Владимир Путин прогнозирует увеличение ненефтегазовых доходов бюджета. Об этом глава государства заявил 19 ноября, в ходе встречи с руководителем Федеральной налоговой службы Даниилом Егоровым.
«Если мы говорим о том, чтобы отложить и посмотреть, как без фактора углеводородов складываются поступления, то мы выходим ноль в ноль, то есть мы выходим ровно с теми же поступлениями, что были в том году», — сказал Егоров.
Путин подчеркнул, что считает это позитивным фактором. «Это хорошо, это значит, что все-таки ненефтегазовый доход у нас стабильный», — отметил он.
Президент также предположил, что ненефтегазовый доход, «наверное, даже увеличивается». «Я думаю, может быть, даже и повыше станет», — подытожил глава государства.
Так и хочется спросить: как же так? Только-только Центробанк заявил, что спад в третьем квартале составил 3,6%, в четвертом превысит 5%, а по итогам 2020 года экономика РФ просядет весьма значительно — на 4%-5%. Почему же ненефтегазовые доходы год к году — если верить Егорову — стоят как скала?!
Надо думать, во многом это результат «бюджетной алхимии». Речь идет, прежде всего, о продаже в 2020-м году Банком России пакета акций Сбербанка на 2,14 трлн. рублей. Перемещение банка из собственности ЦБ под контроль Минфина РФ — как раз та самая операция, которая позволила кабмину волшебным образом превратить нефтегазовые доходы, пополняющие ФНБ (сделка финансировалась из денег фонда), в ненефтегазовые — в прибыль Банка России.
В свою очередь, дивиденды по акциям Сбербанка, «владельцем» которых теперь является ФНБ (сам фонд не юрлицо и собственником быть не может), также считаются ненефтегазовыми — доходами от управления средствами национального фонда.
Как на деле обстоят дела с ненефтегазовыми доходами, будут ли они расти, как рассчитывает Путин?
— На ненефтегазовые доходы оказала влияние не только сделка со Сбербанком, но и рост на 4% поступлений от подоходного налога с зарплат, — говорит завкафедрой финансового менеджмента РЭУ им. Г.В. Плеханова Константин Ордов. — Именно об этом отчитался Егоров, отметив, что рост имеет место даже с учетом снижения ставок на страховые взносы в два раза для малых и средних предприятий.
Замечу, что с начала года также вырос ряд акцизов. Сейчас правительство ожидает проблем с налогом на прибыль — это главный, после НДС, источник налоговых поступлений. Зато НДС не просел — плюс, кабмин до сих пор пожинает плоды повышения НДС с 18% до 20%.
Все это говорит о росте налоговой нагрузки — на фоне резкого сокращения объемов нефтегазовых доходов. В итоге, с точки зрения статистики, происходит диверсификация экономики. С точки же зрения реальной экономики, изменения минимальны.
Да, ЦБ ожидает по итогам года падения на 4%-5% ВВП. Но основная причина этого падения кроется в наших сырьевых компаниях. Напротив, ненефтегазовое падение ВВП минимально.
«СП»: — Но по предприятиям малого и среднего бизнеса в период пандемии был нанесен сильнейший удар. Это находит отражение в статистике?
— Малый и средний бизнес в России и до пандемии был на задворках, его влияние на доходы бюджета не такое уж значимое. Именно поэтому повышение акцизов и сделка по «Сбербанку», плюс рост поступлений подоходного налога удержали ненефтегазовые доходы от проседания.
Так что, с точки зрения финансовых властей РФ, ситуация в экономике не такая уж плохая.
«СП»: — В России численность зарегистрированных безработных, по данным Минтруда, выросла на 1,3 млн. человек — до 4,8 млн. человек, из-за чего уровень безработицы в период пандемии достиг 6,4%. Это финансовые власти не беспокоит?
— С их точки зрения, эти люди и раньше не могли похвастать высокими зарплатами. Поэтому отсутствие налоговых поступлений с их доходов существенным образом на бюджетной системе не сказалось.
«СП»: — Путин говорит, что ненефтегазовые доходы будут расти. Значит ли это, что предполагается реальная диверсификация экономики, развитие ее ненефтегазового сектора?
— Диверсификация связана, в том числе, с развитием малого и среднего бизнеса — а этот сектор в России, скорее, деградирует. Но потенциал его сохраняется, поэтому обеспечить рост экономики за счет этого — пока неразвитого сектора — вполне возможно.
Что до увеличения ненефтегазовых доходов — об этом говорят уже 15 лет. С того самого момента, когда в России доходы бюджета перестали делить на налоговые и неналоговые, как во всем мире, и поделили на нефтегазовые и ненефтегазховые. Это было сделано, исходя из специфики российской экономики.
У нас даже появилось специфическое понятие — ненефтегазовый дефицит. То есть дефицит бюджета, если бы в нем не было нефтегазовых доходов. Что характерно, в 2020-м ненефтегазовый дефицит не уменьшился — и он всегда измеряется триллионами рублей. На фоне ожидаемого к концу года дефицита бюджета то ли в 1,5 трлн., то ли в 4 трлн. рублей (зависит от того, как считать — с учетом привлеченного долга или без) — можно сделать вывод: ненефтегазовые поступления не увеличились, а доля нефтегазового сектора в совокупных доходах РФ сократилась значительно.
Замечу, из-за мирового тренда на «зеленую» энергетику нефтегазовые доходы России, скорее всего, будут и дальше сжиматься. Это требует от нас быстрого перехода к современным условиям ведения бизнеса, а также к соблюдению экологических норм. Да, история с квотами на углеродные выбросы на нас вроде бы не отразилась — прежде всего, потому, что к соглашению не присоединились США. Но сейчас — поверьте — несоблюдение экологичности будет являться поводом для дополнительного налогообложения товаров нашего экспорта в развитых странах.
Нам в такой ситуации, по идее, нужно строить новые предприятия, осваивать новые технологические процессы — получать конкурентные преимущества. Но в реальности «зеленые» технологии в России не поощряются. Кабмин, видимо, делает ставку на то, что нефть внутри России будет востребована в большем объеме.
«СП»: — К чему ведет пассивность российского правительства?
— Дальнейшее сокращение доли нефтяных доходов неизбежно приведет к тому, что государство не сможет выполнять свои социальные функции в полном объеме. Нужно четко понимать: если ненефтегазовая экономика не развивается, налоги повышаются, а доля нефтяных доходов падает — это неминуемо приведет к сокращению госпрограмм в области здравоохранения и образования.
Мы также видим сегодня, что руководители Европы и Америки из кожи вон лезут, чтобы обеспечить прямые и косвенные меры поддержки бизнеса и населения. А в России — наоборот — в кризис налоговая служба отчитывается, насколько больше налогов она сумела собрать.
Это не просто досадный диссонанс. Это сигнал, что мы намного дольше, чем ЕС и США, будем выходить из кризиса, и что последствия этого кризиса — раз у нас собирается больше налогов, — мы еще не вполне ощутили. Вполне вероятно, начало 2021 года будет более разочаровывающим — и для ФНС, и для бизнеса, и в конечном итоге для граждан.