Лечение, как и пенсии, россиянам обещают в другой жизни

Болеть нам россиянам нельзя — чревато. Об этом знают все, кто хоть раз лежал в больнице, будь то сельский, городской или даже столичный стационар. Примеров тому, как там могут «залечить», множество. Но вот моя близкая подруга провела недавно восемь дней в клинике Военно-медицинской академии Петербурга. Условия, говорит, на порядок лучше тех, что в обычных профильных государственных учреждениях. А отношение врачей к рядовым пациентам «ну просто, как к ВИПам!». Признаться, не поверила бы. Если бы не увидела всё собственными глазами, ежедневно навещая подругу — с проходом в клинику проблем не возникло, достаточно было получить в регистратуре пропуск.

Попала моя Любаша в ВМА по скорой. В тот день академия была дежурной по городу. «Повезло», — констатировала она потом. Определили её в общую хирургию. Попросилась в одно-двухместную палату, хотя бы даже платную. «А у нас платных нет, все четырехместные», — услышала в ответ. Расстроилась было. Но вот вошла в отведенный ей «№ 12»: просторное помещение с большими пластиковыми окнами, выходящими на Неву; четыре функциональные кровати с разного рода приводами не кажутся в нём громоздкими. Есть шкаф для вещей, новый холодильник, микроволновка, электрочайник. Санузел с душем, горячей водой…

 — Вы меня извините, конечно, но не пойму, чем тут восхищаться, — «притормозила» восторги Любы от больничного быта 40-летняя Алёна. — Так должно быть в любом стационаре! Это норма для цивилизованной страны.

Должно-то должно, однако… Сама Алёна успела не однажды за последние годы побывать в лечебницах. В первый раз с «простеньким» аппендицитом её доставили на Гражданку, в отдаленный от центра, где живет, район. Там без малого три дня она ждала операцию, корчась от боли. То ли эскулапы никак не могли определиться с диагнозом. То ли дело было в очереди «на стол», вызванной хроническим дефицитом специалистов в нашем мегаполисе. В результате — осложнение. Лежала, к слову, в обычной палате, рассчитанной на восемь коек, но вместившей одиннадцать. Спёртый воздух, вечно занятый туалет со специфическим запахом, медсестры, которых не дозваться — до сих пор, говорит, вздрагивает, вспоминая.

Когда осенью прошлого года у неё воспалился желчный пузырь, и близкие вызвали «неотложку», та опять отвезла её не в ближайшую к дому лечебницу, а в отдаленную, на Юго-Западе города. Туда, объяснили, где принимают с её проблемой.

 — Не дай бог кому попасть в ту больницу, — рассказывала Алёна. — Операцию мне сделали быстро, поначалу казалось успешно, но вскоре началось воспаление. Отправили в реанимацию, где тупо сбивали температуру и мучили капельницами, от которых меня выворачивало — буквально! Потом оказалось, что у меня аллергия на те лекарства, которые получала…

Об этой многопрофильной бюджетной больнице на тысячу с лишним мест, несколько лет назад получившей средства на капитальный ремонт и оснащение современной аппаратурой, в Петербурге отзывы неоднозначные. Есть пациенты, которым повезло на лечащего врача, и они предпочитают не вспоминать «раздолбанное» приемное отделение, грубость среднего и младшего медперсонала. Но куда чаще слышишь (и читаешь в соцсетях) — «ужасное место», «медики злые, неприятные, УЗИ делают так, будто гуся фаршируют»; «больные в приемном покое лежат на каталках по три-четыре часа, всеми забытые»…

Корреспондент «СП» сама с этим столкнулась. Три года назад меня привезла сюда скорая с подозрением на перелом бедра (поскользнулась в питерской луже, «замаскировавшей» забытую строителями яму). Не три-четыре, а пять часов пролежала я на каталке в какой-то полутемной комнате в ожидании дежурного хирурга. Когда он, наконец, снизошел, отправил на рентген (ещё полтора часа ожиданий), и выяснилось, что перелома нет, тут же от меня открестился: можете идти домой. Не предложил даже обезболивающего.

В ВМА Алёна пришла лечиться от последствий той, осенней, операции. Благо, в ведомственной клинике есть платные услуги, чем она и воспользовалась. К слову, и в той, «юго-западной» больнице она, хоть и значилась «пациенткой с ОМС», платила — хирургу, лечащему, а также санитаркам, чтобы чаще и лучше убирали, ещё за лекарства, которых там хронически не хватало.

С некоторыми медикаментами, как оказалось, есть сложности и клинике ВМА. Об этом обмолвилась одна из медсестер, разговорившись как-то с моей подругой. Или она на что-то намекала? Может быть, это её личный «маленький бизнес»? Хотелось бы ошибиться…

Врачи здесь в большинстве своем классные. Многие не раз бывали в «горячих точках». В том числе, в Сирии. Как наши медики спасали там (и продолжают спасать) взрослых и детей, знают теперь во всем мире. А имя Ирины Баракат, закрывшей собой малолетних детей, наверняка знакомо многим россиянам. Два года назад она в тяжелейшем состоянии была доставлена в клинику травматологии ВМА, где ей спасли от ампутации одну ногу и залечили другие раны, вернув к жизни. Как говорится в таких случаях — совершили настоящее чудо.

