
(продолжение см. ниже)
Константин Цивилев: — Гость «Открытой студии» — Заслуженный деятель искусств РФ, директор Театра «Московская оперетта» Владимир Исидорович Тартаковский. Беседовать с ним буду я, Константин Цивилев.
Знаете, сразу вопрос возник о слиянии театральных коллективов. Такая оптимизация театров назревает?
Владимир Тартаковский: — Подобные эксперименты уже проведены в Пермской, Новосибирской областях. На мой взгляд, культура не должна оптимизироваться. Потому, что тогда надо, например, писателю сказать, когда вы пишете книгу, в ней должно быть столько-то запятых, тире, столько, я не знаю, «й», то есть регламентировать всю работу. В театре это же невозможно. Может, есть гениальные люди, которые могут объединить под собой и филармонию, и разные театры, еще что-то, но таких людей мало. Я не знаю, найдут ли на все слияния нормальных, правильных людей.
К.Ц.: — А из чего возник этот вопрос: намечаются какие-то слияния?
В.Т.: — В Москве оно уже произошло. По-моему, под Москонцерт отдали целый ряд коллективов: там и театры, и мюзик-холл, творческие организации. Сделали такую немножечко помойку, знаете. То есть, каждый коллектив развивается индивидуально, а его развитие связано и с руководством, даже с бухгалтерией этого коллектива связано его развитие. Как под единым центром будут развиваться разные коллективы? Это же не Департамент культуры, под которым очень много разных организаций, но у него функции другие, у него нет оперативных функций, у него функции — руководящие. А театр — это оперативная организация.
К.Ц.: — Вы упомянули Департамент культуры, а как вам его новое руководство?
В.Т. — У нас оптимистический настрой, потому что сложнее, чем старое, найти будет сложно. Прежний руководитель занимался парками больше. Мы надеемся, что теперь и театрами будут заниматься. Новое руководство — за структурный подход, который подразумевает определенное планирование. Театры должны, по идее, в результате знать на перспективу свою жизнь. Пока мы ее не знаем, но, надеюсь, что будем.
К.Ц.: — А вы успели уже заметить какие-то изменения? Вот был Капков, пришел сейчас господин Кибовский…
В.Т.: — Пока еще мало времени прошло, но по нашему театру какие-то изменения есть в плане большего сопереживания и участия в его работе. Вопросы, на которые раньше вообще не обращали внимание, вдруг стали потихонечку решаться. Вообще считаю, что я как директор театра, должен обеспечить работу театра, правильно? А Департамент культуры, на мой взгляд, обеспечить работу театра в более крупном масштабе. То есть я решаю внутренние процессы, а Департамент культуры — внешние. Если в былые времена директор мог выйти на любой уровень и попробовать решить вопрос, то предыдущее руководство Департамента культуры считало, что выходить никуда не надо, надо замыкаться на нем, он уже будет выходить. Ну, мы замкнулись, Департамент никуда не выходил с нашими проблемами. Но сейчас вроде этот вопрос сдвинулся.
К.Ц.: — Совет директоров театров — что это за организация?
В.Т.: — Кибовский создал Совет директоров, который, предполагается, будет как бы давать свои рекомендации по каким-то вопросам театральной жизни, включая и кадровые. Думаю, структура будет такая, что все директора театров будут входить в Совет директоров и будет какой-то Президиум. Потому, что многие вопросы надо решать вместе со всеми директорами.
К.Ц.: — Я почему спросил про количество, потому, что в Москве, по-моему, 200 с лишним театров, а семь человек входит в Совет директоров. Понятно, что эти семь человек, какие они хорошие и бескорыстные ние были, все равно будут лоббировать интересы своих театров или нет?
В.Т.: — Ну, там же не будет таких вопросов, где мы можем что-то «откусить», взять и решить какой-то вопрос по своему театру. Я думаю, это будут общие вопросы.
К.Ц.: — Мы с вами встречались в ноябре 2014 года. За это время произошел ряд таких событий в театральном мире, о которых, как-то в предыдущее десятилетие не слишком было слышно. Ну, например, коллектив пишет жалобу на своего режиссера, на репертуар, еще какие-то были проблемы с «Тангейзером». Что вы думаете вообще об этом?
