Ксения Екимова: «Валюту на подъеме не покупают. Не делайте резких движений»

(продолжение см. ниже.)

Татьяна Судакова: — Сегодня гость «Открытой студии» — Ксения Валерьевна Екимова, начальник Управления организации научно-исследовательских работ РЭУ имени Г. В. Плеханова, профессор кафедры финансового менеджмента. Беседовать с ней буду я, Судакова Татьяна.

Ксения Валерьевна, ситуация в стране такая, когда вопросы, связанные с экономикой, стали самыми злободневными. Людей волнует и курс доллара, и ВВП и т. д. Ваш прогноз на ближайшее будущее?

Ксения Екимова: — Произошли достаточно серьезные изменения, и конец 2014-го года, наверное, был не самым благоприятным для всех экономических показателей, которые характеризуют развитие страны. Но мы строили многие прогнозы и оптимистичные сценарии, и потом приближались к тому, что нам предлагало министерство экономического развития. И все-таки перестраиваем сценарии на 15-й год, в части достаточно негативных компонентов. С чем это связано? А все сошлось воедино: финансовые, товарные санкции. Воедино сошлись негативные показатели цены на нефть, и в результате мы получили то, что имеем на начало февраля. Поэтому, скорее всего, 15-й год покажется непривычно тяжелым для экономики России. Просто потому, что быстро упали с очень хороших показателей, но это нормальное состояние: экономика не может только увеличивать свои показатели. С другой стороны, последние 2 года были достаточно сильными и постоянно растущими, в позитивной динамике. Вот этот результат достаточно болезненно дался стране, скорее всего, мы придем к рецессии. Пусть она будет небольшая, 1, 5 — 2%, но очевидно, 2015-й год нам это даст. По нашим прогнозам, которые мы сегодня строим, скорее всего, в 2016-ом году наступит переломный момент, и экономика покажет позитивные тренды. Поэтому все показатели сегодня дают интегральную, не очень хорошую, оценку перспектив. Я думаю, что мы получим и снижение еще и самого главного показателя: очевидно, объем инвестиций достаточно серьезно упадет. Здесь сложности связаны с внешним заимствованием, плюс проблема внутренних инвестиционных ресурсов, потому что мы имеем достаточно сложную ситуацию на внутреннем финансовом рынке.

Т.С.: — То есть, очень много привлекалось инвестиций, и сейчас, например, все большие стройки будут заморожены?

К.Е.: — Нет, на самом деле, мы же строили бюджет достаточно в позитивном русле, то есть это период 2014-й год, когда у нас все хорошо, у нас высокие показатели по нефти, мы не закладываем снижение показателей по бюджету, заложенных в самом негативном сценарии. Поэтому мы видим сложности на сегодня в сфере строительства, мы наблюдаем сложности в автомобильной промышленности… То есть все наукоемкие производства, естественно, нуждаются в большом объеме инвестиций, в обслуживании технологий, а сегодня в условиях санкций, высокой ключевой ставки, мы можем наблюдать сокращение объема инвестиционных ресурсов. Нельзя говорить о том, что будут заморожены большие стройки, но, разве что, может быть, огромные мегапроекты, которые мы легко финансировали до этого. Я думаю, что нам необходима на сегодняшний день модернизация вообще схем финансирования, то, о чем мы говорили уже много лет назад: нужно развивать, как минимум, проектное финансирование для мегапроектов внутри страны. Вот, наконец, это должно заработать. Мы достаточно легко жили последние 10 лет и по разным оценкам 400 миллиардов долларов за эти годы были выведены за рубеж. Будем так говорить, 2013-й, абсолютно позитивный год, показал, что в Россию не вернулось 39 миллиардов долл. США. В связи с этим стало интересно, как размещаются эти средства, которые выводятся из страны. Здесь есть позитивные показатели, но при этом 36% из этих платежей это личные зарубежные счета граждан России. Это абсолютно официальная статистика Центробанка, которая размещена на сайтах.

