Сегодня мы встретились с известным экономистом России, доктором экономических наук, директором Института проблем глобализации Михаилом Делягиным.
Что будет с рублем и почему Центральный Банк России в корне не прав, как мы проживем ближайшие два года и к чему в результате придет Россия, что является мерилом счастья и каким будет человек будущего — это лишь малая часть раскрытых Михаилом вопросов.
О цене на нефть
«СП»: — Михаил, недавно прошла новость об инициативе Минфина о том, что после 2018 года при цене на нефть выше 50 долларов за баррель доходы от ее продажи будут перечисляться в резервный фонд. «При цене на нефть 40−50 долларов за баррель бюджет должен делать сбережения, и правительство должно начинать покупки иностранных активов», — пояснил суть инициативы замглавы Минфина Максим Орешкин. Как вам такая идея?
— Это инициатива в стиле Ходжи Насреддина, который пообещал эмиру выучить его ишака читать за 20 лет: за это время «или ишак сдохнет, или я умру, или эмир». Время «после 2018 года» вроде бы совсем скоро, но, с точки зрения сегодняшней экономической динамики, это бесконечно далеко. К концу 2018 года мы либо свалимся в Смуту, либо оздоровим государство и будем на подходе к качественному улучшению ситуации. Таким образом, Минфин пока занимается гаданием на «нефтяной» гуще.
При этом не ставится задача развития страны. А вложение излишних денег относительно текущих расходов в иностранные активы, а именно в ценные бумаги США и других стрна, ведущих против России «холодную войну» на уничтожение, это, на мой взгляд, — и вовсе преступление. Сегодня граждане России умирают с официальным диагнозом «нехватка бюджетных средств», а Минфин направляет эти средства на бессмысленные спекуляции. На 1 февраля 2016 года неиспользуемые остатки средств на счетах федерального бюджета составили 10,2 трлн рублей. Это огромная сумма, которая лежит без движения и могла бы позволить построить Россию заново. На мой взгляд, это преступление.
Копить бюджетные резервы может развитая страна, какая-нибудь Норвегия, где все в порядке с инфраструктурой, социальными гарантиями, безопасностью и технологиями. А наша страна катастрофически недоинвестирована, причем практически во всех сферах. Вот сейчас был в Омске — там дороги не только разбиты, они еще и покрыты слоем жидкой грязи. А реальным приоритетом либерального правительства Медведева является финансовая поддержка откровенно враждебных России государств США и еврозоны! Дворкович когда-то сказал, что Россия должна платить за финансовую стабильность США. У меня вопрос, — а это вправду правительство Российской Федерации?! Может, это младшие менеджеры американского казначейства или госдепартамента, которые пока работают на «удаленке» и аутсорсинге и которым за серьезные успехи обещано место в центральном офисе?!
«СП»: — Вы всегда говорили, что как только деньги появляются, их надо сразу вкладывать. «Деньги должны работать» — ваша коронная фраза.
— Не моя, это основа основ. Все должны работать: и люди, и деньги. В том числе деньги государства. Вспомните: в конце 90-х, когда началась кампания за уплату налогов, везде висели плакаты в стиле «Ваши налоги — это школы», «Ваши налоги — это больницы», «Ваши налоги — это дороги». Я даже согласен на плакат «Ваши налоги — это зарплата ФСБэшников»… А сейчас, что написать на таких плакатах? «Ваши налоги — это благополучие американской армии, которая убивает людей и поддерживает террористов»? «Ваши налоги — это успех тех, кто хочет вас уничтожить?» Получается так.
«СП»: — Что может заменить повестку «цены на нефть» в мире? В России?
— У нас много того, что при Советской власти называлось «резервами», чтобы не говорить о недостатках. Исправление этих недостатков может с лихвой компенсировать падение мировых цен на нефть.
Можно долго дискутировать о том, какие расходы бюджета надо сокращать, но, если в нем без движения валяется 10,2 трлн рублей, прежде всего надо секвестировать идиотов. Из этой суммы 3,7 трлн руб. лежат в Резервном фонде, 5.3 трлн — в Фонде национального благосостояния (ФНБ) и 1,2 трлн руб. просто находится на счетах бюджета. Причем ФНБ не весь вложен в западные ценные бумаги; почти 6,3 млрд долл. и более 195 млрд руб. его средств находится на депозитах во Внешэкономбанке и в извращенных формах, которые поддерживают не только нужные проекты, но и банк, перекидывается в российскую экономику. Иногда проводят «докапитализацию» той или иной структуры. Внешэкономбанк может и напрямую проект поддержать, но это очень сложно и вряд ли на это стоит рассчитывать.
