Профессор Катасонов: Есть окопная правда, а есть тыловая

При обсуждении экономической ситуации в России наши чиновники оценивают ее если не как отличную, то, по крайней мере, как удовлетворительную. Для такой оценки они прибегают к очень лукавой логике: мол, могло быть намного хуже. Хуже по сравнению с чем?

По сравнению с тем, что нам прочили на Западе, когда там начинали санкционную войну против России. Да, был экономический спад в прошлом году, но падение ВВП измерялось не двузначными цифрами (как ожидали инициаторы санкций), а составило всего-навсего 2,1%. И это наши власти считают величайшим достижением. Я так не считаю.

Буквально с 24 февраля прошлого года России следовало начать переход на рельсы мобилизационной экономики (ведь говорили, что специальную военную операцию на Украине мы готовили целый год; наверное, следовало продумать и ее экономическое обеспечение).

Для этого не надо было ничего изобретать. Опыт перевода страны на такие рельсы у нас был. Это экономическая политика Советского Союза, которую он стал проводить с конца 1920-х годов и которую мы называем политикой «индустриализации». Саму модель называют также «социалистической», «сталинской». С полным основанием ее можно назвать и «мобилизационной».

В условиях экономической блокады со стороны Запада Советский Союз в довоенные годы реализовывал пятилетние планы развития народного хозяйства, которые обеспечивали приросты промышленной продукции, превышающие 10 процентов в год. Вот на этот пример и следует ориентироваться при оценке той экономической динамики, которая имела место после 24 февраля прошлого года.

У нас, между прочим, есть не только исторический опыт, но также правовая база для экономической мобилизации. Ровно за четверть века до начала СВО на Украине, в феврале 1997 года у нас был принят Федеральный закон «О мобилизационной подготовке и мобилизации в Российской Федерации».

Немалая часть этого закона посвящена вопросам мобилизационной подготовки и мобилизации экономики. Более того, в этом законе экономическая мобилизация стоит на первом месте, а военная — на втором.

Пункт 1 Статьи 1 указанного закона гласит: «Под мобилизационной подготовкой в Российской Федерации понимается комплекс мероприятий, проводимых в мирное время, по заблаговременной подготовке экономики Российской Федерации, экономики субъектов Российской Федерации и экономики муниципальных образований…».

А вот пункт 2 Статьи 1: «Под мобилизацией в Российской Федерации понимается комплекс мероприятий по переводу экономики Российской Федерации, экономики субъектов Российской Федерации и экономики муниципальных образований, переводу органов государственной власти, органов местного самоуправления и организаций на работу в условиях военного времени…».

Наверное, в первые полгода проведения СВО на Украине в российской экономике можно и нужно было проводить такие мероприятия, которые в указанном законе названы «мобилизационной подготовкой». Сегодня, когда с территории Украины ведутся обстрелы и проводятся военные операции, объектами которых являются приграничные территории Российской Федерации (Брянская, Белгородская, Курская и другие области), то говорить уже впору о «мобилизации» экономики. По крайней мере, мобилизации экономики приграничных субъектов Российской Федерации. Однако, до сих пор я не вижу признаков не только экономической мобилизации, но даже мобилизационной подготовки экономики.

Мне могут возразить, что, мол, мобилизационная подготовка экономики проводится. Просто в нормативных документах (президентских указах, законах, постановлениях правительства и решениях глав субъектов Российской Федерации) не используются термины «мобилизационная подготовка» и «мобилизация» (экономики). Но и тут возникает вопрос: почему авторы нормативных документов избегают использования этих терминов? Хотя закон предусматривает необходимость разработки и реализации «мобилизационных планов» и «планов мобилизационной подготовки» (термины из закона).

А в статье 4 указанного закона сказано, что Президент Российской Федерации «устанавливает порядок представления ежегодных докладов о состоянии мобилизационной готовности Российской Федерации».

Вы что-нибудь слышали о докладах «о состоянии мобилизационной готовности» страны и ее экономики? Я, например, не слышал. Может быть, доклады секретные? Но у нас сегодня очень трудно обеспечить полную секретность чего-либо. В общем мое такое мнение: закон 1997 года «О мобилизационной подготовке и мобилизации в Российской Федерации» у нас не исполняется или исполняется «через пень колоду».