Т.С.: — Те деньги, которые можно было использовать на развитие нашей промышленности, экономики, науки, технологии — того, чего нам так сегодня не хватает.

К.Е.: — Мы нехватки еще с вами не чувствуем, дна еще нет, абсолютно, поэтому мы пока находимся в процессе влияния негативных каких-то тенденций. То есть, мы с вами ощущаем рост курса доллара. Но для рядового россиянина только курс доллара не должен быть важен: он зарплату получает в рублях. У него возникает необходимость ориентироваться на курс валюты только в том случае, если дети за границей требуют содержания, вдруг возникла необходимость лечения за границей, когда есть какие-то такие, неминуемые шаги выходить на валютный рынок с целью обмена национальной валюты.

Т.С.: — Ксения Валерьевна, вы говорите, обыватель с долларом не связан, но когда те же продавцы в магазинах повышают цены на молоко, картошку, лук… Я статистику смотрела, что дорожает больше всего сахар. Что там? Что там импортного в нашей картошке, из-за чего так растут цены? И объясняют те же торговцы, что вот курс доллара растет, значит, мы тоже зависим, тоже повышаем…

К.Е.: — Это просто от незнания, на самом деле. Продавец не обязан знать основы политической экономии, основы финансов. Здесь два момента, которые сейчас работают. Во-первых, любой продавец осознанно выходит на рынок и пытается четко анализировать ситуацию. Если рядом растет стоимость зарубежного товара на наших прилавках, здесь паритет абсолютный, российский товар начинает дорожать. Просто потому, что это рынок, это объективная необходимость уравнивания цен. Это первое. Второе, когда вы начинаете говорить о продуктах сельхозпроисхождения, про сельхозпроизводителей, речь идет о том, что мы используем зарубежные посевные материалы, мы обрабатываем почвы зарубежными машинами и все это приводит к влиянию на стоимость конечного продукта. Помимо всего прочего, государство естественно самоустранилось в какой-то момент от абсолютного регулирования цен на рынке. В условиях, когда в экономике все ладно и хорошо, это допустимо. Все-таки сейчас мы чувствуем, как государство пытается удержать и вмешаться в формирование рыночных цен. Вот, лишь бы оно это делало очень деликатно.

Т.С.: — Прокурорские проверки…

К.Е.: — Это все интересно и работает сейчас больше на психологическом состоянии потребителей, потому что здесь нужно делать действительно все деликатно и осторожно…

Т.С.: — Законы у рынка другие, да?

К.Е.: — Абсолютно. Поэтому важно насколько сейчас хватит рычагов для удержания цен на товары первой необходимости — вот это важно, потому что в Россиие стественно внутренний спрос сразу начинает падать на дорогостоящие товары, это не только, кстати говоря, российская специфика: так реагирует на состояние кризиса и рецессии, любая экономика. У нас же большая часть потребления — это продукты питания.

Т.С.: — В условиях, когда нет ни своих технологий, ни техники, ни удобрений — импортное замещение наши фермеры, сельхозпроизводители вынесут нагрузку? Они способны будут заменить товары, которые попали под санкции? Не получится ли, что мы окажемся в условиях дефицита? Фермеры еще не стали делать то, что могли бы и сельхозпроизводители. Просто сельское хозяйство, мы знаем, еще до сих пор не достигло даже уровня советского прошлого 90-х годов.

