
Сергей Шаргунов: — Здравствуйте, друзья. С вами «Свободная Пресса», с вами Сергей Шаргунов. Сегодня у нас в гостях украинский политик, депутат Верховной Рады 7-го созыва Оксана Калетник. Оксана, вы частый гость в Москве, одновременно живете в Киеве. Правильно?
Оксана Калетник: — С приходом в политику, Москва для меня стала местом, куда я чаще приезжаю. Для любого политика московская трибуна очень важна. И как бы агрессивно в Украине ни относились к этим поездкам, я считаю, что в них очень много пользы. Потому, что мы — соседские государства и наши народы совсем не враги, это однозначно. Поэтому, прежде всего, мои поездки сюда — это трибуна, с которой можно, выражая точку зрения, доносить понимание того, чем живет сегодня Украина, куда мы следуем и чего ждать…
С.Ш.: — Оксана, а как с трибуной на Украине? Вас приглашают, например, на телевидение?
О.К.: — Вы знаете, сегодня сложно, не очень приглашают. Более того, даже скажем, на такой свободный формат, как пресс-конференция. Несколько дней назад я в Киеве в Интерфаксе собирала пресс-конференцию. Поводом для нее стали обвинения СБУ в мой адрес по достаточно сложной 110-ой статье: раскол страны, сепаратизм. Эти обвинения прозвучали дважды с экранов телевидения.
С.Ш.: — Пресс-конференцию удалось провести?
О.К.: — Удалось. Было много камер, но к моему удивлению только интернет-издания и несколько бумажных изданий сообщили о ней. Вот все: телевидение в вакууме. Это к вопросу, насколько свободно сегодня с масс-медийным пространством в Украине.
С.Ш.: — По поводу вашего уголовного дела мы еще поговорим. А вот по поводу масс-медиа: ведь одним из лозунгов Майдана было раскрепощение СМИ. По вашим ощущениям, свободы в целом стало больше или меньше?
О.К.: — Ну, даже не раскрепощение, а отсутствие цензуры…
С.Ш.: — Снятие всех цензурных ограничений…
О.К.: — Да, да… Особенно не приятлевы были законопроекты, которые предлагали некий контроль за прессой. Все, что было тогда, можно сказать, — цветочки по сравнению с тем, что мы сегодня имеем. Об этом говорят и журналисты. Правда, уже больше себе друг другу на ухо или на кухне, чем в эфире. Так сложилось, что за многие годы в Украине, особенно в телевизионном пространстве, не был сформирован реальный рынок, где путем конкуренции можно было бы действительно думать о рейтинге. Телевидение больше было инструментом, позволяющим получить то или иное количество власти или давить на нее. То есть, это больше политический инструмент. Так складывалось годами. Я об этом могу говорить с полной ответственностью, потому что до того, как войти в Верховный Совет по мажоритарным спискам, я была членом Национального совета по телевидению и радиовещанию. Можно сказать, изнутри понимала ситуацию, которая у нас сложилась.
С.Ш.: — В свое время, кстати, на выборах вы как одномандатник обыграли отца Порошенко.
О.К.: — Да, это — другая история, достаточно любопытная. Думаю, именно эта история скрывает в себе многие моменты сложностей и технологических разных обвинений и нарушений, с которыми была связана избирательная компания этого года. Видимо, мне не простили, и об этом очень хотели, скажем так, напомнить, к моему сожалению. Почему говорю — к сожалению — я всегда от мужчины, независимо от того, президент он или еще кто-то, ожидаю прямых ходов: если есть вопросы, всегда их можно задать прямо. Порошенко действовал в этот раз руками людей из своего окружения, чтобы мне напомнить, что в 2012 году его отец оказался не у дел.
С.Ш.: — Я бы вернулся не только к теме телевидения, но и к теме требований Майдана, его завоеваний. Насколько большая разница между тем, что пытались осуществить и тем, что получилось?
