17 марта кабмин и ЦБ объявили о мерах поддержки экономики для минимизации последствий коронавируса и снижения цены нефти. Правительство готово выделить 300 млрд. рублей и увеличить лимит госгарантий. Власти предлагают помощь при форс-мажорах на госзакупках, кредитную поддержку торговых компаний и упрощение импорта.
«Пока невозможно точно определить всю глубину влияния на экономику России, поскольку значимые экономические и финансовые показатели будут доступны позже из-за характерной для них временной задержки», — говорится в сообщении правительства.
Мы это уже проходили. Я имею в виду — кризисы. За время правления Владимира Путина серьезных обвалов было два. 15 сентября 2008 года с объявления о банкротстве американского инвестиционного банка Lehman Brothers началась острая фаза мирового финансового кризиса, накрывшего и Россию.
Кризис 2008—2009 годов считается историей о глобальном кризисе, в котором РФ пострадала в ряду множества других экономик. Тем не менее, перводвигателем происходившего был один и тот же фактор — падение цен на нефть: со $100 до $34 за баррель.
Российским властям, называвшим Россию «островком стабильности» и «тихой гаванью» для иностранных капиталовложений, пришлось выделять десятки миллиардов долларов на спасение экономики. На начало 2009 года объем Резервного фонда составлял около 12,5% ВВП России. За два года в ходе выполнения антикризисных программ он уменьшился до 1,5% ВВП, то есть на 11%.
В итоге девальвация рубля получилась довольно плавной — с 29−33 до 42−46 руб./$. А вскоре и нефть подфартила: после обвала цены через год вернулись на уровень выше $100 за баррель.
События 2014 года в России официально «финансовым кризисом» никто не называет. Но все формальные признаки национального экономического бедствия — от девальвации до обвала прибылей и роста банкротств — были налицо. Финансовым властям удалось избежать лишь ряда негативных явлений — безработицы, банковских крахов, системных неплатежей.
В чем-то кризис 2014-го оказался хуже предыдущего. Так, ни о каких программах бюджетной поддержки образца 2008−2009 годов речи уже не шло — на это не было резервов. В результате, курс рубля в конце декабря 2014-го взлетел к 60−70 руб./$, на пике доходя до 80 руб./$.
Непосредственной причиной валютного кризиса-2014 стало, как всегда в России, падение цены на нефть: со $107 до $55 за баррель. Но в отличие от 2008 году, в 2014-м падение цены оказалось не циклическим, а долгосрочным.
Нынешний — последний кризис Путина — также завязан на нефть. Только ситуация на этом рынке за прошедшие 12 лет, с точки зрения РФ, кардинально ухудшилась. Помимо колоссального навеса нефти из-за перепроизводства в 1,7 млн. баррелей в сутки, против нас играет распространение на Западе энергосберегающих технологий, сланцевая добыча в США, также торможение Китая и других развивающихся экономик. Ну, а теперь и коронавирус.
Этот, почти по Олдосу Хаксли, «дивный новый мир» показывает, насколько наивными были планы Путина по построению энергетической сверхдержавы. И насколько слепыми — прогнозы главы «Роснефти» Игоря Сечина о грядущем подорожании нефти до $150 за баррель.
На деле, Путин и его команда играли в эффективных менеджеров в «жирные нулевые» — пока нефть непрерывно дорожала. В 2000-м цены находились на уровне $30 за баррель, а в феврале 2008-го цена Brent впервые превысила в $100 за баррель, достигнув 4 июля 2008 года исторического максимума — $143,95.
Теперь об этих временах можно забыть навсегда. Из каждого «путинского» кризиса население выходило с потерями, а теперь и вовсе массово обеднеет. Это значит, от веры в непогрешимость национального лидера очень скоро ничего не останется.
— Кризис 2008—2009 годов начался на Западе — его спровоцировал обвал американской ипотеки, — отмечает экономист, научный сотрудник Санкт-Петербургского государственного экономического университета Андрей Заостровцев. — Именно тогда — в июне 2008 года — Алексей Кудрин говорил на Петербургском экономическом форуме, что Россия «тихая гавань», и кризис нас не волнует. Однако осенью 2008-го падение началось и у нас.