В.Т.: — Знаете, был период, когда писали письма с копиями президенту, в Следственный комитет, еще куда-то, они все возвращались в организацию. Эти письма не рассматривались, и был очень спокойный период, вы знаете, в этот момент что-то все успокоилось — потому что люди пишут, когда они понимают, что они могут какую-то бяку сделать руководителю. Когда они понимают, что куда бы они ни писали, они этого сделать не могут, письмами, то перестают просто писать. Сейчас такая создалась за последние годы обстановка, когда этим письмам уделяют большое внимание. И, конечно, безусловно, начали писать. При этом, если вопрос не решит Департамент культуры, напишут мэру, если не решит мэр — напишут президенту. То есть, будут идти как бы до конца. Но я не знаю, насколько это хорошо — потому что эти письма от работы отвлекают. И потом — не всегда, вот как раз в культуре не всегда мнение коллектива правильное. Все решает не коллектив, а режиссер, артисты, которые задействованы в спектаклях, а пишут, в основном, те, кто не задействован в спектакле. Поэтому я к этому отношусь отрицательно, но, кстати, у меня в театре не пишут жалоб. Знаете, когда люди знают, что все делается достаточно открыто, прозрачно и справедливо, то сам коллектив с «пишущими» решит вопрос. Поэтому я в этом плане оптимист, думаю, этих писем не будет. Что касается «Тангейзера», это очень сложный вопрос. Я думаю, что это спланированная, подготовленная акция. Директор упустил какой-то момент. Сегодня директор театра должен ситуацию контролировать, следить за тем, чтобы не выходило за какие-то общечеловеческие рамки. Вот у меня был такой случай. Мы выпускали спектакль «Женихи». Значит, там все действие — пьяный поп, вообще все выпившие. У меня возникли сомнения, поскольку в общем-то щекотливый вопрос. Я позвал на прогон из Московской патриархии достаточно большого чиновника, он посмотрел этот спектакль, сказал: «Никаких проблем нет, все нормально». Но на всякий случай, я перестраховался. Мне кажется, что какие-то шаги надо просто предупреждать и вносить какие-то коррективы, как бы там режиссеру ни хотелось… Ну, все равно, это же немножечко выпендривание, это же понятно. Сегодня время такое, когда, если ты сделаешь, как правильно, как надо, то это могут не заметить, а если ты сделаешь все поперек — то как раз это и сделает какой-то пиар. Я думаю, что это вот как раз из того случая. Просто перебрали немножечко.
К.Ц.: — А что сегодня формирует репертуарную политику театра?
В.Т.: — На мой взгляд, это две такие основополагающие вещи: творческий рост коллектива и интерес зрителя. Мы периодически проводим социологические опросы зрителей и примерно понимаем, что они хотят увидеть. Это во многом не идет в разрез с интересами творческого коллектива: потому, что они хотят увидеть интересную историю, хорошую игру артистов, услышать хорошую музыку, качественный спектакль. Мы тоже это хотим. Но для коллектива важен рост. Вот мы в свое время взяли несколько произведений — это «Парижская жизнь» и «Орфей в аду». «Парижская жизнь»: я как бы не был уверен, что зритель на него прям пойдет валом. Потому, что достаточно произведение непростое, на классику ходят на очень интересные названия. «Парижская жизнь» менее известна, но там огромное количество ансамблей, солистов. А нам важно было, чтобы солисты слышали друг друга, они научились, как надо петь в ансамбле. Мы добились этого, следующий шаг уже был «Орфей в аду» — очень сложное музыкальное произведение, но достаточно известное. Оно много ставится в оперных театрах, в опереттах — может пореже, но это был следующий шаг. Многие артисты на этих двух спектаклях качественно выросли. Мне кажется, это было правильно, несмотря на то, что могло идти вразрез со зрительскими интересами.
К.Ц.: — У вас во многих спектаклях занят Игорь Балалаев. Он — приглашенная «звезда»? Он не хочет как-то привязываться к какому-то театру?