О.К.: — Если говорить сегодня, через год, о желаниях и ожиданиях, которые были, я Майдан делю, скажем так, на реальное ядро, здоровую часть, которая действительно имеет место быть, хочет это кто-то признавать или нет. И — на так называемую завуалированную часть, потому что, как говорится, революцию делают романтики, а плодами ее пользуются, по сути, проходимцы. Эта вторая часть и воспользовалась плодами Майдана. Так вот, если возвращаться к людям и их ожиданиям, к тем, которые действительно думали, что революцией можно что-либо изменить, то, действительно, сегодня ситуация стала намного хуже. Не будем возвращаться к свободе слова: вопросы демократии, плюрализма просто в гонения. Боязнь инакомыслия, если говорить о той же коррупции, на сегодняшний момент имеет широчайшие масштабы. Экономика, в общем-то, не то, что в стагнации… Я даже не могу себе представить, что сегодня можно назвать экономикой, хотя бы одну отрасль, в которой есть активные положительные изменения. Хотя банковская отрасль, я на прошлой неделе читала, банк, который принадлежит Порошенко, нашему президенту, очень активно получает позитивные стратегические показатели. То есть, некоторые из, я так понимаю, придворных политологов объясняют это необычайной бизнес-стратегией, хотя я не верю, что бизнес-стратегии возможны, которые давали бы действительно доходность или же хотя бы возможность балансировать бизнесу на уровне нуля. Ну, все эти отрицательные моменты, конечно же, есть. Курс доллара в два раза выше и непонятно, в общем-то, остановится ли он. Торговый баланс, здесь у нас катастрофа. Прерванные отношения в рамках торговых отношений с Россией нарушает нам тот же золотовалютный баланс. Основу его составляли исторически сложившиеся экономические отношения: это Россия, страны СНГ, плюс Донбасс, который все-таки в карманы страны приносил достаточно денег. Сегодня мы просто забыли об этом и оттуда доходности нет. Все, в общем-то, выглядит печально. Страна разломана, страна внутренне растеряна…
С.Ш.: — Я как раз хотел про страну, про людей, про их настроения. Ведь вы, в свое время, избирались не от Донбасса, а от Винницкой области.
О.К.: — Это моя родина, я там родилась.
С.Ш.: — Далеко от Донбасса. Другая Украина, не та, которая вроде бы еще присутствует, а может, уже отсутствует на территориях ДНР, ЛНР. А вот та Украина, которая смотрит только украинское телевидение, Украина Центральная, не Восточная, о чем думает она сегодня? Какие настроения у людей?
О.К.: — Вы знаете, сказать, что Украина вообще хоть в какой-то части однозначна — невозможно. Возвращаясь к той же Винницкой области, она всегда была, знаете, на полшага в сторону прогресса. Да, не боялась экспериментов. Наверное, именно с этим связаны и все эксперименты, реформы, которые начинались всегда с Винницкой области. Эту область всегда считали такой, знаете, продвинутой. Есть хорошее украинское слово — «помiркованнiсть», «взвешенность». Там люди не привыкли брать на веру, они с точки зрения собственного опыта делают заключение. Был период в Украине, когда действительно очень сложно шел процесс восприятия европейских стандартов, взаимодействия вообще с Европой, а в Винницкой области это все начиналось совершенно безболезненно, на уровне гражданского общества и народной дипломатии. То есть, когда действительно громада формировалась в понимании собственных стратегий, причем эти стратегии касались не просто заоблачных каких-то решений, а вопросов инфраструктуры социальной…
С.Ш.: — Можно я уточняющий вопрос задам: а вот все-таки Европа — это что для украинцев и каков результат произошедшего сейчас? Приблизилась ли Украина к Европе?
О.К.: — Я сейчас попробую объяснить. Глазами, скажем, винничан, Винницкой области, действительно сложно воспринимали взаимодействие. То есть, в глобальном мире мы все-таки должны учиться строить отношения, независимо от того, какова есть политика. Вот такое было восприятие. При этом сумели строить эти отношения по принципу: съездили в гости — посмотрели. Если там есть что-то положительное, этому следует научиться. Почему бы не сделать у себя на родине? Вот этот принцип работает. У нас Шевченко когда-то говорил: «i свого не чурайтесь и чужому навчайтесь».
С.Ш.: — Вы, кстати, хорошо владеете украинским?
