С кем разговаривать?

Конечно, это просто совпадение, но на следующий день после выхода изрядно нашумевшей статьи «Бесполезно разговаривать», где на нескольких примерах показывалась пропасть между аутичной и прикладной экономикой в исполнении статусных российских псевдоэкономистов, на популярном новостном ресурсе был опубликован материал «Либеральные реформы: вам это не понравится», в котором обозначались направления либеральных реформ, предлагаемых все теми же провластными отрешенцами.

В том материале не хватало разве что констатации авторитарного характера существующего политического режима, а так, как говорится — полный джентльменский набор. Но и без того главные герои второй публикации или, как они названы в тексте — «правительство Кудрина» (кроме Алексея Кудрина это, по алфавиту, Сергей Алексашенко, Евгений Гонтмахер, Евсей Гурвич, Сергей Гуриев, Евгений Ясин) предстают знатоками марксистско-ленинской теории, словно, вызубрившими ленинское: «Все народное хозяйство, организованное как почта… — вот наша ближайшая цель».

«Классический экономист», — когда-то издевательски написал Дэвид Ландес, — считает, что «рост является естественным явлением и происходит везде, где существуют возможности и безопасность. Удалите все препятствия, и рост сам о себе позаботится». Возможно, в современной западной экономической традиции так оно и есть. По крайней мере, очевидные проблемы социалистического хозяйственного механизма и последующее крушение всей системы многих в этом убедили.

И вот в конце 1980-х наиболее ретивые головы приступили к формированию и насаждению универсальной модели нарисованного государства с рыночной экономикой. От «единственно верного» неолиберального монетаризма (борьбы с инфляцией посредством сжатия денежной массы) и рекомендаций Вашингтонского консенсуса (приватизации и открытия внутренних рынков) до дерегулирования финансовой сферы (по сути, непротивления финансовым спекуляциям), по недоразумению для неолибералов закончившегося Великой рецессией 2008-го года.

Теоретическое подкрепление не отставало. Вот что, к примеру, по поводу политических институтов писал Мансур Олсон в книге «Власть и процветание», вышедшей в 2000 г.: «Переход к демократическому правлению может стать результатом внешнего влияния и даже может быть навязан извне. Демократия насаждалась силой, например, когда в ходе войны демократические государства одерживали победу над диктатурами».

Задорная цитатка, не правда ли? В данном случае Олсон одновременно и отражал, и цементировал господствовавшие на тот момент западные представления о путях «реформирования» третьих государств.

Столкновение России с капитализмом, когда в 1990-е, в-точь по Ландесу, были ликвидированы все препятствия для реализации индивидуальных предпринимательских возможностей, а власть, как могла, обеспечивала по крайней мере внешнюю безопасность, привело не к экономическому взлету а к глубочайшей депрессии (достичь показателя ВВП 1990 г. российская экономика смогла лишь в 2007-м), хищническому разграблению ставших бесхозными госактивов и беспрецедентной в истории мирного времени (без пандемий или природных катастроф) депопуляции.

Что-то пошло не так. Впрочем, что тогда, что сейчас о несовпадении навязываемых извне формальных правил и конвенциональных российских культурно-исторических и ментальных норм, с одной стороны, с недозрелыми правовыми рамками сопровождения рыночных отношений, с другой, никто не задумывался и не задумывается. Да и к чему забивать себе голову, если боготворимый либералами Запад до сих пор не определился с решением: как писали в 2001 г. Виктор Ни и Пол Ингрэм, «без теории происхождения норм и знания механизмов, при помощи которых институты формируют поведение индивидов, новые институционалисты не могут удовлетворительно объяснить разную экономическую эффективность разных стран». Иными словами, почему одни страны богатеют, а другие — как прежде остаются бедными.

