Доля россиян, считающих себя бедными, значительно выросла с начала года и достигла 33%. Такие данные содержатся в недавнем исследовании Фонда «Общественное мнение», в ходе которого социологи попытались выяснить, как наши граждане оценивают уровень своего благосостояния и верят ли в возможность преодоления финансовых трудностей.
Оказалось, каждый третий участник опроса полагает, что живет бедно. 64% отнесли себя к «людям со средним достатком». И лишь около одного процента назвали себя богатыми.
Респонденты, причислившие себя к беднякам, свое бедственное положение связывают с низкими зарплатами (8%), ростом цен и тарифов (7%), выходом на пенсию (7%), а также с потерей работы (5%).
Из них 7% уверены, что жили так всегда, а 12% - что уровень их благосостояния упал более десяти лет назад.
При этом подавляющее большинство в этой социальной группе — 20% - не верит в перемены к лучшему в ближайшее время. Но 6% смотрит в будущее более оптимистично.
В целом же, 40% участников опроса уверены в том, что у бедных в большинстве случаев нет возможности улучшить свое благосостояние. Еще 52% придерживаются противоположного мнения.
«Ведомости», в свою очередь, обращают внимание на то, что за период с марта по ноябрь текущего года количество тех, кто считает свое материальное положение очень плохим, увеличилось на 6% (с 27 до 33%). И на 5% снизилась доля тех, кто называл себя людьми со средним достатком — в марте она была на уровне 69%.
«Такой динамики не наблюдалось со времен глобального финансового кризиса», — отмечает издание.
Нельзя не заметить и того, что результаты соцопроса довольно сильно расходятся с официальными данными Росстата. Согласно этим данным, на октябрь 2020 года у нас в стране к категории бедных относились почти 20 млн. человек, что составляет 13,5% населения.
Получается, к настоящему времени мы имеем рост даже не на 6%, а почти в три раза…
Прояснить ситуацию «СП» попросила заведующего лабораторией проблем уровня и качества жизни Института социально-экономических проблем народонаселения РАН, профессора Вячеслава Бобкова:
— Есть разные подходы в оценке уровня бедности. В данном случае, тот, что представил ФОМ, это социологическое заключение — т.е. мнение самого населения о том, как оно живет. А есть объективные параметры, есть стандарты, с которыми экономисты сравнивают — это доходы и жилье. И на основе этих объективных параметров определяют численность тех или иных социальных слоев
Наш институт как раз проводит объективные замеры, поэтому наши данные другие.
Если взять и посмотреть распределение населения по доходам и жилью — так называемое двухмерное распределение. То к наименее обеспеченным у нас относится примерно 40% населения. Это те люди, которые имеют либо доход ниже прожиточного минимума, либо жилище ниже прожиточного минимума. Либо и доходы, и жилище ниже прожиточного минимума.
«СП»: — Получается, бедных у нас еще больше?
— У нас около 40% наименее обеспеченных по двум параметрам — по доходам и по жилью. Еще примерно 22,5% - это низкообеспеченные граждане.
Напомню, что средний уровень по доходам, это 3,2 прожиточного среднедушевого российского минимума. А средняя жилищная обеспеченность, это когда люди имеют 23 кв. метра на человека, и их жилье благоустроено — т.е. там есть тепло, водоснабжение, электричество, канализацию. В последнее время — еще Интернет.
Вот таких, среднеобеспеченных, у нас всего 11,2%. Но между низкообеспеченными и среднеобеспеченными есть еще слой обеспеченных ниже среднего уровня — примерно 25%. И высокообеспеченных у нас чуть больше двух процентов.
Правда, это исследование было проведено по итогам 2019 года, 2020 мы еще не замеряли. Но в текущем году ситуация могла только ухудшиться. Потому что реальные денежные доходы людей, по нашим оценкам, упадут примерно на 4,9%
Жилищная обеспеченность, она так быстро измениться не может. Но в целом ситуация далеко не оптимистична.
Это не значит, что ФОМ привел неправильные данные. Просто люди обычно оценивают свое благополучие субъективно — порой, завышают его. Поэтому их оценки расходятся с оценками объективными.