О.К.: — У меня одна часть семьи говорит на украинском — папа, а мама — на русском. Поэтому, в принципе, у меня сложилось с обоими языками, хотя русский для меня проще. Так вот я говорю о неоднозначности восприятия. То есть, для Винницкой области Европа это была — всего лишь еще одна часть мира, с которой следует взаимодействовать для собственной пользы. И это никогда не было связано с той или иной государственной политикой. Поэтому там уживалось много позитивных вещей, связанных с этими лозунгами «Следуем в Европу!», «Хотим европейских стандартов» — чего не скажешь о других частях страны, особенно Центральной. Потому, что в Центре — Киев, люди больше воспринимают Европу просто как возможность безвизового въезда. Хотя это совершенно отдельный пакет документов, отдельные отношения и, к сожалению, вы знаете, ну, просто власть оказалась настолько безответственной, что она не сумела людям объяснить, что есть Европа… Точно так же, как не объяснила, что есть Таможенный Союз и так далее. То есть, на каких-то акцентах, которые формировались внешними силами, происходила реакция страны на те или иные объединения. Потому, что люди, в большей своей массе, воспринимали присоединение к Европе — это, прежде всего, опять же такой выраженный патернализм, то есть, тот «совок», который из себя пытаемся изжить, когда думаем, что кто-то за нас что-то сделает. Он поменялся с одного вида на другой, когда люди ожидали, что получат безвизовый въезд, Европа даст денег, кто-то приедет и все искоренит: суды начнут работать прозрачно, всех плохих чиновников, а они все плохие, хороших не бывает, всех посадят, как минимум, потому, что в Европе они — хорошие, а у нас все — плохие. То есть, вот эти были ожидания. Хотя я говорила, много других, трезво мыслящих, политиков говорили, как можно присоединиться ценностям? Ценности нужно только воспитывать! А это — длинный путь, это вопрос, прежде всего, восприятия и ментальности. Ну, видимо, нам этот путь придется пройти. Потому, что сейчас Европа, шаг за шагом, начинает заявлять, что ни в один из Союзов, в том числе и в НАТО, Украина не будет принята, если не достигнет определенного уровня зрелости.
С.Ш.: — Да, вот у нас слушатель спрашивает по поводу Франк-Вальтера Штайнмайера. который сказал, что вступление Украины в НАТО и в Евросоюз представляется нереалистичным…
О.К.: — Естественно. Потому, что любой из этих Союзов действительно требует определенной зрелости всех участников…
Та же Турция, понимаете, та же Турция! Она вроде ментально более готова, экономически — так точно, да. Но почему-то что-то мешает Турции вступить.
С.Ш.: — Хорошо, другой вопрос: а все-таки, участие Запада в том, что произошло на Майдане, влияние Запада на нынешнее руководство Украины и отрыв Украины от России — это все вам кажется мифологией?
О.К.: — Нет, мне не кажется это мифологией, но я не склонна демонизировать эти вещи, хотя в моем понимании Россия как государство очень сильно похожа с Америкой.
С.Ш.: — Большая страна с большими амбициями!
О.К.: — Большая страна, амбиции, с задачей защищать собственные интересы и, по сути, это правильно: а чьи же интересы должно защищать еще государство, да? То есть, мир действительно глобализирован. И вот в этой глобализации, в любом случае, никто не исключал задачи защиты собственных интересов. Вот поскольку и технологий появилось больше, информация ходит очень просто, система знаний о собственности стала, собственно говоря, достоянием современности: что есть, с одной стороны, плюс, а с другой стороны, минус. И все эти факторы влияют на то, что, конечно же, каждое из государств ставит во главе угла, если там действительно, качественные политики, собственные интересы по принципу, как говорил Черчилль: «Нет друзей, нет врагов! Есть интересы!» И в той или иной ситуации, отыгрывает эти интересы — так сложилось, в общем-то, на самом деле, и с Украиной — в том числе.
С.Ш.: — Но можно ли говорить, что возник антироссийский крен?
О.К.: — Конечно же, можно об этом говорить, однозначно, это видно по настроениям людей. Неважно, каким способом это было сделано, важен результат. Потому, что сегодня, действительно, от экономических проблем, от тех насущных задач, которые есть в самой стране, люди развернуты в сторону объединения вокруг задач и против единого врага. Эта технология не нова. Я последнее время, когда возникает дискуссия на эту тему, цитирую Рона Пола, американского конгрессмена, который в своих мемуарах писал, что во Второй Мировой войне нас очень активно заставляли покупать акции, облигации нацеленные на то, чтобы наполнять бюджет, чтобы страна воевала и так далее. В конечном итоге, он делает выводы, что все это было сделано исключительно с одной целью: чтобы население было заточено на конкретную задачу. Война — враг, война — враг, и топала в ногу со временем. То есть, так сложилось, что действительно, война становится тем инструментом, который позволяет плохим политикам развернуть взгляды людей от насущных проблем, в первую очередь, экономических. Так сложилось и у нас.