После секвестирования идиотов (или сознательных вредителей, другого просто не дано) надо ограничить коррупцию, включая ее псевдонимы — нерациональные траты, нецелевое использование средств и так далее. Ограничение коррупции хотя бы до уровня Италии даст нам практически второй бюджет. А то Счетная палата рассказывает, что, например, при реконструкции БАМа расходы завышены по некоторым пунктам на 35−40%, — и никто даже не реагирует. Саммит АТЭС-2012, Сочи, другие имиджевые проекты приучили организаторов системной коррупции, в отличие от исполнителей и «стрелочников», к практически полной безнаказанности.
О падении рубля
«СП»: — Вопрос короткий, но очень важный. Как стабилизировать курс рубля?
— Ограничить спекуляции. В конституционные обязанности Банка России входит обеспечение стабильности национальной валюты. Понятно, что под этим подразумевается «делать все возможное для обеспечения», так как есть ситуации, когда сохранить стабильность нельзя. Но делать все для нее — главная функция Банка России.
По международно признанному критерию Редди для обеспечения стабильности валюты достаточно международных резервов, равных сумме квартального импорта товаров и услуг и всех годовых выплат по внешним долгам (частных и государственных, основной части и процентов). Все время девальвации, с января 2014 года международные резервы Российской Федерации в полтора-два раза превышали критерий Редди, — то есть наши резервы избыточны! И у нас денег столько, что можно гарантировать стабильность рубля практически на любом уровне, и при этом минимум 150 млрд долларов останется на развитие российской экономики.
Правда, международные резервы — не только деньги Банка России, но и валютные резервы Минфина. На начало года критерий Редди — 165,3 млрд долларов. Международные резервы РФ тогда были 368, а сейчас превышают 379 млрд долларов. То есть можно спокойно 200 млрд долларов направлять на развитие страны, — и это в условиях полностью открытой экономики. Но на деле можно направлять и больше, если не превращать в смысл существования государства обеспечение свободы спекуляций. Все развитые страны, которые имели наш уровень зрелости финансовой системы, занимались ограничением спекуляций, в первую очередь валютных.
Простой пример: в рамках модернизации можно профинансировать строительство коровника, но владелец прокрутит деньги на валютном рынке и вместо коровника построит себе домик в Швейцарии, попутно обвалив национальную валюту. Страна останется без денег и без коровника, но зато с инфляцией, дестабилизацией, падением уровня жизни и ростом бремени внешнего долга. Поэтому движение спекулятивного капитала должно быть ограничено. Те, кто не делал этого, просто не стал развитыми.
Ограничить спекулятивный капитал можно разными способами. США жестко разделили банки на работающие с населением и реальным сектором и на занимающиеся финансовыми спекуляциями. Это разграничение было отменено только в 1999 году. Япония до 2000 года регулировала структуру активов банков, Европа занималась прямым валютным регулированием.
Банк России категорически не хочет делать ничего из этого. Во-первых, это противоречит интересам глобального бизнеса, которому служат либералы, в том числе и во власти, и который в основном является бизнесом спекулятивным. Во-вторых, противоречит идеологии либерализма, так как государство признает свою ответственность перед обществом и вмешивается в экономику. В-третьих, это означает ответственность за курс рубля, — а всегда много недовольных как высоким, так и низким курсом. И всегда много недовольных ни курсом низким, ни курсом высоким. В-четвертых, Банк России, на мой взгляд, заинтересован в спекуляциях в рамках инсайдерской торговли. Колебания валютного рынка в конце октября 2014 года просто не поддаются иному объяснению. Конечно, всякое бывает, но в любом случае должно было быть проведено расследование, — но о нем не сообщалось. А отсутствие расследования означает, что это не преступление, а норма.
«СП»: — Кто его совершил?
— Не знаю, но, похоже, те, кто в Банке России принимали заведомо неправильное решение о повышении процентной ставки. И те, кто за день до этого отреагировали на валютном рынке так, как будто они знали о повышении этой процентной ставки.
«СП»: — Что будет с рублем? В чем хранить сбережения? Грядет ли дефолт?
— В ближайшее время курс будет немного укрепляться, потому что рублей в стране нет. Это будет длиться до выборов, хотя я бы провел летом девальвацию: летом наименьшие социальные последствия. Если либеральный клан, который руководит экономикой России, заинтересован в политической нестабильности, он может сделать девальвацию как раз для того, чтобы усложнить выборы.
Но укрепление рубля в любом случае будет непоследовательным и медленным и сменится новой девальвацией.
«СП»: — Осень как проживем?
— Если не будет девальвации весной и летом, она будет осенью. Возможно, после выборов. Падение рубля в условиях, когда мы зависим от импорта, повысит цены, причем торговые монополии задерут цены и на неимпортные товары. Редкие импортные товары могут исчезнуть с прилавков, в том числе и лекарства. Это вещь критическая. И это единственное, запасы чего имеет делать смысл в мегаполисах.
