщение крестьян к большой культуре не могут закрыть тот факт, что уровня жизни самых богатых капиталистических стран достичь не удалось (за 70 лет при двух разрушительных войнах). Вторая, третья попытки коммунистов были лучше. КНР нельзя даже сравнивать с Китайской республикой при Чан Кай Ши, Сунь Ят Сене или Поднебесной империей. Неизмеримо превосходила коммунистическая Западная Бенгалия соседние Бихар, Ориссу или Бангладеш, а коммунистическая же Керала братские по языку (телугу и малаяли — очень родственные языки) Андхра-прадеш и Телангану. Но, тем не менее, первая попытка коммунистов прийти к власти была все-таки неудачной, хотя — к вопросу о сопоставимости — на Кубе сейчас жить неизмеримо лучше, чем в Гаити до землетрясения.

Но если ее сравнивать с первыми попытками капиталистов прийти к власти — с чудовищной крестьянской войной в Германии, со зверствами гёзов и герцога Альбы, с гугенотскими войнами и Варфоломеевской ночью, с Амальфи или Венецианской республикой, с работорговлей, с Кромвелем, вытащенным из могилы и повешенным, с вошедшими в обычай и ставшими национальной забавой казнями глав Нидерландов, с Робеспьером, Маратом и Дантоном, то, оказывается, что первая попытка была не так уж и плоха. И как у капиталистов за первыми попытками пришли следующие, вдохновляемые идеями политического освобождения, так и у коммунистов будут следующие попытки, вдохновляемые идеями освобождения экономического.

История не кончилась и не сказала своего последнего слова…