Действительно, по большому счету, на сегодняшний момент мало кто из людей, внутренне, когда есть горе, переживание, даже тогда, когда ты пытаешься им говорить, послушайте, 68 млрд. гривен — это по прошлому курсу, почти миллиард долларов — мы выложили из собственных карманов, хотя по грошам всегда от МВФ выпрашиваем, то есть, транш, я не знаю, 100 млн. дали — большие средства.
С.Ш: — А на что выложили?
О.К.: — Выложили на войну! 68 млрд. нам стоила за весь этот период война!
С.Ш.: — Здесь мы подходим как раз к той теме, о которой невозможно не сказать. Я понимаю, что вам сложно в нынешних условиях говорить то, что думаешь. Недавно против вас возбудили уголовное дело, Служба безопасности Украины обвинила вас в поддержке сепаратистов и аж террористов, что там…
О.К.: — Нет, не так это звучало…
С.Ш.: — Скажите, как на самом деле?
О.К.: — Ну, в общем-то, звучало это сначала в заявлении главы СБУ как раз в Винницкой области, причем я думаю, что это стало результатом и как реакция на мое заявление, поданное в органы СБУ во время избирательной компании, в которой я под собственную подпись свидетельствовала о том, что ведется скупка голосов на округе в пользу блока Порошенко. Когда я эти документы подавала, в них были изложены и другие факты нарушения закона и нереагирования правоохранительных органов на них, к слову сказать, это было не просто мое мнение. Учитывая, что я являюсь членом Парламентской ассамблеи ОБСЕ, с трибуны третьей сессии, которая прошла в Женеве в октябре, я говорила о тех сложных процессах, которые переживает Украина после февральских событий.
С.Ш.: — Я знаю, вы были единственным депутатом там, не проголосовавшим за резолюцию.
О.К.: — Давайте просто завершим этот вопрос, потому что слушатели и зрители не совсем поймут, о чем мы говорим. Вот, тогда я рассказывала о технологиях, которые действительно применяются уже для получения нужного результата. Это имело резонанс на самой сессии ОБСЕ. Последовало несколько комиссий, в том числе одна из них наблюдательная, во главе с Брайаном Маршаллом, который присутствовал у меня на округе. Его заключение действительно соответствовало тому, что много было нарушений, и он сожалеет, что эти технологии применялись, в том числе и в мой адрес, поэтому как бы мои заявления не были голословны. Так вот, когда руководитель СБУ принял это заявление от меня, он удивился и сказал: ну что же вы так? Да, то есть казалось бы, это президент, вы вот так свидетельствуете. Мне почему-то в этот момент вспомнился Уотергейтский скандал в Америке, который, по сути, поставил общество перед вопросом: есть закон и так ли все перед ним едины? Были мощные процессы, дискуссии…
С.Ш.: — Импичмент.
О.К.: — Которые, в конечном счете, привели общество к единому выводу: да, все перед законом едины. И я, в общем-то, опираясь на эти факты исторические, на страну, которая как бы является для Украины на сегодняшний момент примером, сказала, что мое дело — не пройти мимо, если я замечаю эти факты, причем они не были у меня голословные, я представила списки, технологию. Ну, а ваше дело — расследовать это внимательно, а дело президента, если в его окружении делаются ошибки, искоренить эти ошибки или же на самом деле показать отсутствием реакции, что он является либо соучастником, либо же он поддерживает подобные вещи, на что общество тоже отреагирует. Ну, в общем, вот такая моя речь закончилась заявлением главы областного СБУ о том, что по анонимному звонку одного из жителей Винницкой области, который присутствовал у меня на встрече с избирателями, он, анонимно опять же, в заявлении указал, что я призывала к тому, что ДНР, ЛНР являются отдельными территориями, и в общем-то, призывала, можно сказать, к расколу страны.
С.Ш.: — Что, дело возбудили?