О кредитовании производства в России и господдержке
«СП»: — Мы часто слышим в новостях, что сейчас отрасли получают субсидии от государства. Все ли делается верно? И как субсидии от государства согласуется с нынешними варварскими кредитами? Не получится ли в итоге золотое русское правило: «Хотели как лучше, а получилось…»?
— Прежде всего, предприятия, которые еще только создаются, претендовать на заметную помощь не могут. Им доступен миллиард рублей, не больше, а большинство технологичных предприятий стоят больше, потому что им нужно импортное оборудование. Больше миллиарда можно просить только у Внешэкономбанка, но «истории успеха» мне не известны и в любом случае не массовы. Кроме того, в основном поддерживаются банки — в виде субсидирования части процентной ставки, то есть, по сути, банковской прибыли. И это поддержка без реструктуризации, без резкого повышения эффективности, она поддерживает то, что есть, но обычно не выводит развитие на новый уровень.
Так, в сельском хозяйстве мы все жалуемся на ограничения ВТО, но они не распространяются на инфраструктуру. Господа, сделайте нормальные дороги на селе! Сделайте нормальные линии электропередач, водопровод! ВТО вас не ограничивает, у вас руки свободны! Все это скинули на уровень губернаторов, а государство делает газификацию, и то не очень интенсивно. А у губернаторов денег нет и, если регион энергодефицитен или энергоизбыточен, то, поверьте, губернатор к этому не имеет отношения.
«СП»: — Как развивать разумно производство в России? Какие отрасли должны быть в приоритете развития?
— Прежде всего, надо заняться модернизацией инфраструктуры. Первая линия Транссиба окупилась через 50 лет с точки зрения железнодорожников. А для страны Транссиб окупился в первые десять лет, а с военной точки зрения — в первый же год своей работы.
К инфраструктуре нельзя относиться с бухгалтерской точки зрения, с точки зрения экономики фирм: поэтому она — исключительная сфера ответственности государства. Конечно, необходимы точечные инвестиции, и это удел специалистов. Например, сегодня в России не производится марганец, мы его импортируем. Цена нового завода — 4 млрд рублей, окупаемость в зависимости от конъюнктуры 5−8 лет. Но денег на проект люди получить не могут. И мы продолжаем завозить 80% марганца из Китая, а 20% - с Украины. Нужна комиссия ученых, которые будут определять, что нужно производить в России и какие предприятия надо создавать прямо сейчас.
Дальше надо сделать так, чтобы деньги, выделенные под что-либо, не украли. Надо бороться с коррупцией. Да, воровали и при Сталине, вопрос лишь в том, сколько воруют.
Дальше нужно ограничить произвол монополий. В мае 2006 года президент Путин публично изумился цене молока: закупочная цена тогда упала с 12 рублей до шести, а розничная выросла с 23 до 26 рублей. С того времени ситуация не изменилась. Монополизм носит тотальный характер. Как заявил один нефтяной барон, поскольку нефть подешевела аж в 3,5 раза, бензин в России подорожает не более чем на 10 процентов.
Надо обеспечить и разумный протекционизм на уровне государства. Здесь нам подарок сделали с санкциями, не дай Бог их отменят.
Поскольку санкции все же через год могут отменить, надо выйти из ВТО. Это просто, так как любой договор с коррупционной мотивацией по международному праву ничтожен. Зная людей, которые занимались присоединением России к ВТО, полагаю, что доказать коррупционную составляющую будет не сложно.
Далее, для развития страны нужна трудовая мотивация. Надо дать людям хорошее образование, бесплатную медицину, гарантировать прожиточный минимум.
Это основное.
Конечно, на это накладывается масса всего: освобождение от налогов неспекулятивного малого, а за Уралом — и среднего бизнеса, передача пустующих земель сельхозназначения готовым их обрабатывать, нормализация. Регрессивная шкала обложения оплаты труда обязательными взносами и налогами должна быть заменена на прогрессивную. Сегодня у нас с доходов бедняка обязательными взносами снимают 30%, с обеспеченных — 10%, а богатые могут вывернуться и ничего не платить. А плоская шкала прогрессивного налога в мире только в России и в Боливии.
Говорят, что прогрессивная система налогов приведет к бегству капитала. Но у нас регулярно капитал бежит во Францию, где ваше любое имущество стоимостью больше нескольких сот тысяч евро облагается отдельным налогом. И, тем не менее, люди вывозят туда свои капиталы. Стабильность дороже прогрессивной шкалы. Так что не надо нам сказки рассказывать!
Инвестиции: иностранные и отечественные. Как удержать баланс?
«СП»: — Иностранные инвестиции — благо или горе?
-Иностранные инвестиции никогда не решают проблемы крупной экономики. Они могут решить проблему экономики, например, Коста-Рики. В Китае иностранные инвестиции, на которые сделал ставку Дэн, были китайскими. В большую экономику инвестиции идут только за национальными инвестициями и только в качестве «гарнира». При этом они опасны, потому что это внешнее политическое влияние. То, что это влияние может быть не государственным, а частным, не влияет на его потенциально политический характер.