В.Т.: — Почему? Он работает, он артист. Игорь Балалаев работал в Омском театре, номинировался на «Золотую маску» за спектакль «Белая акация», где играл очень удачно комическую роль. Потом появился в Москве, мы в это время выпускали «Нотр Дам де Пари» и он нам понравился. Он пел Фролло в «Нотр Дам де Пари», потом — в «Ромео и Джульетта»… Он везде проходил по кастингу. И он пел отца в «Ромео и Джульетте», тоже такая сложная и серьезная роль. После этого, когда мы проводили кастинг на «Монте Кристо», он тоже пришел на кастинг и уже мы его попробовали вообще в другом качестве: он поет Эдмона Дантеса, самого Монте Кристо. После этого он прошел кастинг и мы его взяли на роль в «Графе Орлове», потом даже попробовали на самого Орлова, он блестяще играет эту роль. Это артист, известный для нашего театра. Я много раз его приглашал в наш театр, но он работает постоянно в «Театре Юного Зрителя», где сейчас играет главную роль в «Леди Макбет нашего уезда» вместе с Боярской. Он штатный артист «Театра Юного Зрителя», он не хочет оттуда уходить, потому что ему нравится работать в драме, но в силу своего голоса, возможностей и всего остального, он сегодня звезда мюзиклов. Поэтому я его пригласил в «Джейн Эйр» на главную роль, потому что он очень вдумчивый артист.
К.Ц.: — 29 мая у вас будет четырехсотый спектакль «Граф Орлов». Что-то изменилось в спектакле за эти четыре сотни показов? Или вот как он вышел — так он и идет?
В.Т.: — Да нет, вы что. Я вообще премьеры не люблю. Потому что на премьере совершенно другая ситуация и никогда спектакль на премьере не бывает полностью как бы сформированный. Где-то на 10, на 15 спектакле начинается формирование. Многие зрители, которые приходят на премьеру, а потом смотрят через год спектакль, говорят, что это совсем другой спектакль. В любом спектакле, знаете, это еще от артиста зависит очень. Так как их достаточно много идет, то есть, кто медленно набирает и в какой-то момент доходит до какого-то пика творческого. А есть, кто его быстрее, может быть, набрал, а потом ему хочется поэкспериментировать, поискать. Не всегда эти поиски приводят к хорошему результату, но это живой организм, это нормально. Ну, конечно, сейчас это уже другие спектакли, они сбиты, они темпоритм набрали, они реализованы почти на 100% уже. На следующий год собираемся играть «Граф Орлов», поэтому еще 150 раз сыграем, где-то порядка этого, я думаю, еще как-то продлим его жизнь. Конечно, очень жалко, если бы у нас был какой-то филиал, то спектакли, которые уже нельзя, может быть, так часто показывать, но пять-шесть в месяц — они очень хорошо идут, собирают зрителей, мы бы показывали. Но у нас, к сожалению, это одна сцена, поэтому в каких-то вариантах мы так этот пазл собираем.
К.Ц.: — Что с гастролями сейчас у вас?
В.Т.: — Мы делаем сейчас выездной вариант «Монте Кристо». Мы его, с одной стороны, облегчили, с другой, судя по тому, как идет работа, может получиться, что он даже будет более эффектный, чем стационарный. Посмотрим, это тоже такая загадка еще. Но в любом случае, он будет легче по декорациям, людей будет меньше в нем занято. Мы планируем в январе поехать в Ригу и в Таллинн, а дальше, я думаю, будем с ним гастролировать. Гастролировать полностью, со всеми нашими спектаклями, вот в каком виде есть оперетта, есть мюзиклы, в том виде, в каком они идут, в нашем театре практически невозможно. Потеря финансов — это любые гастроли. Во-вторых, у нас сегодня спектакли настолько высокотехнологичны и по свету, и по звуку, количеству радиомикрофонов, костюмов, что нам создать такие условия очень сложно где-либо. Даже большие оперные театры не соответствуют: у нас другое направление, вся технология под другую игру немножечко заточена. Значит, это большие какие-то аренды аппаратуры, то есть, это такой сложный процесс, требующий больших денег, которых сегодня у тех, кто проводит гастроли, нет. Они как бы ограничиваются какими-то антрепризами спектакля, в которые даже наши артисты западные ездят, но к театру это никакого отношения не имеет.
К.Ц.: — Ну, получается, что гастроли — это, как бы, поехать — не собрать прибыль, а чисто имиджевые такие выезды?
В.Т.: — В нашем случае — абсолютно, потому, что они даже могут быть убыточные. Невозможно сегодня привезти около двухсот человек в какой-то город на неделю.
Часть 2
К.Ц.: — А театральные эксперименты сегодня, осовременивания, адаптация классических текстов, это вообще как? Потому что оперетта, она же такой как бы архаичный жанр?
