Долги прижали к стенке: По-человечески пожить опять не получится

Министерство экономического развития в своем обзоре «Картина экономики» за февраль определило три главных угрозы, которые могут сдержать рост ВВП в текущем году. В целом, в МЭР положительно оценивают экономические перспективы, прогнозируют положительную динамику ВВП, внутреннего спроса и промышленного производства, а также уменьшение дефицита бюджета. Аналитики даже не исключают, что прогноз Росстата по росту ВВП в 1,5% в 2018 году может быть улучшен. Однако ведомство указывает и на проблемы, которые могут испортить общую картину.

В частности, такой проблемой эксперты министерства впервые назвали «фундаментально неустойчивой» ситуацию, в которой рост потребительского кредитования опережает рост номинальных зарплат граждан. Очищенные от сезонности месячные темпы прироста объема кредитов в оценках МЭР в годовом выражении составляют 20,2%.

Годовые темпы роста необеспеченного потребительского кредитования в декабре достигли 11,1% (объем кредитования домохозяйств за год вырос на 13,2%) с исключением валютной переоценки. Само по себе это неплохо, но проблема в том, что номинальные зарплаты увеличились только на 7,2%, а доходы — на 1,1%. В ведомстве прогнозируют, что если тенденция останется неизменной, годовой темп роста необеспеченного потребительского кредитования может составить 17−19%.

Еще до публикации обзора МЭР на ситуацию с потребительским кредитованием обратили внимание в Институте экономической политики им. Егора Гайдара. Аналитики посчитали, что значимость прироста кредитной задолженности по отношению к доходам возросла с 0,3% в 2016 году до 2,3% в 2017-м.

Увеличение кредитной задолженности позволило гражданам сохранить и приумножить банковские сбережения, а также нарастить потребительскую активность, в том числе отложенный спрос. Однако специалисты предупреждали, что это временный эффект, и уже к декабрю ускорение потребления остановилось. Бурное наращивание потребления в кредит на фоне минимального роста доходов и экономики при скором прекращении снижения ключевой ставки несет существенные риски и для заемщиков, и для кредиторов.

Если реальные доходы населения не начнут расти в ближайшее время, то рост закредитованности чреват большими проблемами. Проще говоря, гражданам нечем будет отдавать набранные под 10−13% годовых кредиты, и их потребительский спрос сойдет на нет. А ведь многие аналитики не исключают, что несмотря на прогнозы МЭР, реальные доходы населения продолжат падать пятый год подряд. Напомним, что по данным Росстата реально располагаемые доходы населения (а это сумма, которая остается на руках за вычетом обязательных платежей) в 2017 году снизились на 1,7% вместо обещанного роста.

Еще одним фактором замедления роста экономики в Минэкономразвития назвали спад промышленного производства. Промышленность преподнесла неприятный сюрприз в конце 2017 года, сократившись в ноябре на 3,6%. Это худший показатель с 2009 года. Негативная тенденция продолжилась и в декабре. Тогда в ведомстве объяснили спад «разовыми проблемами индустрии драгметаллов и атомпрома». Теперь же к причинам падения добавилось снижение федеральных расходов на оборону на 6,7% в 2017 году. В февральском обзоре МЭР прогнозирует, что «динамика промышленности, вероятно, останется слабой на протяжении ближайших месяцев».

Наконец, проблемой для экономического роста может стать слишком низкая инфляция, которая прогнозируется на уровне 2%. Это вдвое ниже таргета Центрального банка, который определен на уровне 4%. Хотя на первый взгляд в низкой инфляции нет ничего плохого, аналитики предупреждают, что эта ситуация также несет опасность для макроэкономики.

Ведущий аналитик AMarkets Артем Деев в комментарии «СП» отметил, что для того, чтобы инфляция не упала до рекордно низких отметок, необходимо стабилизировать и рост зарплат вслед за инфляцией.

Более того, в случае резкого падения зарплат, значительная часть населения может оказаться в «долговой яме» из-за задолженности перед банками. Ведь сейчас высокая закредитованность возникает не столько из-за низких зарплат, сколько из-за привлекательных условий кредитов и эффективной рекламы товаров, ассортимент которых меняется каждые несколько месяцев.

Заместитель директора Института актуальной экономики Иван Антропов в разговоре с «СП» пояснил, что все описанные в обзоре МЭР риски вполне реальны, причем свидетельствуют они о системных проблемах в российской экономике, а не о частных случаях, и если их не решать, новый спад неизбежен.

— Рост потребительского кредитования опасен не самим фактом своего существования, а тем, что потребительские кредиты у нас остаются слишком дорогими. Люди их берут потому, что у них падают реальные располагаемые доходы. Да, номинальные зарплаты подрастают, но они составляют лишь не многим более 60% от всех доходов населения. В целом же реальные располагаемые доходы продолжают снижаться уже четыре года.

Последние несколько лет люди откладывали крупные покупки в надежде, что кризис закончится. Сложилась ситуация, когда многие предметы просто выработали свой срок службы и необходимо их менять. Единственный способ это сделать — взять кредит.

Сами по себе кредиты — это позитивное явление. Они служат двигателем развития во многих странах. Но только в том случае, если они доступные и недорогие, как в Европе и Америке. Несколько процентов годовых — это вполне посильная ноша. В наших условиях возврат кредитов становится проблемой для населения.

«СП»: — Как можно решить эту проблему?

— Есть два выхода. Первый — бороться с потребительским кредитованием населения как таковым, что сейчас и делает Центробанк. Он пытается ограничить доступа банков к капиталу, вынудив их ставить более суровые условия для населения, которое желает взять кредиты.

