Европа завидует «каменному» будущему России

Все больше стран объявляют свой целью сократить вредные выбросы в атмосферу до нуля. Недавно даже главные потребители угля Китай, Япония и Южная Корея заявили, что к середине столетия хотят стать климатически нейтральными, закрыв тепловые электростанции, работающие на угле. Это заставляет даже таких классических экспортеров угля, как Австралия, переосмысливать свои бизнес-модели.

«Но если Азия, Европа и другие страны передумают, вновь переориентируют свою энергетику на самое вредное для климата ископаемое топливо или просто будут действовать и дальше, как сейчас, то успех Путина будет ошеломительным», — пишет по этому поводу, в частности, немецкое издание Die Welt, уточняя, что российский президент надеется на то, что эти планы никогда не реализуются, а рынки сбыта сохранятся или даже расширятся.

Именно поэтому, утверждают аналитики западного СМИ, Россия, ставшая за последние 20 лет третьим по значимости экспортером угля, усиленно инвестирует сейчас в кажущийся вчерашним энергоноситель, на который практически ни один частный банк уже не дает кредитов. Приняв свою «Программу развития угольной промышленности до 2035 года», российский президент, считают они, подготовился к глобальному возвращению угля, рассчитывая на то, что из перехода на возобновляемые источники энергии ничего не получится, и тогда Россия окажется единственным продавцом угля с самыми большими запасами в мире.

Насколько оправданы подозрения немецких «знатоков вопроса», и действительно ли угольную промышленность России ждет большое будущее, «СП» поинтересовалась у экспертов.

— Что касается перспектив внедрения «зеленой энергетики», то разговоры о ней нередко ведутся в том ключе, что вот уже прямо завтра повсеместно появятся «ветряки» с солнечными батареям, а весь мир променяет нефть на водород, но это совершенно не так, — поделился своими соображениями с изданием экономист Леонид Хазанов. — Во-первых, использовать ветровые генераторы можно только там, где, проще говоря, хорошие ветра дуют как надо — стабильно и с определенной силой и скоростью, под определенным углом и так далее. Для солнечных батарей тоже подойдет далеко не каждый район. Скажем, в Московской области для них слишком облачно, а вот, например, в Якутии, несмотря на холод, для них имеются все условия.

Что касается использования водорода, то до этого пока еще далеко, как до Луны. Хотя бы потому, что в силу особенностей имеющихся на сегодня технологий его производства складывается парадокс — мы собираемся использовать «зеленый» водород, применяя для его электролиза электроэнергию, полученную за счет сжигания угля. Можно, конечно, строить его выработку и на метане, но эта технология тоже далеко не самая экономичная и лучшая.

«СП»: — Получается, у угля действительно есть большие перспективы?

— Как ни странно, но да. С одной стороны, в Европе и США в последние годы угольные электростанции закрывались, но далеко не везде. Например, Испания, Португалия и Германия идут по такому пути, а Франция, по сути, нет, хотя были попытки. Ходили разговоры, что свои угольные станции закрывает и Китай, и он действительно это делает, но только в отношении технически устаревших объектов, наращивая число современных объектов подобного типа параллельно с развитием сети ветровых и солнечных станций. То же самое происходит, в принципе, в Японии. Альтернатив сильно не любимым японцами ядерным электростанциям, кроме угольных, там попросту нет.

Поэтому устойчивый спрос на уголь — он достаточно долгосрочный. Правда, тут нужно расставить географические акценты — в Европе он будет заметно меньше, чем в Азии. Соответственно, в нашей «Программе развития угольной промышленности до 2035 года», насколько я понимаю, акцент будет делаться на добыче и экспорте угля именно в азиатский регион.

«СП»: — Как насчет металлургической промышленности? Что будет, если она перейдет на «зеленый» водород? Ведь уже есть сообщения о том, что некоторые западные корпорации объявляют о таком переходе.

— На Западе, конечно, проводятся подобные эксперименты, но не более того. На водород в обозримом будущем никто на практике массово не перейдет. Отказаться от угля даже при очень остром желании у них попросту нет возможности.

«СП»: — А что же с трансграничным углеродным налогом, который собираются вводить страны Евросоюза и из-за которого наше экспортное лобби уже впало в некоторую панику?

— Понимаете, его введение в Европе только обсуждается. Поговаривают, конечно, что его введут уже в 2022 или 2023 годах, но его конструкция такова, что крайне невыгодным может стать абсолютно любое производство не только для России, но даже и для инициаторов этой идеи, начиная от Германии и заканчивая США.