В.Т.: — Нет, у нас есть тоже эксперименты, но мы так далеко не идем. Дело в том что у нас есть в любом произведении музыкальная драматургия, и в музыке все заложено, и очень сложно, если мы начнем переделывать кардинально, подгонять музыку под какие-то изменения в драматургии в текстах, то… Ну еще в текстах еще и можно, хотя мы стараемся этого не делать. Вообще это не правильно, и по отношению к авторам неправильно, даже если их сегодня уже нет в живых. Вот «Орфей в аду» у нас был абсолютно экспериментальный спектакль, он был в достаточной степени осовремененный, его приняли критики, зрители. Если бы этот спектакль появился в каком-нибудь оперном театре, я думаю, это было бы событие. Но, так как у нашего театра есть определенный жанр, есть определенные рамки. Спектакль был очень хороший, интересный, авангардный. Мы его сейчас не играем по очень простой причине, там были сложные декорации, приходилось их пять-шесть часов собирать и часа четыре разбирать. При том, что у нас нет вообще никаких помещений для репетиций, кроме сцены. Отдавать четыре дня в месяц сцену, на которой нельзя работать, невозможно. Мы его приостановили, думаем сейчас сделать полегче вариант какой-то.
К.Ц.: — Как вы ощущаете, что этот режиссер вам подходит, а этот — нет? Например, Алина Чевик?
В.Т.: — Алина Чевик давно работает в нашем театре. «Маугли» — ее первый спектакль получился очень удачным, он идет до сих пор. После этого, когда меня уговаривали пригласить англичан, французов или каких-то иностранцев на «Монте Кристо», я все-таки решил, что надо пробовать своих. Учитывая, что у нее получился «Маугли», то я предложил ей поставить «Монте Кристо» и с ней вместе, как балетмейстер, первая ее работа была в нашем театре, была Ирина Корнеева., Они в команде сделали спектакль, который стал событием. После этого — «Граф Орлов», который тоже событие, «Джейн Эйр», тоже стал событием, учитывая, что мы ставим всего два спектакля в год. Но, безусловно, они понимают, что и дальше будут ставить спектакли. У меня есть еще несколько режиссеров внутри театра — Таня Константинова «Бал в Савойе» поставила замечательный спектакль, — они тоже хотят работать. Мне с ними легко работать, и артистам с ними легко работать. Этот жанр требует определенного его понимания и знания наших артистов. Практика показывает, когда приходит режиссер со стороны, то нагрузка на весь коллектив, на все службы увеличивается в разы. Потому что так мы все друг друга понимаем. Есть команда, мне просто не хочется ее разрушать, пока она работает, пока она дает результат, зачем нам приглашать каких-то других режиссеров? Ради чего?
К.Ц.: — Вот тут еще такой вопрос возник: мюзиклы лицензионные и оригинальные. Вот это здоровая конкуренция? Это помогает/мешает?
В.Т.: — Любая конкуренция помогает. Но мы уже прошли период лицензионных спектаклей. Нам интересно ставить свои. Вот мы сделали «Монте Кристо», «Граф Орлов». Я бы в этот разряд поставил и «Джейн Эйр», но «Джейн Эйр» отличается тем, что он делался без кастинга, на артистах нашего театра, мы пригласили только Игоря Балалаева и Карину Овсепян. Но они просто уже как свои, во всех мюзиклах были заняты, я уже даже не разделяю, да и у нас и коллектив их не разделяет, уже все передружились. Следующий проект, который мы в следующем году будем ставить, — мюзикл «Анна Каренина», он придет на смену «Графу Орлову». И мы об этом уже объявили, и работа над этим идет. Мы сами свои цели ставим и сами их достигаем без помощи иностранных режиссеров.
К.Ц.: — Что можно сказать по итогам сезона вашего театра?
