Профессор Катасонов: О суверенном внешнем долге России в условиях войны с коллективным Западом

Накануне санкционной войны, объявленной в конце февраля нынешнего года России коллективным Западом, внешний государственный долг России немногим превышал 96 млрд. долл. (по состоянию на 1 января 2022 года). В эту сумму входят кредиты и займы, полученные органами государственного управлению (преимущественно Минфином России) и Банком России. Это примерно пятая часть всего внешнего долга России на начало года (менее 480 млрд. долл.).

Уже через несколько дней после введения первых санкций против России стало понятно, что коллективный Запад начал масштабную войну против нашей страны. Войну пока холодную, но имеющей шансы перерасти в горячую. «Сегодня нам объявили настоящую гибридную войну, тотальную войну. Этот термин, который использовала гитлеровская Германия, сейчас произносят европейские политики», — заявил 25 марта министр иностранных дел России Сергей Лавров. Что ж, война так война. Ее надо вести по всем правилам военного искусства. В том числе опираясь на опыт участия нашего государства в первой и второй мировых войнах, а также опыт ведения холодной войны Советским Союзом после 1945 года.

С учетом сказанного вернусь к теме внешнего долга России. Мне показалось странным сделанное в начале марта заявление министра финансов Антона Силуанова, что Россия продолжит выполнение своих обязательств по полученным ранее суверенным кредитам и займам, т.е. будет выплачивать по ним проценты и погашать в положенные сроки.

Единственным новым нюансом стали его слова, что Россия будет выполнять свои обязательства в рублях, а не иностранной валюте. По той причине, что валютные резервы Российской Федерации были заморожены, и доллары США, евро, британские фунты стерлингов и другие так называемые резервные валюты стали для нас, образно выражаясь, «токсичными». Запад, как мы знаем, отверг такой способ погашения российских долгов и пригрозил Российской Федерации объявлением дефолта. Силуанов, в свою очередь, 11 апреля заявил, что Москва готова обратиться в международный суд для того, чтобы опротестовать готовящееся Западом решение о суверенном дефолте России.

Подобные обмены заявлениями по поводу российского суверенного долга мне кажутся странными: Запад объявил нам войну на уничтожение, а мы продолжаем играть по правилам мирного времени и даже собираемся апеллировать к международному правосудию, которое, как известно, находится под полным контролем коллективного Запада.

А какие могут быть альтернативы тому варианту, который озвучил министр финансов России? Подсказку мы можем найти в собственной истории. Так, примерно за два года до вероломного нападения фашистской Германии на СССР (19 августа 1939 года) между странами было заключено германо-советское торговое соглашение. Германия предоставила СССР кредит на 200 млн германских марок и взяла на себя обязательство поставить Советскому Союзу по этому кредиту станки и другое заводское оборудование, а также военную технику; СССР обязался погашать кредит поставками сырья и продовольствия. Уже 22 июня 1941 года наши поставки товаров в погашение кредита были прекращены.

Еще более интересный прецедент аннулирования наших обязательств перед враждебными странами произошел более века назад. Речь идет об одном из первых актов советской власти — декрете ВЦИК от 21 января (3 февраля по новому стилю) 1918 г. об аннулировании государственных займов царского и Временного правительств. Общая сумма обязательств царского и Временного правительств на момент издания декрета составляла 60 млрд. зол. рублей, причем 44 млрд. руб. приходилось на внутренний долг, а 16 млрд. руб. — на внешний. Этот декрет (как и большинство других декретов советской власти) был крайне лаконичен (состоял из 10 статей). Декрет был принят с учетом сложившейся международной обстановки. Бывшие союзники России по Антанте открыто готовили интервенцию против советского государства (начало интервенции историки датируют 12 января 1918 года). Плюс к этому с декабря 1917 года была установлена морская и торговая блокада России на Балтийском море (через которое проходили основные потоки экспорта и импорта России).