К.Е.: — Вообще проблема импортозамещения, реиндустрилизации страны это сейчас то, о чем нужно говорить, уделять внимание. Потому что, наверное, если бы не случилось этой тяжелой ситуации, когда все экономические негативные факторы сошлись и подталкивают нас сегодня вниз, в состояние рецессии, мы, наверное, еще долго жили бы и на нефтяной игле, и долго бы тратили нефтедоллары на поддержание чужих технологий, и на привлечение уже только результатов их применения. Мы бы долго еще пестовали отверточное производство, пытаясь на этой основе конкурировать с зарубежными, результатами автомобилестроения, их продукции, например. Наверное, нужно было упасть сильно, чтобы начинать подниматься. Анализируя политику Центробанка и политику министерства экономического развития, наблюдаю, что основная задача сейчас — ограничить какие-то социальные колебания. При том, что очень много сейчас идет преобразований, например, в сфере науки, пытаемся восстановить инженерное образование в России. У нас всегда актуальна проблема высвобождения кадров, при этом они могут высвобождаться по двум причинам. Вот европейский вариант развития — эволюционный достаточно. Высвобождение кадров происходит из-за того, что наращиваются технологии, руки становятся не нужны. Что происходит сейчас в России? Мы можем в результате рецессии, высвободить кадры и не получить прироста продукции из-за этого, а технологий собственных не родилось. Хотя, у нас действуют и федеральные целевые программы, есть и финансирование научно-образовательных центров, но возродить технологии, привить их достаточно быстро — не получится. Осуществив государственные затраты, мы все-таки не восстановили в должной мере способность воспроизводить новое. Поэтому если сейчас не предпримем шаги, которые заложены в антикризисную программу, как бы о ней ни говорили, что она направлена на поддержание банковской финансовой сферы, но финансирование науки, финансирование образования, здравоохранения в этой антикризисной программе сохранено, социальные программы сохранены. Потому, что страна подошла с достаточно серьезными резервами к кризису. Вопрос предполагаемых темпов расходования вызывает некоторую тревогу, но думаю, что опираясь на ту информацию, которой владеет Центробанк, можно говорить о том, что это будут эффективные вложения средств. Хотя есть мысли о том, что мы столько времени жили, сокращая расходы бюджета, очень экономно относясь к расходованию бюджетных средств, наращивая резервные фонды, как будто готовили себя к этим процессам.

Т.С.: — Были же какие-то прогнозы о грядущем кризисе, что 2008-й год — небольшая репетиция.

К.Е.: — При этом на самом деле произошли подвижки и в создании инновационной продукции. У нас в принципе нефтяная отрасль по показателям инновационности достаточно высокая. Мы все были заточены на то, чтобы зарабатывать нефтедоллары. Америка будет делать все, чтобы паритет, который сложился на нефтяном рынке, мягко говоря, поколебать. Для любой экономики, когда она находится в состоянии такого благоприятного стабильного состояния, нужно направление развития. Поэтому США все время такие направления, военными, политическими вмешательствами. У меня такое впечатление, что весь мир находился в определенной эйфории после того, как Россия раскрыла границы и вступила в международный товарооборот. Появился огромный рынок, что подогрело это кипение, улучшало показатели. Мне кажется, в конце концов, Россия поняла, что в тот момент, когда она легко принимала чужие технологии, товары, свой производитель находился в состоянии ожидания, когда же ему достанется лазейка для выхода на рынок. Хотя бы, внутренний.

Т.С.: — А от обоюдных санкций, кто сегодня больше всего несет потери? Банковская система, оборонная промышленность, энергетическая?

К.Е.: — Все пострадали в определенной мере, потому что санкции направлены были изначально на банковскую сферу, это было первое ограничение. Да, не получили мы «длинных» денег, «длинных» международных кредитов. Ну, перестроили свои банковские продукты, оказалось, что банковская система достаточно устойчивой стала за этот период. Оказалось, что она способна самовосстанавливаться и приспосабливаться. При этом, энергетическая отрасль сегодня страдает не столько из-за санкций, хотя под риском обслуживание, и привлеченные технологии. Она больше страдает из-за внешних экономических показателей, цены на энергоносители. Но будем так говорить, бизнес-то ищет свои возможности.

Т.С.: — Если говорить о простом нашем гражданине, ему что делать? Люди привыкли, что в состоянии любого кризиса, лучшее вложение средств — в недвижимость или в валюту. Сегодня мы видим, первым начал страдать рынок недвижимости. По всем исследованиям уже падает на 10 — 12% по всей России. Валюту покупать сейчас — это просто расстаться с последними деньгами. Наверное, один выход: начать экономить. Что бы вы предложили? Вы сами что-то предпринимаете?