И дело даже не в каких-то документах, в которых должны фигурировать словосочетания «мобилизационная подготовка» и «мобилизация» (экономики), а в том, что никаких реальных сдвигов в экономике не просматривается. Об этом свидетельствует статистика.

Прежде чем говорить о статистике, хочу напомнить, что такое экономическая мобилизация. Это максимально полное использование всех имеющихся (доступных) ресурсов для достижения поставленной цели. Сразу отмечу, что четко обозначенной цели на данный момент нет (очевидно уже, что те цели, которые были озвучены при начале СВО, уже нуждаются, мягко выражаясь, в серьезнейшей «корректировке»). А ресурсы такие: природные, трудовые, производственные (основные фонды), научно-технические и финансовые.

Давайте взглянем на данные Росстата по трем основным компонентам использования ВВП в 2022 году по сравнению с предыдущим, 2021 годом. Доля расходов на конечное потребление сократилась с 67,3% до 65,4%, валового накопления — с 23,4% до 22,1%. В то же время доля доли чистого экспорта выросла с 9,3% до 12,5%.

Увеличение доли чистого экспорта означает, что страна теряла те ресурсы, которые необходимы для мобилизации экономики. Один из важнейших индикаторов экономической мобилизации — валовое накопление (и его доля в ВВП). Он отражает величину вложений в основные фонды (производственные ресурсы) и наращивание материальных резервов. Еще до СВО президентом РФ не раз ставилась задача повышения доли накопления до 25 и даже 30% ВВП. Но планка оказалась недосягаемой. А в прошлом году произошел откат назад на 1,3 процентных пункта по сравнению с 2021 годом. Приведенные цифры свидетельствуют о том, что в прошлом году происходил процесс, обратный экономической мобилизации.

Кстати, любопытно посмотреть на другую структуру ВВП — по источникам доходов. Эта структура ВВП в 2022 году относительно 2021 года изменилась следующим образом: доля оплаты труда снизилась с 40,1% до 39,1%; доля государственных доходов (чистых налогов на производство и импорт) сократилась с 10,0% до 8,0%; доля валовой прибыли увеличилась с 49,9% до 52,9%.

Последняя пара цифр свидетельствует о том, что многие российские олигархи (особенно связанные с экспортом) сильно нагрели руки на событиях прошлого года. Как говорится: «Кому война, а кому и мать родна». Экономическая мобилизации при абсолютном и относительном наращивании прибыли (особенно при условии, что она может приватизироваться) просто невозможна. Именно здесь собака зарыта. Если Россия действительно хочет осуществлять экономическую мобилизацию, необходимо сначала провести национализацию, причем такую, которая гарантирует, что получаемая государственными компаниями прибыль действительно направляется на обеспечение стратегической цели государства (в отличие от нынешних так называемых «государственных корпораций», которые стали источниками обогащения узкой группы топ-менеджеров и государственных чиновников).

Но может быть, в этом году произошли или происходят какие-то позитивные процессы в российской экономике, имеются признаки экономической мобилизации? 1 июня Росстат опубликовал очередной ежемесячный сборник «Социально-экономическое положение России» за период январь-апрель 2023 года.

В I квартале 2023 объем инвестиций в основной капитал составил 100,7% к соответствующему периоду предыдущего года. При очень большом воображении это можно назвать «мобилизационным рывком».

Индекс выпуска товаров и услуг по базовым видам экономической деятельности в 1 квартале этого года составил 98,95 по сравнению с 1 кварталом прошлого года. А за январь-апрель 2023 г. — 100,5%. Также «рывком» никак не назовешь.

При сохранении стратегически значимых предприятий в частном секторе никакого «рывка» ждать не стоит. Такие предприятия могут демонстрировать «рывки» только по одному показателю — прибыли. Остро стоит вопрос о национализации стратегических предприятий. Да и вообще о расширении государственного сектора экономики. Может быть, такое расширение происходит, но количество еще не перешло в качество?