Это я к тому, что работают в академии специалисты не за должность и деньги, а за совесть и честь. Не сетуя при этом на сложности переживаемого периода. И академию не обошла, похоже, проблема дефицита кадров, ставшая уже хронической в Петербурге (да и только ли в нем?). Видимо, по этой причине встречаются среди персонала и довольно небрежные, скажем так, сотрудники. 26-летней Кристине, появившейся в палате № 12 на день позже Любаши, назначены были, как всем после операции, важные уколы. Но дежурная медсестра указания врача проигнорировала. Больные раздражали её, это бросалось в глаза, уже одним своим существованием.

 — Со средним и младшим медперсоналом сложности есть, — признал потом один из руководителей отделения. — Породила их, на мой взгляд, довольно скромная за этот нелегкий труд зарплата.

В Петербурге она, вопреки заявлениям Минздрава РФ, едва составляет ежемесячно 12−15 тысяч рублей. Не балует своих и Минобороны. Зарплаты медсестер в зависимости от профиля клиники, не превышают, судя по предложению на сайте, 10 тысяч рублей в месяц. Санитарок — 8600. Не по этой ли причине, нянечки в военной клинике подрабатывают посудомойками на кухне. А раздают еду пациентам женщины «сильно в возрасте». Как-то я застала двух «кухонных» женщин, совсем не крупного телосложения, за развозкой по палатам обеда лежачим. Одна что есть мочи толкала вперед коляску с уставленными на ней баками, другая шла сбоку, стараясь не дать коляске «скривить», упадут ведь баки, рассыплется посуда…

У Кристины я при случае поинтересовалась, почему оперировалась она не в областной Луге, где живет, а в ВМА. «Что вы, никому не пожелаю оказаться в нашей местной больничке, — замахала та руками. Из того, что потом рассказала, стало понятно, что по сравнению с ней питерская «юго-западная» просто образцовая!

 — Девчонки, нам действительно повезло с ВМА, — присоединилась как-то к разговору самая старшая из «двенадцатой», 67-летняя Галина Павловна. В академическую клинику попала она, как призналась, благодаря усилиям «многих важных людей». «Другого варианта для меня просто не существовало. Есть, конечно, в городе сравнительно неплохие больницы. Но они слишком дорого обходятся — и с точки зрения собственного здоровья, нет уверенности, что действительно вылечат, и финансово», — констатировала она.

Поступила Галина в клинику на Пироговской набережной с грыжей. После операции лечащий врач, пульмонолог, анестезиолог, другие необходимые специалисты проведывали её ежечасно (собственно, как и других больных во всех палатах). Через пять дней она выписалась, бодрая и веселая, со списком рекомендаций на восстановительный период.

Смотрела на этих женщин, и вспоминала многочисленные заверения руководителей отечественного здравоохранения «о всё возрастающих успехах медицинской помощи населению». Вот, к примеру, цитата из недавнего выступления главы Минздрава РФ Вероники Скворцовой на правительственном часе в Госдуме: «Объемы высокотехнологичной медицинской помощи в России увеличились с 2012 года более чем в 2 раза». А чуть раньше — о преобразовании системы Обязательного медицинского страхования (ОМС) и о развитии проекта телемедицины: «Преобразование (Фонда ОМС — авт.) позволит повысить качество и эффективность оказания медицинских услуг гражданам страны… Уже заработали Центры круглосуточного медицинского телеконсультирования. Создан портал непрерывного профессионального образования врачей. Разработан обширный рынок персональных гаджетов, которые позволяют мониторить состояние человека. Мы рассматриваем систему здравоохранения, которая будет в России через несколько лет полностью оцифрованной, как прорыв в будущее…».

Ох, дожить бы до этого прекрасного будущего! И не в ущерб ли настоящему (и нам, в нем живущим), на средства, необходимые здесь и сейчас, развиваются (если действительно развиваются) все эти высокотехнологичные центры?

А закрытие под видом пресловутой оптимизации поликлиник, стационаров — это тоже «прорыв в будущее»? Или банальная переброска средств от неперспективных на взгляд чиновников лечебных учреждений, на те, что «когда-нибудь появятся»? С 2000 года в России закрыли около 5 400 больниц — половину из существовавших на тот момент. Больше всего «оптимизированных» стационаров в сельской местности, где количество больничных коек уменьшилось в среднем по стране на 27,5 процентов.

Кто даст ответы на эти и многие другие вопросы: привыкшие кормить население обещаниями чиновники? Но их словам давно нет веры…