Известнейшие экономисты Майкл Хатсон и Пол Крейг Робертс четко зафиксировали, что нынешний этап приватизации может привести к утрате Россией политического суверенитета. Если иностранный инвестор контролирует ключевые компании страны, то он контролирует и саму страну. А кто там «пляшет» в качестве президента — это мало кого волнует. При этом государство может сохранять контрольный пакет — блокировать деятельность корпорации можно, имея пакет в 25% плюс одну акцию.
«СП»: — А есть же страны, где иностранные инвестиции рулят…
— Это страны маленькие, как Грузия, Коста-Рика, Молдавия, ошметки советской Прибалтики и так далее. Вот, например, Германия не продала нам Опель, хотя там не было сверхсовременных технологий. США не пустили нас в металлургию, и там есть правило, что любая крупная иностранная инвестиция одобряется специальной комиссией. И когда «Лукойл» покупал заправки в США, это тоже одобрялось специальной комиссией.
Этот механизм есть и в России, но работает он плохо.
Об экономическом курсе в России
«СП»: — Улюкаев проинформировал о прохождении «дна» кризиса в России летом 2015 года. Так ли это? Прав ли эксперт? Каков будет ваш прогноз на ближайшие 5 лет для России? (2016−2021 год)?
— Дно кризиса мы не прошли. Такое ощущение, что министр специально ищет дно кризиса, чтобы на нем попрыгать и провалить экономику России еще дальше.
В этом году будет сохраняться очень плохая, но стабильность. В 2017, самое позднее в 2018 году, мы сорвемся в Смуту. Если, конечно, не изменим социально-экономическую политику.
Россию ждет великое будущее, но до этого доживут не все.
Феодальное общество в России: миф или реалии 20-х годов 21 столетия?
«СП»: — В России душат малый и средний бизнес. Развитие получают проекты приближенных к правительству людей. Таким образом, мы приближаемся к созданию феодализма. Потому что нет равных прав. Одни управляют другими. Согласны ли Вы с этим тезисом?
— Ну, совсем равных прав на деле нет и при социализме, не говоря уж о капитализме, так что это не признак. С другой стороны, у нас даже есть рабовладение в части гастарбайтеров, у которых отбирают паспорта. Но на деле к феодализму движется весь мир. Это одно из следствий развития информационных технологий. Резкий рост производительности труда делает лишними огромные массы людей, которые либо истребляются бедностью, войнами, болезнями, как в Африке и на Ближнем и Среднем Востоке, либо утилизируются падением уровня жизни, как это происходит во всех развитых странах. Это, конечно, ненормально. Но информационный капитализм, действительно, выглядит как феодализм.
Информационные технологии в России развиты не очень сильно, но мы к этому идем, как обычно, впереди всех. В 20-е годы у нас феодализма не будет, потому что мы либо развалимся, либо оздоровимся. Чтобы не произошел распад страны, нам нужно общее дело, из которого вырастет новая идеология.
«СП»: — А какое общее дело?
— Я как экономист говорю о модернизации инфраструктуры.
О развитии человека как залоге развития государства и мира
«СП»: — Как Вы представляете человека-будущего, человека нового поколения при новой модели экономического развития?
— Это будут более осознающие себя и более творческие люди. Жить будут по Мечникову 120 лет. Это ведь запас прочности только пищеварительного тракта. Кстати, запас прочности сердца — 250 лет. Это будет общество, где деньги будут играть вспомогательную роль. Как при социализме вспомогательную роль играло моральное поощрение. Главными станут технологии, которые будут развиваться быстро и будут гибкими. Индустрия не отомрет и будет менее роботизирована и более экологична. Например, Мерседес уже сегодня резко сокращает количество роботов на своих заводах, делая ставку на индивидуализированное производство. Люди будут размножаться быстрее, чем сейчас, потому что использование природных ресурсов будет более экологичным и эффективным. Вряд ли человек будет более счастливым, но он будет более гармоничным.
«СП»: — А счастье зависит от чего?
— Лучше всего по этому поводу выразился Маяковский: «Гвоздь в моем сапоге кошмарнее, чем фантазии у Гете». У меня был период в жизни, когда я испытывал довольно сильную, хотя и не критичную боль буквально каждую минуту, — но не могу сказать, что я сегодня более счастлив, чем тогда, хотя, в общем, уже все хорошо. Счастье зависит от того, как сам воспринимаешь свою жизнь.
В литературе человек будущего наиболее точно и полно показан у Ефремова в «Туманности Андромеды», «Часе Быка». Немного у Стругацких, но это все же, скорее, иллюстрация к Ефремову. Эти книги я прочел еще в детстве.