Вернемся к «Либеральным реформам». Под реформами «кудринцы» подразумевают, прежде всего, заученные выхолощенные изменения в институтах (правилах). О реальной экономике — ни слова:

• приватизация (подробный разговор ниже);
• защита прав частной собственности (в российских исторических условиях крайне сложная задача, трудностей добавляет отсутствие интереса со стороны крупного бизнеса и бюрократии);
• подавление коррупции (помнится, уже была в гоголевской России одна «вдовушка»);
• политическая конкуренция (отсутствие взаимосвязи между качеством политических институтов и экономическим ростом доказано и теоретически, и эмпирически);
• дерегулирование процессов, связанных с ведением бизнеса (уж не намек ли это на легитимацию финансовых спекуляций?);
• сокращение военных и социальных расходов (Нобелевский лауреат Дуглас Норт писал: «Образовательная система общества просто необъяснима с точки зрения узких неоклассических понятий, поскольку значительная ее часть очевидно нацелена на внедрение ценностей, а не на инвестирование в человеческий капитал»);
• повышение пенсионного возраста (во-первых, количество экономически активного населения в России не снижается, а… растет, во-вторых, это не что иное, как завуалированная попытка Кудрина загладить собственный провал десятилетней давности со снижением ЕСН, в результате которого наиболее сильно финансово пострадал именно бюджет ПФР).

Каждое направление достойно отдельного разбора, а потому остановимся лишь на первом пункте — на новой приватизации. Теме, в которой все недостатки псевдолиберального экономического подхода по-российски проявились во всей красе.

Приватизация

В «Либеральных реформах» отмечается, что «единое консолидированное мнение „правого фланга“ состоит и в том, что стране нужна масштабная приватизация, чтобы снизить долю государства в экономике». Пресловутый «правый фланг», очевидно, не знает (или не хочет знать), что в последние годы число организаций государственной и муниципальной форм собственности составляло порядка 7% от общего количества. Возьмем, скажем, 2012 г.: это 344 тыс. государственных (муниципальных) предприятий и 4195 тыс. частных компаний (остальные — общественные и религиозные организации, предприятия смешанных форм собственности, совместные предприятия).

Следующее соображение. В Китае (вторая экономика мира по итогам 2013 г. после США) на компании с госучастием приходилось 60% фондовой капитализации, а в России и Бразилии (соответственно, седьмая и восьмая экономики мира) доля таких компаний составляла 30−40%. Насколько успешны госкомпании? Шведский специалист Даг Деттер утверждал, что в развитой Швеции, где по его расчетам доля государственных предприятий в ВВП страны в середине нулевых достигала 25%, прирост стоимости таких компаний в 1998—2001 гг. в два раза опережал прирост индекса Стокгольмской биржи. А исследование инвестиционного банка Morgan Stanley, проведенное в 2012 г., показало, что компании с госучастием, функционирующие на формирующихся рынках, по объему капитализации демонстрируют устойчиво более высокие результаты, чем частные корпорации, более того, по отношению капитализации к прибыли госкомпании недооценены рынком.

По всей вероятности, «либералы» говорят не о нескольких тысячах «неинтересных» ГУП и АО с госучастием, который год числящихся плане приватизации Росимущества, а о «сливках», таких как «Роснефть», «Аэрофлот», ВТБ, Сбербанк или РЖД. О естественных монополиях «новые приватизаторы», уверен, даже не задумывались. Что касается первых трех, замечу, успешных компаний, то ни автору, ни обществу непонятно, с какой целью продавать успешные госструктуры, из года в год приносящие прибыль основному акционеру (государству или Центробанку) и выполняющие значительные социальные функции.

К тому же успешный опыт реформирования государственным менеджментом «Аэрофлота» или Сбербанка в очередной раз доказывает верность вывода, сделанного в 1932 г. Адольфом Берли и Гардинером Минзом в фундаментальном труде «Современная корпорация и частная собственность» о переходе корпоративного управления от акционеров к менеджменту (в 1967 г. в «Новом индустриальном обществе» Джон Кеннет Гелбрейт обосновал следующий эволюционный управленческий переход от менеджмента к носителям компетенций или техноструктуре).

Еще один «скользкий» момент — Сбербанк возглавляет завзятый либерал и, возможно, один из спонсоров либерального проекта Герман Греф. Впрочем, «новые приватизаторы» могут возразить, что формально Сбербанк принадлежит Центробанку, а потому под предлагаемую приватизацию не подпадает. В таком случае под «приватизационным ударом» оказываются госкомпании, в основном, возглавляемые ставленниками «авторитарного» режима, а это уже плоскость не экономической целесообразности, а борьбы за власть (замене авторитарной модели либеральной со всеми вытекающими капитуляциями и уступками).