Каждый раз в ходе кризисов рубль обесценивается, а потом возвращается назад, но не достигает прежнего уровня. Но дело не только в рубле, хотя его курс прямо влияет на благосостояние населения. Дело в структуре экономики, которая сильно зависит от импорта. Скажем, свинина производится в России, мы ее не закупаем за рубежом, но добавки в корма и оборудование для свиноферм — все это импортное. В итоге, кризисное падение рубля всегда приводит к ускорению инфляции.
В 2014 году в мире кризиса не было. Триггером послужили наши внутренние события — присоединение Крыма. Но дело было не только в этом, главное — снизились цены на нефть. Падение проходило в два этапа: после первого обвала, к середине 2015 года, нефть начала было расти, но потом, в январе 2016 года, случилось пиковое падение. На этот же период пришелся пик падения рубля — до 78 руб./$.
Что важно понимать, три этих кризиса (считая нынешний) отличаются темпами роста экономики, которые им предшествовали. Так, кризис 2008—2009 годов произошел после очень быстрого роста — 6−7% ВВП за предыдущие годы. Кризис 2014 года был на фоне затухающих темпов — мы вышли в 2010 году с очень приличным ростом, но уже в 2013 он составлял чуть больше 1,5% ВВП.
В 2016—2019 годах де-факто российская экономика пребывала в стагнации. Росстат неоднократно корректировал показатели задним числом, но все равно, не выходило больше 2% ВВП.
Нынешний кризис — для мировой экономики — двойной. После 10 лет значительного роста неизбежно должен был начаться спад, причем без всякого коронавируса. Но коронавирус приближение кризиса ускорил, а ситуацию обострил.
Раз кризис — значит, падают цены на нефть, и это отражается на нас.
«СП»: — Как выглядят перспективы?
— Не радужно. Возможно, к концу года Россия договорится с ОПЕК о новом сокращении добычи, но ситуации это принципиально не изменит. Спрос на нефтепродукты из-за кризиса резко упал, и еще будет падать. Гражданская авиация сейчас в мире практически стоит — задействовано лишь четверть парка самолетов. Одно это сокращает потребление нефтепродуктов.
Прибавьте сюда снижение производства, особенно в Китае. Поднебесная, на мой взгляд, будет испытывать затяжной кризис — там далеко не все проблемы связаны с коронавирусом.
Спад может наблюдаться и в Европе, которая является основным потребителем российской нефти.
«СП»: — Как долго продлится кризис?
— Трудно сказать. Думаю, острота проблемы коронавируса к 2021 году ослабнет, хотя пик пандемии еще не достигнут. Но как будет восстанавливаться мировая экономика — это большой вопрос.
Думаю, мы увидим знакомую картинку: рубль резко падает, но не возвращается к прежним значениям, а застревает где-то посредине. Тем более, у России нет перспектив роста. Нефть и газ сверхдоходов больше не приносить точно не будут, а резервы окажутся исчерпанными.
Проблема в том, что в России неблагоприятная для бизнеса институциональная среда — она не может обеспечить темпов роста. Значит, мы снова станем беднее.
«СП»: — Можно ли сказать, что Путин и его команда были эффективны только в нулевые?
— Тогда, в нулевые, руководить экономикой мог бы кто угодно. Тогда на страну свалились такие огромные деньги, которых никто не ожидал. Напомню, в кризис 1998 года нефть падала до $12 за баррель. С начала нулевых нефть последовательно дорожала до $140, и попутно происходило «экономическое чудо» Путина.
Замечу, хотя нашу экономику называют нефтегазовой, основные доходы нам приносит именно нефть — доля газа в этой выручке не более 15%.
И надо понимать: Путин дает возможность оперативного управления экономикой так называемым либералам. Благодаря этому в последние годы соблюдалась железная кредитно-денежная политика, и бюджет оставался профицитным.
Но если и дальше придерживаться той же линии, это еще хуже скажется на темпах роста. А перестроить экономику нельзя без пересмотра институтов, гарантирующих права собственности. Для Кремля это — политический барьер.
Экономический кризис: В. Симчера: В России 40 млн. бедных, а будет только больше
Новости экономики: Из-за обвала рубля тюменский депутат призвал защитить богатых