Лопата в России всегда укажет верный курс на «инновации»

Низкая производительность — это не какая-то характерная черта россиян. Они могу работать до седьмого пота. Что и делают зачастую. Но тормозится производительность не на уровне конкретных работников, а на уровне компаний, предприятий — это организация труда, стиль руководства, степень мотивированности менеджмента и т. д. Вот здесь буксует.

Даст ли здесь толчок нужным процессам госпрограмма «Производительность труда и поддержка занятости»? Правительство не скрывает оптимизма:

«…Мы создаем культуру, мы обучаем людей, но мы, конечно, никогда не сможем и не должны за предприятия административно их принуждать, побуждать, повышать производительность труда, — сказал глава Минэкономразвития Максим Решетников на форуме «Производительность 360», проходившем на днях в Нижнем Новгороде. — Это также несерьезно как, уж простите, пытаться в экономике административно регулировать цены.

Мы работаем в рыночной экономике, мы приверженцы рыночной экономики, мы верим в наших собственников, в наши предприятия, в директорат, в коллективы, которые способны и хотят сами работать над улучшением своего производства и в конечном итоге своей жизни".

По его словам, этот проект «по деньгам самый небольшой, а вот по амбициозности, на то, что замахнулись, наверное, самый амбициозный».

Вообще-то, и по деньгам не маленький. В смысле потерь от низкой производительности. Так, например, в РЖД вдруг «нашелся» триллион рублей.

«В компании разработана комплексная сводная программа повышения эффективности деятельности с общим кумулятивным эффектом до 2025 года в 1 трлн. рублей», — сообщил директор по операционной эффективности, начальник департамента по экономике РЖД Владимир Гапонько.

Это как же надо неэффективно управлять компанией, если вдруг, когда «сверху» скажут «надо», обнаруживаются такие потрясающие возможности в производственном процессе?

И в чем реально выразится это «повышение эффективности» — в сокращении персонала, повышении тарифов на проезд и перевозку грузов или закрытии «неперспективных направлений»? Так традиционно раньше достигалась «эффективность». И не только в железнодорожной монополии.

Конечно, может, теперь что-то более оригинальное проявится. Например, инновации, на которых традиционно растет производительность во многих других странах мира. Но в России эту «роскошь» могут позволить себе компании с господдержкой, да и то — по команде сверху. А для частного бизнеса — дорого и рискованно. Поэтому и производительность поднимают по старой недоброй традиции.

— Повышать производительность российские компании стараются только сокращением персонала, а это приводит только к сиюминутному эффекту, и в более длительной перспективе производительность опять снижается, потому что более интенсивный труд оставшихся работников влечет за собой утомляемость, травматизм, выгорание, и, соответственно, снижение производительности, — считает доцент базовой кафедры ТПП РФ «Развитие человеческого капитала» РЭУ им. Г.В. Плеханова Людмила Иванова-Швец:

— Россия очень серьезно отстает от многих развитых стран по показателю производительности труда. Основной вывод — работаем мы много, но не эффективно. Причин несколько: недостаточный уровень автоматизации, модернизации производства.

Есть классическая формула соотношения труда и капитала — чем больше в процессе производства используется труд, тем меньше используется капитал. И пока в России очень дешевый труд, компаниям проще заменять капитал дешевым трудом. Им проще нанять 10 упаковщиков, чем поставить автоматическую линию.

Еще одна причина — недостаточное внимание к построению эффективных бизнес-процессов. В компаниях много лишних штатных единиц, структурных подразделений. Компании практически совсем отказались от использования норм.

Нормированием труда на средних предприятиях никто не занимается. И зачастую в компаниях на должность принимается сотрудник, у которого занятость 50−60% от рабочего дня. А принимается он на полную ставку и получает полную заработную плату.

Для решения проблемы в национальном масштабе требуется не просто принять программу, но самое важное — это объединение интересов и выгод как со стороны государства, так и со стороны компаний. И самый важный вопрос — как компании стимулировать совершенствовать организацию труда, модернизировать производство.

— Программа «Производительность труда и поддержка занятости» больше нацелена на тех, кто уже показывает неплохие результаты и способен двигаться дальше, — отмечает директор по экономической политике НИУ ВШЭ Юрий Симачев:

— Это достаточно состоятельные, конкурентоспособные и растущие предприятия, обладающие выходом на экспорт. Да, они могут показать еще большие результаты, потому что они мотивированы, если им помочь в той или иной форме.