Следующий и, по всей вероятности, крайне сложный для «правого фланга» вопрос: что означает «доля государства в экономике» — объем или силу? С объемом присутствия государства вроде бы разобрались. Что касается силового гнета, то приватизацией он не исправляется. Здесь впору говорить о бюрократической реформе, причем, не только и не столько антикоррупционной кампании, сколько о сломе многовекового служивого менталитета, когда со времен российского средневековья управление государевыми землями или исполнение иных государственных функций отдавались на кормление, а принадлежность к государевой службе (во времена СССР — к партийной работе) считалась своего рода гарантией неприкосновенности имущественных интересов и открывала доступ к дополнительным преференциям и привилегиям.

Наконец, «на закуску»: что делать с многомиллионным темным народом, находящимся, по мнению либералов, под «вуалью неведения» (the veil of ignorance) из теории Джона Роулза и не имеющим возможности по достоинству оценить все те преимущества, что несет в себе новая приватизация? Говоря по-другому, что делать с упоминавшимися выше культурно-историческими особенностями и менталитетом россиян?

Стойкое неприятие населением любого разгосударствления началось не в 1990-х, а с Манифестом Петра III от 1762 г. «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству», когда дворяне в отличие от прочих сословий получили свободу; продолжилось с Манифестом Александра II от 1861 г. «Об отмене крепостного права», после которого российское крестьянство еще почти полвека не могло расплатиться с государством за «дарованную», но окруженную многочисленными сервитутами землю; и перетекло (здесь за неимением места перескочим) в категорическое неприятие ваучерной и залоговой приватизации тех самых 1990-х. В том числе, лелеемым либералами неидентифицируемым средним классом. Кстати, укорененность в массовом сознании безальтернативности авторитарного (самодержавного) правления со всеми его ресурсными мобилизациями, автаркиями и ксенофобией также берет свое начало не вчера, а в XV-XVI вв. во времена в целом одобренного обществом уничтожения Новгородской республики.

Что с этим «немытым» народом делать? Проигнорировать в полном соответствии с нарисованными мелом на доске фальшивыми либеральными канонами?

Мотивация

После прочтения тезиса, «Кудрин, а также ряд других либеральных экономистов и политиков… уверены, что России нужны срочные реформы, чтобы не погрузиться в стагнацию», вспомнилась «лохматая» публикация от 2004 г. о правительственном обсуждении бюджета-2005.

Тогда Кудрин, даже будучи федеральным министром, частенько выступал паникером: «Глава Минфина зачем-то вспомнил, как в 1985 году снижение цен на нефть совпало с перестройкой, а в 1991 году привело к „драматическим событиям“ и рыночным реформам. Из реминисценций министра получилось, что снижение нефтяных цен грозит России как минимум пересмотром экономического курса и как максимум сломом политического строя». И вот опять: «Новые санкции и очередной виток падения цен на нефть могут загнать российскую экономику в еще большую яму». Здесь можно ставить точку, мол, паникер, что с него взять, однако вопрос о мотивах Кудрина и К, останется без ответа.

Не секрет, что названные в этом материале персонажи входят в кудринский Комитет гражданских инициатив, участвуют в его работе лично (дистанционно) и свято верят, что очень скоро Владимир Путин подпишет Указ о назначении Кудрина премьером.

Скорее всего, в этом уверен и сам Кудрин, отсюда его долгосрочный алармизм — более десяти лет президент никак не отважится на «единственно верный» шаг, что, якобы, спасет Россию. При этом уменьшение ЕСН и возникший сразу после этого дефицит бюджета ПФР (дефицит, по словам Кудрина, сказанным им в 2004-м, должен был исчезнуть в 2012-м), антигосударственное размещение Стабфонда за границей в ущерб собственной экономике (а теперь еще и под угрозой замораживания) или запредельная централизация бюджетно-налоговой сферы считаются забытыми. Чистый лист.

Прочими фигурантами списка движут кем-то снова тщеславие, другими — алчность, третьими — ностальгия, есть и плохо скрываемая мизантропия. Одного лишь нет — радения о благе Отечества.

Но, может, так и надо? С быдлом-то? А?

---

Автор — доктор экономических наук, профессор