Давайте посмотрим. Во всей добыче полезных ископаемых на 1 апреля нынешнего года было около сотни государственных организаций. Это всего-навсего 0,4% общего количества организаций, действующих в данном секторе экономики. А за год до этого (1 апреля 2022 г.) эта доля составляла 0,5%. Во всей обрабатывающей промышленности всего около 900 организаций. И их доля в общей численности организаций данного сектора экономики (где находится, между прочим, основная часть всех предприятий оборонно-промышленного комплекса страны) составила на 1 апреля нынешнего года 0,3% общего числа организаций сектора; за год до этого показатель равнялся 0,4%. Видим медленный процесс (он длится уже многие годы) вытеснения государства из добывающей и обрабатывающей промышленности — тех ключевых секторов, которые должны обеспечивать экономическую и военную безопасность страны.

Еще в этом сборнике я обратил внимание на такое явление, как банкротства. Казалось бы, в условиях нынешней необъявленной войны Запада против России очень важно ограничить процесс банкротств. А, может быть, даже ввести мораторий на банкротства. Особенно такой мораторий нужен для предприятий, так или иначе работающих на оборону страны. И вот какую мы видим зловещую статистику по банкротствам.

Только по обрабатывающей промышленности за первые четыре месяца нынешнего года число ликвидированных предприятий составило 2.806. А ведь там могли быть предприятия, включенные в реестр ОПК, которые выполняли государственный оборонный заказ. И уже наверняка там были предприятия, которые выступали поставщиками узлов, деталей, полуфабрикатов для тех предприятий, которые выпускают конечную продукцию военного назначения. Могли быть предприятия второго и третьего круга, т.е. поставщики, не соприкасающиеся непосредственно с предприятиями из реестра ОПК, но от которых зависит выпуск конечной продукции военного назначения. Очевидно, что даже ликвидация какого-то предприятия из второго или третьего круга может осложнить или даже остановить выпуск конечной продукции.

Вот статистика по числу ликвидированных предприятий за первые четыре месяца этого года по отдельным отраслям обрабатывающей промышленности: производство электрического оборудования — 66; производство компьютеров, электронных и оптических изделий — 78; производство машин и оборудования, не включенных в другие группировки, — 133; производство готовых металлических изделий, кроме машин и оборудования — 393; производство резиновых и пластмассовых изделий — 146; производство автотранспортных и прочих транспортных средств и оборудования — 49.

В условиях нынешней секретности сложно оценить, насколько серьезной для предприятий ОПК является угроза их ликвидации в результате банкротства. В открытых источниках проскакивают лишь обрывочные сведения на этот счет. Особого юридического статуса, гарантирующего защиту от банкротств, у многих предприятий оборонки нет.

С учётом этого атмосфера в российской оборонке напряженная и нервная. Руководители многих оборонных предприятий хватаются за любые соломинки. Лидер парии «Справедливая Россия — Патриоты — За правду» депутат Госдумы Сергей Миронов в сентябре прошлого года по просьбе оборонщиков обратился с петицией к главе российского правительства Михаилу Мишустину и главному военному прокурору Валерию Петрову. В ней содержится просьба остановить банкротства 15 предприятий военно-промышленного комплекса, «учитывая сложившуюся ситуацию при проведении специальной военной операции, существующий дефицит военной техники».

А вот в апреле нынешнего года депутат-коммунист Николай Коломейцев сообщил, что 6% предприятий ОПК оказались в предбанкротном состоянии.

Общее число предприятий ОПК не известно, но на накануне закрытия доступа в реестр ОПК в нем числилось без малого 1400 предприятий. Следовательно, можно предположить, что в предбанкротном состоянии находилось около восьмидесяти предприятий ОПК. Очевидно, что число предприятий из второго и третьего круга, работающих на ОПК и находящихся в предбанкротном состоянии, как минимум на порядок больше.

Я уже много раз говорил и повторяю: нам надо в срочном порядке разработать положение о стратегически значимом предприятии (компании) и закрепить в законодательном порядке его статус. Важными элементами этого статуса должны стать: государственная собственность на предприятие, безусловная его обязанность выполнять государственные заказы, полный иммунитет против банкротства. Без этого никакой экономической мобилизации России быть не может.