К.Е.: — Сейчас меня пугает только одно, чтобы граждане не делали резких шагов, потому что валюту на подъеме не покупают. Недвижимость сегодня, мне кажется, стоит покупать, если у вас созрела объективная необходимость. Недвижимость и рынок недвижимости встанет или вовсе начнет сужаться за счет того, что у нас еще все стоит ипотечная программа. Ищутся пути, как поддержать позиции государства, но тем не менее, пока не наладим и не раскроем возможности и доступность ипотеки для всех слоев населения, рынок недвижимости уже после того, что он прекрасно работал в последнее время, он тоже в полном масштабе функционировать и защищать ваши сбережения не сможет. Поэтому на сегодняшний день, мне кажется, пока нужно дать рынку немножко остыть. Что нужно еще? Во-первых, все известные законы домашних хозяйств говорят о том, что 30% ваших доходов должны оседать в сбережениях. Будем так говорить, сберегайте в том, в чем сберегали. Если у вас зарплата в долларах, и вы ее получаете в долларах, сберегайте в долларах. Если она в рублях, сберегаем в рублях. Подушку безопасности каждое домохозяйство, каждая ячейка общества должна создавать себе. Мы живем с вами на зарплату, которая не успевает индексироваться. Нужно ли ее сейчас индексировать в состоянии растущей инфляции, это тоже большой, аккуратный вопрос. Я имею в виду зарплаты бюджетников. У нас основная проблема — это социальные программы, потому что достаточно крупная категория населения сегодня пенсионеры и те, кто нуждается в социальном обеспечении, в социальной поддержке. Соответственно, любой кризис характерен тем, что эти позиции в бюджете начинают сужаться. Мы видим, сколько государство делает, чтобы не трогать эти позиции бюджета.

Т.С.: — Вы говорите 30% нужно откладывать…

К.Е.: — Сохранять.

Т.С.: — Сохранять, но у нас кто-то платит ипотеку, кто-то кредиты. Они становятся неподъемными. Мы знаем, как пострадали валютные ипотечники, которые взяли кредиты на более выгодных условиях. Какой-то механизм защиты может для них изобретен, чтобы помочь, не оставить без жилья, без денег?

К.Е.: — А не нужно изобретать никаких механизмов: нужно прямое государственное участие, вмешательство, просто закрепление ставок на уровне, когда кредит был заключен. Я понимаю, принять такое решение достаточно сложно. Но, с другой стороны, если мы его сегодня не примем, то дальше будем продолжать расходование на социальные программы. Потому, что человек скатывается в нищету, а рынок труда на сегодняшний день — это тоже одна из социальных программ, это поддержка рынка труда. Если государство напрямую не поучаствует, не будет страховать ипотечные программы, не отработает механизм участия в них, то мы потеряем достаточно серьезную категорию заемщиков. У нас основная проблема на сегодняшний день — это стимулировать внутренний спрос, отрегулировать банковское кредитование населения.

Часть 2

Т.С.: — Здесь еще одна составляющая выплывает: уходит с рынка малый и средний бизнес. Закрываются частные кафе, швейные мастерские и прочее. У людей падает платежеспособность. Между тем, государство заявляет, что как раз мы делаем ставку на бизнес, на его развитие — иначе мы не выживем. Закрываются маленькие рынки — создаются огромные торговые. То есть условий для малого предпринимательства не осталось. Что можно быстро сделать в этом отношении, как помочь, защитить?

К.Е.: — Здесь такая комплексная проблема. Можно осуществлять прямое воздействие на эту сферу, удерживая уровень налоговых ставок, фиксируя их, например — это одно из направлений. Второе направление — попытаться создавать государственные программы, расходуя и определенные резервы, и фонды, финансируя малый и средний бизнес. Но опять же, если не отрегулируем ситуацию на внутреннем рынке кредитования, то не вернем малый и средний бизнес. Вот мы сейчас пытаемся госкорпорации заставить закупать определенную долю продукции на внутреннем рынке, привлекая малый и средний бизнес. Но, тем не менее, до тех пор, пока мы не поймем, что средняя рентабельность в определенной сфере малого и среднего бизнеса по отраслям сопоставима или выше банковских ставок, мы не сможем отрегулировать, чтобы бизнес шел кредитоваться. Малый бизнес, он хорош чем? Он хорошо приспосабливается к каким-то изменениям на рынке, хорошо перестраивается. Он может хорошо трансформироваться под потребности, но он и первым страдает, оказывается самым незащищенным, когда ситуация складывается так, как сейчас.