Второй вариант — работа над увеличением доходов населения. Но по этому варианту сейчас совершенно не видно никаких подвижек. До сих пор не была представлена стратегия развития и непонятно, куда мы идем и как собираемся повышать доходы. Правительство пошло по пути наименьшего сопротивления, ограничивая кредитование. Но это приводит к тому, что развитие экономики еще больше тормозится.

«СП»: — Но зато инфляция остается на низком уровне. Тем не менее, МЭР считает и это опасностью, почему?

— В сверхнизкой инфляции тоже нет ничего хорошего. На первый взгляд, это здорово, цены сильно не растут. Но такие показатели были достигнуты искусственным торможением экономики. Нет развития, нет доходов населения, нет спроса, соответственно, предприятия не могут повышать цены на свою продукцию.

Поэтому возникает такой перекос: цены производителей в прошлом году выросли на 7,8%, а потребительские цены поднялись незначительно. Соответственно, многие посредники, продавцы и торговые сети сокращают свою прибыль и откладывают повышение цен на более поздний период. Рано или поздно это все равно выльется в повышение цен для населения.

Кроме того, низкая инфляция мешает развитию промышленности. Инвесторы всегда смотрят, куда им выгодней вкладывать деньги. При низкой инфляции им доходней вкладывать деньги в банк под проценты, а не в реальный сектор экономики. Инфляция нужна в районе 4% - тогда инвесторы поймут, что просто так хранить деньги под подушкой не интересно, а нужно искать другие более выгодные пути заработка, то есть вкладываться в реальный сектор, в промышленность.

С похожей проблемой в последние годы сталкивался Евросоюз. У них вообще иногда фиксировалась дефляция, то есть отрицательная инфляция. Они активно боролись с этим, проводили программы количественного смягчения, чтобы поддержать развитие промышленности и рост экономики.

«СП»: — В отчете МЭР промышленный спад объясняется снижением гособоронзаказа…

— В Минэкономразвития, судя по их заявлениям, сами не могут определиться, что же происходит в нашей промышленности. Сначала они говорили, что во всем виновато снижение добычи нефти, потом сказали, что дело в разовых проблемах в металлургии, теперь приплели сюда оборонный сектор. Но по отчетам того же Росстата видно, что идет сильный провал почти по всей обрабатывающей промышленности. Только оборонкой это не объяснить.

К такой ситуации промышленности во многом подтолкнуло само Минэкономразвития.

«СП»: — Как именно?

— Весной прошлого года в МЭР заявили, что кризис кончился, все растет, рубль крепкий. Многие промышленники поверили в эти обещания, увеличили объем производства в мае-июне. Но радость оказалась преждевременной, она не была подкреплена спросом, соответственно, склады были затоварены и многие компании понесли убытки. Все это вылилось в рекордное число банкротств в прошлом году. По доле числа обанкротившихся компаний прошлый год подобрался к историческому максимуму 2009 года.

Так что проблемы в реальном секторе экономике куда более серьезные, чем просто временный спад в отдельных отраслях. Это системные проблемы, но пути их решения у нас в правительстве никто не предлагает. Все усилия брошены на так называемую цифровую экономику, но нет единого мнения и понимания, как именно она поможет справиться со спадом в обрабатывающей промышленности. Это не пересекающиеся вещи. Направив все усилия на цифровую экономику, в правительстве практически забросили промышленность, особенно обрабатывающую.

Зав. лаборатории финансовых исследований Института экономической политики им. Егора Гайдара Михаил Хромов поясняет, что рост кредитования при снижении доходов может вылиться в серьезные проблемы для банковского сектора через полтора-два года.

— В 2017-м восстановился рост банковского кредитования населения, были достигнуты максимальные объемы ипотечной выдачи. Риски в том, что при этом у нас четвертый год падают реальные доходы населения.

Для сравнения можно взять период до кризиса 2008 года, когда и доходы, и кредиты росли двузначными темпами. Тогда люди были уверены в том, что их доходы продолжат расти и им будет с чего отдавать кредиты. Сходная мотивация была в период кредитного бума 2011−2013 годов. Кредиты брались на ожидании высоких доходов.

Но затем начались санкции, падение цен на нефть, а экономика уперлась в границу производственных возможностей. И доходы, и сама экономика перестали расти, зато кредиты с 2016-го расти начали. Только логика у среднего заемщика теперь другая. Люди берут кредиты не потому, что ожидают, что все будет хорошо, а от безысходности. После стольких лет падения доходов им хочется восстановить свой уровень потребления и пожить по-человечески.

«СП»: — В чем здесь риск для экономики?

— С точки зрения финансов такая ситуация несет в себе риски, потому что пока никто даже не обещает, что у нас начнется бурный рост экономики. В лучшем случае прогнозы дают 2−3% роста. Таким образом, когда людям придется отдавать займы, им нужно будет или наращивать задолженность дальше, создавая своего рода пирамиды. Либо такая ситуация уже в ближайшее время негативно скажется на располагаемых финансовых ресурсах населения.

Дальше эти риски будут перекладываться на банки, потому что если они сейчас накредитуют население, а через полтора-два года упрутся в невозможность заемщиков обслуживать эти кредиты, то окажутся в неприятной ситуации.

Хотя я бы отметил, что пока это только возможные риски. Неизвестно, как кредитование будет развиваться дальше, насколько охотно банки продолжат кредитовать население в 2018 году и какими будут эти кредиты.