На регионально уровне — это уже больше социальный контекст — поддержка предприятий, которые производят некоторую важную для региона продукцию, поддержка предприятий, которые обеспечивают занятость. Но здесь возникает вопрос, а что же все-таки делать с теми, кто сильно отстал? Они же формируют вокруг себя зоны отсталости, такие лакуны неэффективности, где все начинает к ним пристраиваться.

Почему этот проект нацелен на средние и крупные предприятия, а не на малый бизнес? Ведь именно на небольших предприятиях обычно производительность ниже, и поэтому в других странах очень серьезное внимание обращают на то, как избежать этого разрыва в производительности с малым бизнесом. Потому тогда возникает проблема цепочек формирования цепочек субподряда. Крупные и средние компании не мотивированы взаимодействовать с тем бизнесом, у которого низкая производительность по сравнению с ними. Это нужно менять.

Производительность в России в 2−3 раза ниже, чем в других странах. Это сразу определяет глобально низкую конкурентоспособность всей нашей экономики. Более высокий уровень производительности в компаниях — это следующие факторы.

Первый — инвестиции в основные фонды, когда модернизируется оборудование.

Второй — инвестиции в человеческий капитал, когда идут процессы переобучения персонала, передачи ему дополнительных компетенций.

И, наконец, третий фактор, очень важный — это цифровизация — то, насколько активно компания реализует те или иные цифровые технологии. Но есть и принципиальный фактор — насколько в этом мотивированы сами компании, это первый вопрос, который здесь возникает.

В ходе наших исследований мы обнаружили: в 10%-15% предприятий неэнергетических секторов руководители заявляют, что производительность для них не является главным фактором конкурентоспособности. Мы можем предположить: это результат того, что они находятся не совсем в рыночных условиях, где нет достаточной конкуренции, где государство, возможно, вынуждено поддерживать такие компании в силу каких-то определенных социальных обязательств или того, что они связаны с поставками необходимой продукции для местных нужд. Это довольно большая категория.

Мы не увидели признаков конвергенции, при которой отстающие стремятся повысить свою конкурентоспособность. Наоборот, компании с уже достаточно высокой производительностью находятся в тренде к ее дальнейшему росту. А те, у кого она низкая, не особо мотивированы ее повышать. И получается большой разрыв — у нас очень неоднородные сектора даже в рамках отраслей. Мы видим 5−10-кратные разрывы в уровне производительности между отстающими и передовиками.

«СП»: — Госпрограмма «Производительность труда и поддержка занятости» существенно сократит этот разрыв?

— В чем проблема этой программы — с одной стороны, да, конечно, хорошо учить компании… Но есть вопрос: а что же это за корпоративное управление такое в компаниях, если даже сами собственники не очень хорошо понимают или недооценивают роль производительности? Наверное, что-то связано либо с искажениями в институциональной среде, либо система корпоративного управления в ряде предприятий просто плохая, может там неэффективные собственники.

«СП»: — Это из-за отсутствия некой культуры на производстве?

— Безусловно, да. Есть культура бережливого производства, культура взаимодействия, культура ответственности, культура взаимоотношения с персоналом и т. д. Все это в итоге капитализируется в повышение производительности труда. И предусмотренное госпрограммой развитие производственной культуры — это хорошо, но при этом надо понимать, что все проблемы, связанные с производительностью, этот проект все равно не закрывает. Тут не должно быть иллюзий.

Прежде всего, должны быть решены проблемы инновации. Потому что главный фактор роста производительности, особенно в существенном объеме, это инновации и переход к более сложной продукции, к выпуску продукции с более высокой добавленной стоимостью. А с инновациями у нас как раз не очень здорово.

Я не случайно в начале нашего разговора не сказал, что одним из факторов роста производительности являются инновации. Потому что по нашему исследованию так не получается. Вот инвестиции в основные фонды — да, это фактор высокой производительности. А инновации… Реально в последние годы наиболее активным инновационно становится госсектор. Для частного бизнеса инновации становятся слишком рискованными.

Большие риски в экономике, недостаточная предсказуемость экономической политики… Нет, что-то сейчас меняется в лучшую сторону, но это невозможно моментально преодолеть. Естественно, частный бизнес не идет в длинные проекты, которые, как правило, инновационные. Госсектор идет в инновации, потому что там есть, кому сказать: «Ребята, занимайтесь инновациями». И они занимаются. Но это, скажем так, не совсем рыночная мотивация, поэтому результативность от этого не слишком высокая. Вот так здесь и получаются ловушки.