Т.С.: — Если говорить о различиях кризисов 2008, 1998 годов, в чем они?

К.Е.: — Во-первых, важно для исследователей и аналитиков исходное состояние, как страна входит в кризис. Потому, что, в принципе, когда вводились санкции, и было много разговоров, как это, надолго ли, то, конечно, санкции — это же не рычаг, который включил-отключил. Это — постепенное выхолащивание запасов, в том числе в нашем случае — зарубежных продуктов питания на территории страны, это постепенное увеличение потребности восстанавливать технологическое обслуживание, допустим, производств и отраслей целых. То есть, это — достаточно постепенные процессы, поэтому говорить, когда к нам применили первые санкции о том, что их несколько месяцев, и все. Сейчас все склоняются к тому, что 2015 год пройдет под эгидой санкций и будет достаточно сложный.

Т.С.: — Но кроме санкций мы же ввели свои контрмеры, чем тоже себя наказали — с одной стороны.

К.Е.: — Наказываются обе стороны в данной ситуации, поэтому, по определенным оценкам, в принципе, у нас товарооборот с Евросоюзом достаточно сильно пострадал. Та же Америка, которая все время инициирует эти шаги, пострадала в этих отношениях достаточно мало. А Евросоюз, по разным оценкам, на сегодняшний день, от 20 до 45 млрд. долларов уже потерял за 2014 год. Наш прогноз, исходя из тех категорий товаров, которые сегодня не пересекают границ, значит, не потребляются на территории России, до 50 млрд. на следующий год — потери Евросоюза. Потери России тоже колоссальные, конечно — из-за того, что мы включили контрсанкции. Но мне кажется, у нас сейчас самый основной вопрос — это не товарное движение, а это именно регуляция финансовых рынков, потому что Россия переориентируется, сейчас, мы чувствуем эту переориентацию на Восток. Но, тем не менее, Россия потеряла хороший источник финансирования, подпитки финансовых ресурсов.

Т.С.: — Чтобы перестраиваться на Восток, нужны и время, и ресурсы, и так далее…

К.Е.: — Но здесь очень интересные исследования, которые мы проводили по направлению капитала, куда помещается свободный капитал, то есть, это трансграничные операции физических лиц, которые совершаются между Рф и другими странами. Интересно, что четвертое место по этим направлениям занял Китай. То есть, мы уже привыкли к тому, что это Швейцария, Великобритания, Соединенные Штаты Америки, и … Китай. Поэтому будем говорить: частный капитал, первый, предчувствуя риски, начал разворачиваться по направлению к китайскому партнеру.

Т.С.: — Китайский партнер не так прост, как кажется.

К.Е.: — Да, он работает, выполняя свои стратегические задачи.

Т.С.: — Ксения Валерьевна, как ситуация эта на высшем образовании отразится? Мы говорим, что не хватает конкретных профессий — технологов, инженеров, но все равно наши дети стремятся поступать на юридический, на экономический, на какие-то общие профессии, которые, так кажется, всегда дадут возможность заработать, найти средства заработка и так далее. Вы как-то будете переориентировать образование, открывать новые факультеты?