О.К.: — Дело возбудили, но до сегодняшнего момента я ни разу не была вызвана на допрос, мне не вручены никакие официальные документы. Следующим шагом уже было, когда глава СБУ господин Наливайченко в эфире общенационального телеканала «Интер» сказал, что ведется расследование, но по каким фактам, опять же непонятно. Я тогда собрала пресс-конференцию, потому что понимала, в данном историческом моменте моя задача — сложить мнение. Я с детства правдолюбка, меня так называли в семье, я привыкла, нужно нести ответственность за то, что делаешь ты, и действительно, если предъявляешь кому-то какие-то подозрения, претензии — опирайся на факты. И всегда нужно иметь мужество, глядя друг другу в лицо, идти по этим фактам, доказательствам, выяснить, что же было на самом деле. В этом конкретном случае я тоже веду себя точно так же, хорошо понимаю, что технологии дают возможность, опять же, сформировать ложное мнение. Я решила не дожидаться, пока мне в обществе скажут…
С.Ш.: — И сделать встречный ход, понятно. Ну, а что происходит в украинском обществе? Это что, охота на ведьм?
О.К.: — Да, не в обществе. Давайте просто как бы разделим ситуацию, потому что, опять же…
С.Ш.: — Это делает власть.
О.К.: — Вступая в избирательный процесс, я четко понимала, что у меня нет шансов выиграть, но я использовала этот момент для того, чтобы сохранять взаимодействие и диалог со своими избирателями. В диалоге объяснять, что происходит.
С.Ш.: — А вы чувствуете поддержку сейчас со стороны людей?
О.К.: — Да, чувствую. На самом деле, знаете, то прекрасное, что есть в нашей стране, это возвращаясь к вашему первому вопросу, есть ли, все-таки, завоевания революции? Да, есть, потому что сегодня, если не удалось пробудить в достаточной мере после оранжевой революции страну, то сегодня сформирована и формируется здоровая часть населения, которая реально понимает, что государственность в стране отсутствует, поскольку политики приходящие — это больше политиканы, они смотрят себе под ноги, заигрывают с народом и ориентируются направо и налево, в зависимости от того, собственно говоря, с какой стороны будут поддержаны их интересы.
С.Ш.: — Оксана, а можно сказать, что политическая система оказалась в значительной степени разрушена в результате Майдана?
О.К.: — Не значительно, а до нуля.
О.К.: — По сути, знаете, в «розпачи», то есть в растерянности, находятся абсолютно все традиционные политики, которые год от года приходили к власти. Давайте посмотрим даже на этот оппозиционный проект, который существует в Раде…
С.Ш.: — Ну, как бы на следующие партии регионов.
О.К.: — Да, они вроде бы как в оппозиции к власти, хотя внутри все та же культура, я ее называю культурой какого-то бардака, неприемлемой, поскольку все со всеми имеют отношения скрыто, завуалировано от общества. Обществу транслируется одно, а в результате таких отношений беспринципных, построенных просто на договорняке, где основой являются исключительно материальные интересы. Все общество болеет, это свидетельствует о том, что в любом случае такая система будет неприемлема. Сегодня первой реакцией после революции было именно отторжение людьми политиков из политики как таковой. Но шаг за шагом политическое сознание начинает формироваться. Люди начинаю понимать, что если ты не занимаешься политикой, то она занимается тобой: сегодня тебя ударили по карману, а завтра у тебя отберут жизнь.
С.Ш.: — Вы считаете возможным новый Майдан?
О.К.: — Ну, вы знаете, реактивность общества высока…
С.Ш.: — Реактивность, то есть способность отреагировать на действия власти? Или… инертность?
О.К.: — Инертности нет.
С.Ш.: — Не грозит ли это хаотизацией жизни и перманентной революцией?
О.К.: — Следуя правилам природы, все упорядоченное следует к хаосу, хаос стремится к упорядочению.
С.Ш.: — Но все-таки, если политическая система демонтирована, на что надеяться людям, на кого опираться? За кого голосовать?
О.К.: — Надеяться на возникновение абсолютно новой системы, которая будет построена, как минимум, на принципах: что думаем, то говорим, туда и двигаемся, и только в этом есть спасение, понимаете? Потому что у нас сегодня масса запутанных отношений, ведь все-таки политика, что это? Это плацдарм для конкуренции взглядов и мнений относительно правил организации общества. Общество хочет этих правил, но оно хочет так, чтобы эти правила были понятны, едины для всех и, как минимум, прозрачны. Почему возникает запрос у гражданского общества — контролировать? Потому что хочется этой на самом деле прозрачности.