Статья 1 Декрета устанавливала, что обязательства, данные «правительствами российских помещиков и российской буржуазии», аннулировались задним числом, с 1 декабря 1917 г. Речь шла о обязательствах царского и Временного правительств, которые возникали в результате размещения облигационных займов или получения кредитов. Для держателей ценных государственных бумаг внутри страны были сделаны некоторые послабления и исключения. Они, в частности, распространялись на малоимущих владельцев государственных бумаг на сумму не более 10 тыс. рублей. А вот внешние займы царского и Временного правительств аннулировались полностью (статья 3). Общее руководство ликвидацией государственных займов возлагалось на Высший совет народного хозяйства, а сама процедура — на Государственный банк, который должен был немедленно приступить к регистрации всех облигаций государственных займов, а также других процентных бумаг, как подлежавших, так и не подлежавших аннулированию. Особенно сильно пострадал от Декрета самый крупный из иностранных кредиторов царского правительства — Франция, в которой на 1914 год насчитывалось до 1,6 млн. держателей царских займов на сумму до 12 млрд. франков золотом.

Тогдашний коллективный Запад встал на дыбы по поводу столь радикального решения новой власти в России. Большевики, кстати, очень активно использовали Декрет как козырную карту в переговорах с недружественными государствами. Были готовы пойти на определенные уступки в обмен на уступки противоположной стороны. Как отмечается в авторитетном источнике «История дипломатии», «Советское правительство согласилось даже признать, на определенных условиях, иностранные долги, лишь бы прекратить интервенцию» («История дипломатии». Том 3. Под редакцией В. П. Потемкина. Москва — Ленинград: Государственное издательство политической литературы, 1945, с. 55). Кстати, заключенный с Германией Брестский мирный договор (3 марта 1918 г.) включал признание Россией долгов перед Германией (примерно на сумму 1 млрд. зол. рублей). С Антантой также велись переговоры по долгу (например, «миссия Буллита» в 1919 году), однако стороны ни о чем не сумели договорится.

Ровно век назад, в апреле-мае 1922 года в Генуе проходила международная экономическая конференция, организованная странами Антанты, и на нее была приглашена советская Россия. Кстати, на полях Генуэзской конференции (в городе Рапалло) прошли секретные переговоры межу делегациями Германии и Советской России, в ходе которых были достигнуты важные договоренности. Одна из них — решение об обнулении встречных требований двух государств, в том числе требований Германии по российским долгам, связанных с довоенными немецкими кредитами и займами. Страны Антанты пытались добиться от советской делегации хотя бы их признания, без немедленных выплат. На начало 1922 года сумма обязательств России перед иностранными кредиторами и заимодавцами (за вычетом обязательств перед Германией) с учетом набежавших процентов оценивалась в 18,5 млрд. зол. рублей.

Глава английской делегации Ллойд Джордж на разные лады повторял одну и ту же формулу: «Мы от России не требуем немедленных выплат по долгам. Мы хотим от нее лишь признания долгов». А начать выплаты она может, скажем, через пять лет (в 1927 году), когда окончательно встанет на ноги. Конечно, Георгию Чичерину, возглавлявшему советскую делегацию, было не трудно согласиться с такой формулой, поскольку за пять лет много воды утечет. Но нарком иностранных дел РСФСР на это не пошел. И член английской делегации, известный экономист Джон Кейнс, исходя, прежде всего, из моральных соображений, поддержал позицию советской делегации: «Не думает ли Ллойд Джордж, что ценой ничего не стоящих обещаний Чичерин ухватится за минутные выгоды и преимущества, от которых через пять лет можно было бы отбояриться. Если такова психология всех политиков, то народы рассуждают проще, и с этим надо считаться. Навязать России заведомо невыполнимое обязательство, значит обесчестить себя». Суть «плана Кейнса» по «решению русского вопроса» сформулирована в следующем абзаце его статьи: «Военные долги надо просто списать против русских контрпретензий. Признание де-юре, пятилетняя передышка (мораторий) в платеже процентов и долга, замена всех прежних долгов новыми 2,5-процентными обязательствами». Начиная с шестого года, Россия выплачивала бы по указанным бумагам примерно по 20 млн. фунтов стерлингов, что, с одной стороны, вполне посильно для должника; с другой стороны, выгодно для держателей бумаг. В данном случае англичанин как раз следовал принципу «лучше синица в руках, чем журавль в небе».