К.Е.: — У университета имени Плеханова не стоит задача на сегодняшний день ломать ту траекторию, которая уже выстроена: в этом году 19 февраля — очередной день рождения. Нам 108 лет. В рамках празднования мы проведем международную большую конференцию по проблемам реиндустриализации. Мы открыли в 2013 году факультет прикладного бакалавриата. Это практикоориентированные программы, у нас очень хороший факультет товароведения, поэтому здесь мы работаем, скажем, в привычном для себя режиме. Мы подошли сейчас к тому, что если давать качественное образование, если, опять же, работать с зарубежными вузами-партнерами, то оказалось, что интересы науки выше интересов политики. Мы работаем с вузами-партнерами, обмениваемся студентами, к нам приезжают крупные исследователи-аналитики.

Т.С.: — Вот сейчас дети будут поступать 1997 года рождения, — это время спада в экономике и подъема, демографические тоже спады и подъемы. Вузы испытывают сейчас острейший недостаток абитуриентов? Как вы эту проблему будете решать?

К.Е.: — Я думаю, сейчас идет очень серьезное расслоение вузов по качеству образования. Вы видите, у нас идут интеграционные процессы объединения вузов, поэтому крупные известные вузы на территории России особого недобора в абитуриентах не почувствуют. Но, конечно, выпускников становится меньше, но, с другой стороны, у нас есть новые направления, как восстанавливать общее количество абитуриентов. Мы работаем со школьниками, у нас есть школы, с которыми заключены определенные соглашения, мы работаем с абитуриентами.

Т.С.: — У вас предуниверсарии сейчас существуют?

К.Е.: — Есть. Мы занимаемся с ребятами, причем, знаем общую позицию — невозможно воспитать хорошего экономиста без хороших знаний в математике. Мы их готовим.

Т.С.: — Насколько часто специалистов вашего уровня приглашают, советуются и какие-то прогнозы вы даете правительству, правительству Москвы, правительству других городов? Насколько, насколько слышат вас в стране?

К.Е.: — Слышат! Более того — наука уже сейчас перестала замыкаться в себе, когда нам хотелось поговорить и пообсуждать проблемы только с коллегами: сейчас очень много мероприятий и конференций, которые происходят на стыке власть-наука-бизнес, законодательные структуры-институты, в этом отношении нас слышат. Например, Плехановка каждый год обсуждает проект бюджета и дает рекомендации. И в этом году, в таких сложных условиях, мы собрались: были представители Совета Федерации, комитетов Госдумы, которым дали достаточно сложные рекомендации. Мы работаем во взаимодействии. Самое интересное, что огромный интерес и у студенчества, чтобы приобщиться к этому процессу. Мы приглашаем политиков ведущих, аналитиков, и совместно с ними уже работаем на то, чтобы давать рекомендации и прогнозы.

Т.С.: — Прогнозов много, все хотят узнать, «дна» мы достигли?

К.Е.: — Мне кажется, что пока нет, потому, что вообще традиционно январь месяц такой, достаточно мягкий: праздники, потом раскачивание, запуск основных процессов, товаропотоков, товародвижений и основных проектов… Поэтому, «дна» можем достигнуть, думаю, в конце марта — начале апреля.

Т.С.: — В чем конкретно выразится это «дно» для россиян? Это массовый рост безработицы, сокращения, отсутствие денег? К чему готовиться?

К.Е.: — Мне бы не хотелось делать страшных прогнозов: сегодня интернет и СМИ пестрят пессимистическими прогнозами. Я склоняюсь всегда к оптимальным прогнозам, которые учитывают сегодняшнюю ситуацию и дают небольшую оценку на основе анализов трендов конкретных показателей. Поэтому я вам уже сказала, что очевидно, мы будем иметь отрицательные темпы ВВП. Инфляцию, по той методике, которую считает нам Росстат, мне бы не хотелось даже обсуждать. Поэтому прогнозы на инфляцию, самое оптимальное — 17−18 процентов. Если не предпримем каких-то контршагов государственного вмешательства в регулирование цен, опять же, как только говоришь «государственное вмешательство», народ начинает очень остро реагировать. Потому, что ни к чему хорошему, в принципе, это не приводит. Мне бы не хотелось, чтоб мы превысили снижение объема инвестиций больше, чем на 10%. Думаю, вот такие основные показатели будем иметь.