С.Ш.: — Ну, вот про контроль. А что будет дальше с господином Порошенко? Он может превратиться в диктатора или наоборот, потеряет власть? Ваш прогноз.
О.К.: — Уверена, что диктат, если возможен, то очень на не длительный период. Посмотрите, годовщина Майдана была ознаменована тем, что придя к месту событий, где есть памятник погибшим на Майдане, власть пришла с лампадками, люди Порошенко кричали: «Ганьба!», «Ты власть получил на крови!», и это говорили открыто, глядя президенту в глаза. Это, я вам скажу, неимоверный скачок с точки зрения смелости. Смелость заразительна. Сегодня люди однозначно понимают, что они сумели как бы поменять одну власть, которая была ими неприемлема, причем не вопрос движения в Евросоюз, это было всего лишь предлогом. Было очень много негатива относительно правил поведения верхушки, элиты политической, которая сеяла в обществе все самое низкое, и общество стало отторгать это, поэтому, в общем-то, последовала такая реакция. Сегодня об этой судьбе предупреждают Порошенко, причем во многих источниках. Одним из таких моментов являлась такая реакция людей на годовщину Майдана.
С.Ш.: — Я знаю, что вам близки левые, социально ориентированные силы. Оксана, а возможно ли сейчас возникновение какой-то новой, здоровой силы на Украине такого рода?
О.К.: — Ну, вы знаете, этот запрос есть на всей планете на сегодняшний момент. Если вы отследите, несколько лет подряд капиталистический мир разворачивается в сторону так называемого капитализма с человеческим лицом, почему? Это еще бангладешский бизнесмен господин Юн, Нобелевский лауреат, первым сказал, что беда человечества сегодня в том, что безработицу давно нужно сдать в музей. То есть матрица человеческих отношений настолько несовершенна, стоит об этом сегодня задумываться, что действительно, все материальные возможности богатства и капитала мира перетекают к небольшой части представителей человечества, там буквально 10%, а остальные остаются не у дел. Это будет рождать антагонизмы, естественно, что эти антагонизмы нужно будет решать. Они будут решаться либо же сложным агрессивным путем, что есть неприемлемо с точки зрения сегодняшней ситуации, то есть развития человечества, да, то есть мы же не хотим развить Третью мировую?.. И такое понятие, как социально-ответственный бизнес, оно уже давно стало критерием, не просто там, хочешь — делай, не хочешь — не делай. Даже в транснациональных компаниях это является обязательным к исполнению. Все эти вещи говорят о том, что действительно популярность левых тенденций, когда успех транслируется в общество как возможность раскрытия своих талантов на благо каждого, а с блага каждого ты получаешь благо свое. Это непросто сегодня, в общем-то, на рубеже двадцать первого века, но надо по-другому осмыслить, а что есть эта левая идея. Это совсем далеко уже не та левая идея, которая нам была явлена в 1917 году. И я уверена, что она не просто популярна, это общая тенденция, она на самом деле будет форматировать и политическое пространство Украины в том же направлении. С единственной, скажем так, поправочкой. Сегодня важно, силу обретет та политическая партия, которая сумеет внятно, четко представить понимание, что есть действительно социально-демократическая идея, от которой есть в обществе возможность для всех и для каждого. Да, то есть, чтобы разминуться с этим популистским мнением патернализма, которое присутствовало в Советском Союзе, и современным восприятием, когда государство обеспечивает возможности абсолютно для всех, но в конкурентной среде абсолютно каждый обязан в соревновательной системе открывать свои таланты и быть ответственным за свою жизнь и за свой успех. Вот, поэтому в любом случае эта идея будет популярна, плюс победу одержат именно те политики, которые будут по-настоящему быть, а не казаться.
С.Ш.: — Спрошу у вас про постсоветское пространство, потому что ваш округ и ваша малая родина граничат с Приднестровьем, дальше Молдавия. Сегодня идет война в Донбассе, но многие говорят о взрывоопасности территорий постсоветского пространства. В частности, о том, что в Молдавии, где сегодня наблюдается серьезный политический раскол, все может вспыхнуть. Так это или не так, и следите ли вы за происходящим там?
