Максим Осадчий: «У нас два кризиса — структурный и геополитический»

Василий Колташов: — В «Открытой студии» — наш гость Максим Осадчий, начальник Аналитического управления банка БКФ. Беседовать с ним буду я, Василий Колташов. А начать разговор хотелось бы с Китая, где с середины мая наметилось падение фондового рынка: обвал более, чем на 30%, что отрицательно отразилось на мировых ценах на нефть. Это взаимосвязанные вещи или случайное совпадение?

Максим Осадчий: — Частично — да. Потому, что экономика Китая, как известно, охлаждается: это один из основных потребителей нефти, соответственно, снижается спрос Китая на нефть, снижаются и мировые цены. Но, конечно, не только по этой причине. Еще можно указать, минимум, два фактора: долгоиграющий фактор, с которого началось мощное падение цен еще в середине прошлого года, «сланцевая революция» в Соединенных Штатах. Эти потоки сланцевой нефти затопили рынок: Америка потихоньку из импортера нефти превращаются в экспортера. Давление сланцевой нефти оказывает большое влияние на рынок. Второй аспект связан с иранской атомной сделкой. В ближайшее время на рынок могут хлынуть потоки иранской нефти: от одного до двух миллионов баррелей. Чтобы было понятно, например, все страны ОПЕК за день выдают 30 миллионов баррелей. Мы увидели, что нефть уже падала ниже 50 долларов за баррель. Правда, несколько скорректировали сейчас цены, и это ведет, естественно, к давлению на рубль. Он падает.

В.К.: — А как будет дальше себя вести рынок нефти? Ведь считается, что себестоимость барреля нефти, получаемой как раз при сланцевой добыче, должна быть где-то 45−48 долларов. Если цены на нефть уходят ниже, то это приводит к массовому закрытию добывающих предприятий в США, и тогда цены опять идут вверх. А цены уже очень близко к этому уровню. Какое развитие событий вы видите, действительно ли этот фактор себестоимости сланцевой нефти так важен сейчас?

М.О.: — Да, безусловно, это важнейший фактор. В конце 2014 года цены падали ниже 50 долларов, шло массовое закрытие буровых установок в Соединенных Штатах. Сейчас, кстати, обратный процесс — их число увеличивается, но он такой колебательный. Скажем так: эти буровые установки быстро разворачиваются, отсюда такой колебательный процесс в диапазоне 50−60 долларов. Это то, что нас ожидает.

В.К.: — Но ведь коридор колебаний цен на нефть последние полгода как раз и был в зоне от 50 до 65. Получается, мы остаемся пока в границах этого коридора, ниже 50 цены не уйдут, по-вашему?

М.О.: — Надеюсь, что технологический прогресс будет более милостив к России, не будет столь быстр. Надо понимать, этой сланцевой нефти, как грязи, она всюду. Так что, вся надежда на то, что не слишком быстр будет технологически прогресс, который просто снизит себестоимость добычи сланцевой нефти. Вот и все.

В.К.: — Прогнозы, которые делали чиновники, что цены должны быть 70 долларов за баррель, то есть, уйти вверх, потом выше, к 100. Эти прогнозы, по-вашему, имеют возможность реализоваться в этом, следующем году?

М.О.: — Судя по всему, маловероятно, хотя шанс есть. Ну, скажем так, если вдруг будут какие-то проблемы большие с Ираном. Если разрастется конфликт на Ближнем Востоке: там ситуация с «ИГИЛ» очень непонятна. Военные конфликты в районе Ормузского пролива оказывают большое влияние на рынок нефти. Такого рода события могут, конечно же, привести к росту цен, но, в принципе, вот эта тенденция — снижение цен из-за сланцевой революции является доминирующей. Все остальное — это какие-то локальные факторы.

В.К.: — Вы говорите, цены будут еще снижаться из-за технических решений при добыче сланцевой нефти, то есть, новых технологий. И это — один из главных факторов. Вы назвали и китайский фактор…

М.О.: — Более того, я скажу: в Москве уже появились машинки Тесла, они на электроэнергии: зарядил, поехал. Пока это, конечно, дорого, но, опять-таки, — прогресс.

В.К.: — Нам не так давно говорили, что рубль удалось отвязать от нефти. На сколько?