Т.С.: — Если рассчитывать на какой-то оптимистичный прогноз, то большинство предприятий смогут сохраниться и продолжать работать?

К.Е.: — Нужно запустить механизмы по основным отраслям, которые мы сегодня с вами обсуждали. Это отрасли, которые за собой тянут ряд подотраслей, производств, и так далее. То есть, это строительство, это сельское хозяйство, это машиностроение, те отрасли, которые у нас все время на слуху и за которыми мы все время наблюдаем. Как только будут профинансированы проекты в этих отраслях, пусть при поддержке государства, они потянут за собой смежные отрасли. Вот мне кажется, что сегодня это — основной механизм развития, хотя у нас отдельное направление обсуждения всегда — это оборонная промышленность. Оборонная промышленность сама по себе очень затратная, она требует большого количества ресурсов, но за собой тоже очень много тянет. Она за собой тянет кадры, показатели по инновациям… Но име потому, что она очень затратная, поэтому я бы не стала на сегодняшний день выделять ее одну как направление финансирования, которая вдруг сможет маховик развития реального сектора раскрутить. В принципе, уже неплохо продвинулись научно-образовательные центры Сколково, «Сколтех», университеты, которые соответствуют мировому уровню. У нас сегодня достаточно высокие позиции в мировых рейтингах в образовательных учреждениях. Это не просто образовательная деятельность, а достаточно серьезное направление работы в университетах в том числе. При нормальном состоянии экономики — это выполнение заказов от реального сектора экономики — то есть, исследовательских работ, разработка новых методик, и так далее. Вот очень бы не хотелось, чтобы сейчас сжимание определенных отраслей под воздействием внешних влияний, факторов привело к тому, что в университеты, которые только-только отладили работу на реальный сектор, это направление потеряли. Сегодня вузы признаются эффективными с учетом затрат на науку. Будем рассчитывать, эти усилия дадут определенный эффект. Мы ищем талантливых студентов. Достаточно серьезная политика руководства сегодня у Плехановского университета — создавать условия для того, чтобы именно молодая наука развивалась. А это и отдельное финансирование, и молодежные финансовые лаборатории.

Т.С. — Гранты молодым ученым…

К.Е.: — Вообще грантовая система поставлена в стране достаточно хорошо. Наука молодеет, очень приятно общаться с коллегами: это люди другой формации, потому что существует огромный поток информации, из которого стоит строить аналитические прогнозы и заключения. Мы это делаем. Мы подключены к мировым информационным специальным ресурсам, которые нам дают возможность знакомиться с лучшими диссертациями, результатами научно-исследовательских работ, к нам приезжают коллеги, мы ездим в зарубежные вузы-партнеры, читаем лекции… У нас сегодня есть цель — участвовать в международных рейтингах, я знаю, сколько делает Плехановский университет, чтобы иметь достойную позицию. Мы вошли в мировые рейтинги. Есть программы обмена магистрами: это же нормальная система, когда студент может выбирать, где ему получить образование. Кто-то уезжает и получает образование в Кембридже, а потом возвращается и магистратуру заканчивает в Плехановке.

Т.С.: — Насколько востребованы студенты после окончания вуза? Вы следите за их судьбой?

К.Е.: — Обязательно! Это сегодня, опять же, требование рейтингов — отслеживать средний уровень зарплат по итогам нескольких лет, отслеживать позиции, которые занимает наш выпускник. Плехановка поддерживает все связи со своими выпускниками.

Что касается ситуации сегодня в стране, нам надо мобилизовать все силы, спокойно смотреть в будущее, не делать резких шагов, быть уверенными в том, что, имея такой потенциал, сможем пережить этот кризис, найдем новые векторы развития.

Над программой работали Татьяна Судакова (ведущая), Майя Мамедова (продюсер), Елена Наумова (фото), Александр Фатеев (фото), Татьяна Парубаймех (бильд-редактор).

Примечание: Уважаемые читатели «Свободной прессы», приносим вам свои извинения за возможные технические неточности, с которыми вы могли столкнуться при прочтении данного материала.