О.К.: — Ну, не только слежу, у меня много хороших связей с Молдавией. В рамках народной дипломатии у нас очень много существует контактов, и с точки зрения экономических отношений, и с точки зрения культурных. Зная изнутри Молдову, которая в свое время достаточно позитивно развивалась, когда пришли к власти коммунисты, они как раз и были совсем новыми коммунистами, Потому что при них совершенно внятно были разложены отношения с МВФ. В этот момент стороны не воспринимали политику друг друга, хотя когда сторона, стоящая у власти, показала позитив тех или иных своих движений, МВФ вернулся в страну. Для нас это есть показатель того, что с МВФ можно строить отношения, так же как с любым финансовым партнером, исходя из собственных интересов, транслируя их и меняя позицию своего партнера.
С.Ш.: — А в итоге коммунистов свергли?
Что отчасти напоминает киевскую ситуацию.
О.К.: — Они ушли из власти, им не хватило всего лишь одного голоса, о чем это говорит? Что сумели построить истинно парламентский диалог в стенах существующей власти. Ну, я думаю, что для Молдовы как раз будет характерна широкая коалиция. На мой взгляд, они как раз сумели выстроить баланс внутри собственной системы для того, чтобы, несмотря на кучи всяких разных раздражителей и запросов, не иметь взрывоопасности. Вот если им удастся это сделать и сейчас, следует у них бы поучиться именно беспристрастному взвешенному политическому диалогу.
С.Ш.: — Ну, будем надеяться, что раскола не случится.
О.К.: — А коль вы затронули постсоветское пространство, мне кажется, что именно то, что с нами сегодня, независимо от того, где там в странах бывшего СНГ происходит, это все по причине того, что мы не можем осмыслить свою историю. Давайте посмотрим на тот же Китай, они не стали выбрасывать, говорить: вот, это история, все было в ней плохо. Как могло быть плохо в том, все абсолютно, с чего ты вырос? Наверное, нам просто не хватает или не хватило где-то мудрости переосмыслить и понять. Да, было много позитивных вещей, например, та же идеология государства, на которой воспитывались чисто человеческие параметры взаимоотношений в обществе, поддержки и так далее. Это то светлое, которое, наверное, следовало бы сохранить, в том числе позицию, подход к воспитанию будущего поколения, которое было уже достаточно сильным, благодаря этой идеологии в плане того, чтобы защититься от внешних вызовов. Ну, не сумели это сохранить, выкинули в мусорный ящик, а теперь, в общем-то, абсолютно все страдаем, потому что человек не бывает ниоткуда. Он растет откуда-то, он обязан и должен, так велит природа, уважать свое прошлое, чтобы осознавать себя в настоящем, и только так он может куда-то следовать в будущем.
С.Ш.: — Оксана, я вас слушаю, у меня есть ощущение, что вы оптимист.
О.К.: — Ну, это не ощущение, это факт. Да, я оптимист. Такой, знаете, просвещенный оптимист.
С.Ш.: -Именно поэтому я хочу вас спросить о главном и самом болезненном — отношения Украины и России. Эта рана заживет?
О.К.: — Мой оптимизм строится на том, что человечество обязано одуматься и действительно перестать тратить свои усилия на ссоры.
С.Ш. — Отношения непосредственно между Украиной и Россией, если говорить о настроениях людей? Вы одна из немногих людей, кто видит ту и другую стороны. Так что вам легче судить.
О.К.: — Представьте себе, что когда-то, в свое время, Америка тоже думала, что Юг и Север никогда не помирятся, и это никогда не станет историей, а будет незаживающей раной. Сумели, произошло? Масса фактов знает история, то есть в нашем случае рационализм заключается в том, что ни вы на Марс не переедете, прямо сейчас, ни нас туда не вывезут, правда? То есть нам суждено быть рядом, а вот это понятие «рядом», оно диктует понимание того, что хотим или не хотим, мы вынуждены будем направить наши силы на то, чтобы организовывать нормальные отношения.
С.Ш.: — Ладно, будем надеяться, что все сложится нормально. Желаю вам сил.
Полная версия на видео «Открытой студии»
Над программой работали: Сергей Шаргунов (главный редактор «Свободной Прессы», ведущий), Майя Мамедова (продюсер), Александр Фатеев (оператор-монтажер, фото), Татьяна Парубаймех (бильд-редактор).
Примечание: Уважаемые читатели «Свободной прессы», приносим вам свои извинения за возможные технические неточности, с которыми вы могли столкнуться при прочтении данного материала.