В.Т.: — У нас был очень сложный сезон, очень сложный. Я объясню. Даже два спектакля в год для нас — это достаточно много, потому что помимо того, что у нас нет репетиционных помещений, все происходит на сцене, практически сцена расписана по минутам. Это нам очень мешает, потому что надо какие-то технические работы делать, еще что-то, еще. Но мы в этом году решили, что нам надо. У нас много молодежи, взяли 8 ребят, которые сегодня активно работают в репертуаре. И у нас был такой спектакль «Фиалка Монмартра», его поставил Горбань Саша, он шел достаточно много лет. Потом я приостановил его, мы ждали, когда появится молодежь. Мы эту всю молодежь сейчас ввели в этот спектакль, капитальное возобновление сделали. Привели декорации в порядок, костюмы, поработали и прямо на «ура» выпустили. С большим интересом приняли: и критика хорошая, и зрителям понравилось, и артистам, у всех глаз горит. Это вот одно капитальное возобновление. Второе капитальное возобновление будет у нас в конце сентября, в начале октября — это «Летучая мышь». Там будет тоже много молодежи. И так как два капительных возобновления равны одному новому спектаклю, то нам пришлось еще один спектакль выпустить, и мы очень этому рады. Это мы взяли всю музыку все хиты Исаака Дунаевского из фильмов, из спектаклей, из оперетты, ото всюду, даже просто его песни, которые вся страна знает. Жанна Жердер написала либретто. То есть у нас в этом году вышли одна премьера и два капитальных возобновления.
К.Ц.: — Есть вопросы от наших читателей «Свободной прессы», некоторые даже, видите, осведомленные. Екатерина спрашивает: «Как идет работа над мюзиклом „Анна Каренина“?»
В.Т.: — Сейчас музыка пишется, в студии записывается либретто. Ким написал, на мой взгляд, замечательное либретто. Художник создает декорации. То есть работа идет полным ходом, к октябрю следующего года мы должны его выпустить. Но это очень сложная работа, очень серьезная, потому что это третий наш большой проект. А каждый последующий должен быть лучше, чем предыдущий. Это очень сложно сделать, учитывая качество предыдущих. В следующем году мы еще выпустим классическую оперетту «Баядера».
К.Ц.: — Вопрос от Светланы не совсем с театром связан, может быть, с кинематографом, но она интересуется вашим мнением: «Что вы думаете о модных сейчас ремейках? Для чего они нужны? И нужны ли вообще?»
В.Т.: — Кино — это вообще немножечко отдельный вид искусства. Ну, хочется каким-то творческим людям самовыразиться, показать, что они могут сделать лучше, но — редко получается. Новых мыслей нету, вот пытаются… .
К.Ц.: — Дмитрий Красовский написал: «Может, я и не выражу мнение большинства зрителей, но все-таки скажу. Мюзиклов сейчас очень много в Москве, а оперетты очень мало. Хотелось бы, чтобы Театр „Московская оперетта“ как можно больше соответствовал своему названию». Что можно ответить Дмитрию Красовскому? Не прав он?
В.Т.: — Я отвечаю за Театр оперетты. У нас есть абсолютный баланс оперетты и мюзиклов. Оперетт даже больше, чем мюзиклов: мы так планируем. При этом надо просто понимать, если мы будем играть четыре раза любой классический спектакль, то зрителей не соберем, при всей любви к оперетте, задавшего этот вопрос. Потому, что у нас один из самых больших залов в Москве. Поэтому у нас большой репертуар, много названий, мы их все укладываем в месяц и замечательно играем.
К.Ц.: — Вот еще Владимир Шабаев спрашивает: «На ваш взгляд, какова кризисная ситуация на сегодняшний день в театре России?»
В.Т.: — Я считаю, что как раз кризисной ситуации никакой нет, все театры работают, ищут, в поиске. Но просто в драме, я считаю, наоборот есть подъем определенный, много талантливых ребят, которые ставят достаточно интересные спектакли. В опере тоже есть интересные режиссеры. Сегодня просто, на мой взгляд, театр очень заадминистрирован, очень много законов вышло, по которым сложно работать. Если театр мог бы выпускать четыре спектакля в год, то сегодня еле два выпускает, потому что ныне потратить деньги сложнее, чем их заработать, к сожалению. Даже имея деньги, их очень сложно потратить. От принятия решения до результата проходит намного больше времени, чем это необходимо.
Полная версия на видео «Открытой студии».
Над программой работали: Константин Цивилев (ведущий), Майя Мамедова (продюсер), Елена Наумова (фото), Татьяна Парубаймех (бильд-редактор), Александр Фатеев (оператор, монтаж).
Примечание: Уважаемые читатели «Свободной прессы», приносим вам свои извинения за возможные технические неточности, с которыми вы могли столкнуться при прочтении данного материала.