Потому что предполагается учесть степень выбросов углерода при производстве продукции, но как это будут считать? Что, европейские представители будут приезжать, скажем, на наши металлургические заводы и замерять выбросы за год, а потом брать объем производства стали и делить его на объем парниковых газов? В общем, технология подсчета вызывает много вопросов.

А потом, я предвижу, что введение этого налога спровоцирует массовую подачу исков суд о его законности, в том числе и со стороны тех европейских концернов, которые имеют производства за границей. Если, условно говоря, выпуск определенного количества европейских автомобилей сосредоточен в Китае, то вполне может оказаться, что из-за этого налога ввоз машин в Евросоюз окажется абсолютно нерентабельным. И что выиграют европейские автомобильные концерны от этого, какую прибыль будут показывать?

«СП»: — То есть для российской угольной промышленности складывается неплохая мировая рыночная конъюнктура. Мы в состоянии на этом сыграть? Кризис не помешает?

— Мы, действительно, делаем на это ставку. И не в последнюю очередь потому, что каменный уголь — такое же наше природное богатство, что и газ с нефтью. Так почему бы не использовать его залежи на благо экономики?

Конечно, с одной стороны, в прошлом году у нас было заметное торможение экспорта угля, но связано оно был в первую очередь со снижением спроса на это топливо в Китае в разгар пандемии коронавируса. С другой стороны, в этом году тут ожидается восстановление и даже некоторый рост. В пользу этого говорит тот факт, что, например, в прошлом году компания «Колмар» запустила шахту «Игналинская», обогатительную фабрику «Игналинская-2» и угольный терминал в морском порту Ванино. Правда, при этом следует уточнить — спроса на бурый уголь, скорее всего, фактически не будет вообще, так как он при сжигании выделяет не только большое количество вредных газов, но и золы и шлака, которые потом проблематично утилизировать.

Так что спрос, и прежде всего внутри самой России, будет расти на уголь каменный. Хотя бы потому, что еще с советских времен у нас много угольных электростанций. Правда, все они требуют обновления. Модернизация, конечно, идет, но потихонечку, потому что у нас существует большая потребность в современных технологиях сжигания угля.

«СП»: У нас проблем с месторождениями угля нет?

— Хотя залежи угля у нас распределены неравномерно, но с их запасами у нас все хорошо. Есть Кузнецкий угольный бассейн, Южно-Якутский угольный бассейн, на Чукотке его добывают. Да и предприятий по его добыче достаточно.

Правда, с логистикой у нас есть некоторые проблемы. В частности, пропускная способность Байкало-Амурской магистрали куда меньше, чем хотелось бы. К сожалению, компания «Сибантрацит», которая ранее бралась за проект строительства второго Северомуйского тоннеля, им сегодня активно не занимается. Есть проблемы и с подъездными путями к портам.

«СП»: — То есть на «зеленую» энергетику ставку делать не будем?

— Что касается солнечных электростанций, то массировано, скорее всего, они если и будут использоваться, то где-нибудь на Северном Кавказе либо в таких районах как Астраханская область с Калмыкией, или в той же Якутии. Но особо большой роли в энергетическом балансе они не сыграют. Как, собственно, и «ветряки», которые целесообразно как-то применять где-нибудь на Дальнем Востоке, на Севере или опять-таки на Северном Кавказе.

Но основным энергоресурсом на ближайшие 20 лет у нас все равно останется уголь. Например, потому, что для той же Кемеровской области добыча угля является регионообразующей промышленностью. И если эта отрасль начнет как-то стагнировать, то в Кемеровской области произойдет мощный социальный взрыв. Примерно то же самое, кстати, можно сказать и о Якутии, для которой добыча угля играет такую же важную роль, что и добыча алмазов.

Обрисованная экспертом картина довольно радужного будущего угольной промышленности России, конечно, не может не радовать с точки зрения пополнения бюджета новой статьей экспортных доходов.

Только, похоже, нищающим россиянам с этого не будет никакой пользы. Логично предположить, что, по сложившейся традиции, деньги от продажи угля будут положены в государственную кубышку, которая, как не раз поясняли «СП» знающие аналитики, используется властями в основном для искусственного занижения курса рубля в интересах крупных российских корпораций. А народу по-прежнему придется жить в режиме «черного неба», давно ставшего обыденностью для жителей Красноярска, Челябинска и прочих крупных промышленных центров. Что, естественно, никак не будет способствовать выравниванию крайне тяжелой ситуации с демографией на фоне глубоко кризиса системы здравоохранения.