М.О.: — В принципе, да. Я, буквально перед эфиром, построил график зависимости курса рубля в долларах — это обратный курс. Это где-то 2 копейки за доллар, чуть-чуть меньше, 1,8, наверное, или 1,7… В зависимости от цены нефти. Если посмотреть на эту картинку в 2014 году, то это была просто прямая линия. Цена нефти являлась определяющим фактором к курсу рубля. То есть, по существу, можно было представить себе вот такую скляночку с нефтью. Сейчас же я посмотрел за период с 1 января по текущий момент: картинка резко изменилась. Она просто какое-то такое, грубо говоря, облачко, эта зависимость существенно ослабла, не до конца исчезла, но существенно ослабла, и это связано, в первую очередь, с политикой Центрального банка, который активнее стал выходить на рынок со своими интервенциями в различных формах. Потому, что весь 2014 год, особенно летом, Центральный банк фактически исповедовал принцип инфляционного таргетирования и отпустил рубль в свободное плавание. К чему это привело — мы видели и в середине декабря: он как топор поплыл, пошел ко дну. Мы сейчас на этом дне находимся. Стало понятно, что политика инфляционного таргетирования для России, скорее всего, не годится. Экспериментально проверили, что нехорошо в стране, где валюта очень сильно зависит от одного-единственного товара, в данном случае — от нефти, не контролировать ее Центральному банку: в результате получается мощная дестабилизация экономики. Вместо того, чтобы выходить с валютными интервенциями, например, продавать доллары, он, скажем так, более щадящую для международных резервов избрал политику: давать взаймы доллар. В последнее время он использовал еще один инструмент воздействия на доллар, точнее, воздействия на курс рубля. На доллар-то ему воздействовать никак нельзя, не те силы, а с помощью валютной интервенции ежедневно начал покупать по 200 млн. долларов. Вплоть до конца июля он покупал, покупал эти суммы, пока рубль опять не начал тонуть, как топор. Тогда решили, повременим: отказались от этой, так сказать, вредной в текущих условиях политики. Но эти действия привели к тому, что рубль существенно отвязался от нефти, зависимость эта в какой-то степени почти исчезла. Хотя есть еще же очень любопытная зависимость, так называемая «формула Немцова». Уж насколько он ее там изобрел, Бог его знает, уже и не спросишь, но некоторые утверждают, что во всяком случае, он ее популяризировал. Суть состоит в том, что цена нефти в рублях должна быть постоянно равна 3600. Но на самом деле это, конечно, немножко не так, сейчас это где-то, наверное, 3100. Все равно можно посмотреть, она довольно часто возвращается и даже оказывается выше этого уровня. Отчасти это связано с тем, что бюджет заинтересован, что поступления в бюджет от нефти, нефтяные акцизы были не менее определенного уровня, который соответствует этой «формуле Немцова».

В.К.: — Нам долго говорили, что рубль недооценен. Но есть и мнение, что он переоценен. А вы как считаете?

М.О.: — Исходя из того, что ему еще есть куда падать, то он достаточно сильно переоценен.

В.К.: — Как быть с тем, что рубль начал ослабевать. Если падение цен на нефть продолжится, каким будет дальнейшее движение рубля? Он тоже будет ослабевать или его будут держать?

М.О.: — А Центральный банк, скажем так, не то, что бы не держит, но, по крайней мере, не подталкивает его вниз, как он делал до конца июля. Он его, я бы не сказал, что намеренно, но толкал вниз своими ежедневными покупками валюты. Сейчас он это прекратил, что, естественно, способствовало бы, развороту тренда, но не получилось. Плюс китайский индекс, китайский рынок падает и понятно, что усиливается еще и отток капитала. То есть, помимо того, что экспортные доходы падают, значит, падает приток валюты от торговых операций. Плюс еще увеличивается отток капитала просто как бы стандартно.

В.К.: — А какой в этом году размер оттока капитала ожидать из России?

М.О.: — Думаю, если будет около 100 миллиардов, то это, наверное, здравая оценка.

В.К.: — А вот снижение ключевой ставки? Несмотря на ослабление курса рубля, Центробанк ключевую ставку не повысил. Как вы считаете, это правильное решение? Даже понизил ее на 0,5%.

М.О.: — Да, на 0,5% пункта понизил, но если честно, я бы не сказал, что это очень хорошо и позитивно. В связи с чем? В связи с тем, что инфляция растет, сейчас она еще больше вырастет из-за девальвации, понятно, цена импорта вырастет, плюс поднялись тарифы на ЖКХ. Все это, несомненно, окажет воздействие на рост инфляции и, в принципе, Центральный банк должен реагировать на рост инфляции не снижением, а, наоборот, повышением ключевой ставки.

У нас галопирующая инфляция, у нас июль — 15,8%. Галопирующая инфляция — это крайне неприятное явление, которое чревато коллапсом розничного банковского сектора. По одной простой причине, то есть, вот смотрите, очень простая модель: основной кредит, так сказать, розничный, для каких предназначен слоев населения? Для богатых, или бедных? Вот не обеспеченный потребительский кредит, как вы думаете? Для бедных, тех, кто живет чуть-чуть над уровнем бедности. А теперь, представьте, ваш доход, скажем, 15 000 рублей в месяц. У вас хватало на еду, еще немножечко, чтобы купить в кредит, не знаю, сотовый телефон. И тут вдруг резко растет цена продовольствия, и — все, и вас резко выносит, и вы уже оказались ниже этого уровня, вы оказались бедным. Вы знаете, сейчас идет резкий рост уровня бедности, людей, у которых доходы ниже прожиточного уровня, сейчас 23 миллиона. Инфляция ведет к резкому увеличению количества бедных, в том числе людей, которые не способны обслуживать свои текущие кредиты. Только за один квартал их число увеличилось на три миллиона человек. А банки-то сконцентрировали свои усилия как раз на этой аудитории. И что происходит? Массовые невозвраты, банки в убытках, лишаются лицензии. Этот процесс может продолжиться. Из-за инфляции банковский сектор находится под ударом.