Отказываясь от полного или частичного погашения внешних обязательств, которые возникли до октябрьской революции 1917 года, советская делегация апеллировала к историческим прецедентам. В частности, в меморандуме советской делегации от 11 мая, делались ссылки на прецеденты, связанные с буржуазными революциями: «Российская делегация должна заметить, что совокупность претензий, в них формулированных, обусловливается изменениями, вызванными Русской революцией. Не Российской делегации защищать великий акт русского народа перед собранием стран, история которых свидетельствует не об одной революции. Но Российская делегация вынуждена напомнить о том основном принципе права, что революции, составляющие насильственный разрыв с прошлым, несут с собой новые правовые условия внутренних и внешних отношений государств. Правительства и режимы, вышедшие из революции, не обязаны соблюдать обязательства свергнутых правительств. Французский конвент, законным наследником которого заявляет себя Франция, провозгласил 22 сентября 1792 г. — «Суверенитет народов не связан договорами тиранов». Соответственно этому заявлению революционная Франция не только разорвала политические договоры старого режима с заграницей, но отказалась также от уплаты своих государственных долгов. Лишь из побуждений политического оппортунизма она согласилась на уплату трети этих долгов. Это и есть та «консолидированная треть», проценты с которой стали уплачиваться регулярно лишь в начале XIX века.

Этой практике, претворенной в правовую доктрину выдающимися юристами, почти всегда следовали правительства, вышедшие из революции или освободительной войны. Соединенные Штаты отвергли договоры своих предшественников — Англии и Испании. С другой стороны, державы-победительницы во время войны и, в особенности при заключении мирных договоров не остановились перед захватом имуществ, принадлежавших подданным побежденных стран и находившихся на их территориях и даже на территории других государств. В соответствии с прецедентами, Россию нельзя принудить принять на себя какого бы то ни было рода ответственность по отношению к иностранным державам или их подданным за аннулирование публичных долгов и национализацию частного имущества" (Громыко А.А., Хвостов В.М. Документы внешней политики СССР. 1922 год. — М.: Политическая литература, 1961, с. 366).

Советское государство также обратило внимание своих кредиторов на прецедент, который был создан на Парижской мирной конференции 1919 года. Во время войны 1914−1918 гг. Германия помогала Австро-Венгрии, Болгарии и Турции. Общая сумма займов, предоставленных Германией ее союзникам, оценивается в сумму около 2,6 млрд. руб. золотом. По Версальскому миру Германия отказалась от претензий к своим бывшим союзникам. Неужели Великобритания и Франция не могут отказаться от своих претензий перед бывшим союзником по Антанте Россией? Так ставила вопрос наша делегация.

Советская делегация апеллировала к юридическому понятию «форс-мажор», снимающему частично или полностью ответственность сторон договоров за выполнение своих обязательств: «Другой правовой вопрос: ответственно ли Российское правительство за имущество, права и интересы иностранных подданных, потерпевших ущерб вследствие гражданской войны, сверх того ущерба, который был причинен действиями самого правительства, т. е. аннулированием долгов и национализацией имуществ? И здесь юридическая доктрина всецело высказывается в пользу Российского правительства. Революции и все большие народные движения, уподобляемые force majeure (с французского „непреодолимая сила“ — В.К.) не дают, поэтому тем, кто от них пострадал, никакого права на возмещение убытков».

Генуэзская конференция не привела ни к каким компромиссным вариантам по долгам России. Советское государство до второй половины 1980-х годов продолжало руководствоваться решениями декрета ВЦИК 1918 года об аннулировании внешних государственных займов царского и Временного правительств. При желании читатели могут более детально ознакомится с историей вопроса по моей книге: «Россия и Запад в ХХ веке. История экономического противостояния и сосуществования» (М.: Институт русской цивилизации, 2015).

Думаю, что вдумчивое изучение нашей недавней истории позволит найти нам подсказки наиболее эффективных и стратегически значимых решений в условиях нынешней войны с коллективным Западом. В том числе и по вопросу о наших долговых обязательствах перед этим самым Западом. Объявленную нам войну можно без натяжек считать force majeure со всеми отсюда вытекающими последствиями для кредиторов России.