«СП»: — Тем не менее, мы видим, что тех, кто относит себя к беднякам, за последние восемь месяцев стало значительно больше…
— Безусловно, это связано с пандемией. Точнее, с ее последствиями — с потерей рабочих мест, переводов на частичную занятость, ростом цен. Последствия, они же не только внутренние, они и внешние, связанные с ограничениями наших экономических связей с другими странами. С прекращением разного рода обменами. Опять же, цены на нефть упали.
Поэтому в целом, конечно, идет ухудшение.
«СП»: — В своем ежегодном послании Федеральному собранию президент назвал повышение доходов граждан важнейшей задачей правительства. Согласно поручению главы государства, уровень бедности необходимо снизить в два раза к 2024 году. По-вашему, эта цель недостижима?
— Летом эта задача была скорректирована и ее решение перенесено на 2030 год.
Думаю, это, с одной стороны, связано как раз с тем, что Национальные проекты, которые были разработаны в достаточно короткое время, оказались не очень продуманными в целом ряде случаев. С другой стороны, повлияло вот это резкое изменение условий, в которых находится страна, а также все другие страны.
Поэтому говорить о снижении бедности в два раза к 2024 году, конечно, не приходится. Дай Бог, выйти из нынешнего пике и подняться до уровня 2019 года. А дальше жизнь покажет. Мир, действительно, вступил в очень сложный период — непредсказуемый, поэтому любые прогнозы сейчас ненадежны.
«СП»: — А можно бедность победить или хотя бы сделать эту проблему не столь болезненной? У нас так давно борются с этим злом, но что-то не очень получается.
— Проблема эта, действительно, стоит довольно давно. И, на самом-то деле, комплексного подхода к снижению бедности до сих пор нет.
Когда в 2018 году появились указы президента о двенадцати национальных проектах, мы обратили внимание, что нет национального проекта по снижению бедности. Цель, казалось бы, поставлена — снижение в два раза бедности и повышение реальных доходов населения. А соответствующего национального проекта — нет.
Поэтому мы стали привлекать внимание и правительства, и других органов власти, и общества всего к тому, что такой национальный проект необходим. Но нас не услышали.
Зато был принят, например, новый национальный проект по развитию туризма в России. Но тут, видимо, какие-то коммерческие цели преследует государство — пополнение бюджета.
А мы предлагает программу, в которой были бы определены индикаторы, по которым эту бедность нужно снижать. Потому что уже сейчас идет подмена индикаторов. Принят закон о том, что теперь бедность исчисляется не по корзине продовольственной, а по доле от так называемых медианных доходов.
«СП»: — И зачем этот закон принят?
— И у меня тот же вопрос…
Для того, видимо, чтобы можно было изменить базу, от которой считается бедность. Потому что показатель душевых денежных доходов, который публикуется статистикой, он достаточно непрозрачный. Это обобщенный показатель. Туда входят доходы от теневой занятости, которые точно никто не может посчитать, а даются всего лишь прогнозные оценки со стороны органов Росстата, которые считают.
В этих доходах не учитываются доходы от предприятий малого и среднего бизнеса.
Поэтому показатель этот можно сделать больше, можно сделать меньше. И проверить его очень сложно.
На мой взгляд, что это все упрощает расчеты для тех, кто считает — не заставляет их задумываться. Но делает этот подход совершенно непрозрачным для людей, которые до отмены потребительской корзины могли всегда сами посчитать, сколько денег им надо. Для того чтобы не выйти из корзины, они по ценам могли прикинуть. И эксперты могли проконтролировать.
А сейчас практически невозможно проконтролировать.
Поэтому, когда мы говорим о необходимости принятия программы (или национального проекта) по снижению бедности, мы говорим как раз о том, что там должны быть зафиксированы вот эти четкие стандарты, которые нельзя менять каждый год. Должны быть определены средства, которые выделяются на преодоление бедности. Определены механизмы и инструменты снижения бедности. Ответственные. И сроки.
Тогда этот документ, поскольку принимается он коллегиально, будет иметь статус национального консенсусного акта, который можно будет контролировать, и за который люди будут нести ответственность.
Когда же его нет, границы бедности можно по-разному устанавливать, что практика и показывает. И еще неизвестно, что до 2030 года произойдет. Сколько раз ее могут поменять, эту границу бедности.
Поэтому проблема, к сожалению, становится резиновой, решается не комплексно, а во многом еще и подгоняется, так скажем, для того, чтобы убедить людей в том, что бедность снижается. А, на самом деле, она может и не снижаться, а расти, наоборот.