В.К.: — А как бы вы предложили действовать?

М.О.: — У нас, как минимум, на самом деле не один кризис, а два больших: структурный и геополитический. Структурный кризис связан со структурными проблемами российской экономики: она у нас — целевая. Мы сидим, грубо говоря, на трубе. Это очень опасный тренд, особенно с учетом «сланцевой революции», иранской проблемы. Это тупиковый путь, но наш паровоз, бронепоезд стоит вот на этом пути. Собственно, наш кризис был связан отчасти с падением цены на нефть. То есть, наша экономика ключевым образом зависит от одной единственной перемены, от цены нефти: они упали вдвое, и, естественно, наша экономика всплыла вверх брюхом. Структурные проблемы привели к структурному кризису, это — первый момент. А второй, геополитический кризис, когда Россия из-за санкций превратилась в такую осажденную крепость. Собственно, вот вторая причина того печального состояния, о котором мы говорим: рецессия плюс высокая инфляция, а это как раз санкции.

В.К.: — Вы думаете, санкции играют очень большую роль, усиливают рецессию?

М.О.: — Структурные проблемы начали проявляться еще до этих санкций. У нас замедлялся достаточно интенсивно, еще до кризиса 2008−2009 года, рост ВВП. Сейчас уже речь идет о том, что в 2015 году ВВП будет минус 3 — 4 процента.

В.К.: — Если говорить о созидательной деятельности, то правительство недавно отчиталось: 60% антикризисного плана выполнены. Как вы считаете, какие у них результаты? Какой это вообще план, по-вашему?

М.О.: — Не знаю, во-первых, план был абсолютно дурацкий. Нормальный антикризисный план, это, как бы сказать… Правильное лечение лечит болезнь, а не симптомы. Ключевая проблема у нас, это плохие институты, каких-либо существенных институциональных реформ в антикризисной программе не предусмотрено.

В.К.: — Кстати, как вы оцениваете отзыв лицензий, который у нас постоянно происходит у банков? Хорошо это или плохо?

М.О.: — С отзывом лицензии, мне кажется, немного перебарщивают: надо немного понежнее с банковским сектором. Потому что, все-таки, он играет, ну, скажем так, очень важную роль — это основа финансовой структуры экономики. Надо ли в кризис производить, скажем так, массовую чистку банковского сектора? Нет. Кризис этим никак не остановишь, он не лучшее время для такого рода чисток.

В.К.: — Карина, наша читательница, цитирует вас: «Кризис — это болезнь экономики и политики, но при этом они приводят к исправлению этой системы». Какое оздоровление, какое исправление этой системы вы видите сегодня для России и как исправлять?

М.О.: — Кризис — это, по существу, инструмент отбора. Он уничтожает слабые неэффективные предприятия, институты. У нас этот инструмент не работает из-за нашей зависимости от сырья. Какой у нас основной вектор развития? Огосударствление экономики, мы прямо движемся не к социализму, а к какому-то корпоративному государству. Это более очевидно. Качественная экономика может быть, извините, не по северокорейскому образцу, а по южнокорейскому.

В.К.: — Как будут развиваться события в российской экономике?

М.О.: — Пока никакой позитивной динамики, никаких позитивных подвижек. Санкции в ближайшее время не будут сняты. Опять-таки, инфляция, рост рецессии.

В.К.: — Укрепление рубля в этом году было связано, как считается, с заходом большого количества капитала на рынок облигаций. Сейчас, вроде бы, на российском фондовом рынке — стабильность: нет ни обвалов, ни рывков вверх. Как будет здесь меняться ситуация, если рубль упадет вниз далее? Не случится ли тот самый обвал на фондовом рынке, наподобие того, как это было в 2008?

М.О.: — Нет. Я не думаю. Когда лежишь на дне, упасть сложно: можно только зарыться. Но это, по крайней мере, не будет таким обвальным процессом.

В.К.: — Чем это все закончится, правительство сможет предложить план вывода экономики?

М.О.: — Знаете, я думаю, что единственное на что может надеяться правительство, на то же, что произошло в 8-м и 9-м: ситуация сама по себе рассосется, нефть нас вывезет.

Полная версия на видео «Открытой студии».

Над программой работали: Василий Колташов (ведущий), Майя Мамедова (продюсер), Татьяна Парубаймех (бильд-редактор), Александр Фатеев (оператор).