Алексей Симоянов: «Соцзащита: курс на ликвидацию»

Василий Колташов: — Гость «Открытой студии» — Алексей Симоянов, эксперт Института глобализации и социальных движений. Алексей, о каком социальном кризисе можно говорить в России? У нас стабильность, идет нормальное развитие социальной системы, просто есть только маленькие эпизодические проблемы?

Алексей Симоянов: — Кризис в социальной сфере, безусловно, есть. Наступил он с началом экономической стагнации. В 2014 году рублевые доходы россиян упали на 8% - это очень значительный показатель. Особенно для роста в прошлые годы, Даже номинально, что очень важно. Всего за год количество граждан, живущих за чертой прожиточного минимума, увеличилось на три миллиона. Такого роста бедности в России не было с 90-х. И на самом деле это, конечно, вызов нашей системе социальной защиты. Как система соцзащиты должна работать? Например, в Германии специалисты социальной защиты выработали следующую формулу: без социальной политики, без норм перераспределения, уровень бедности в Германии был бы на уровне 30%. — это нормальный уровень бедности при рыночной экономике. С учетом программ перераспределения, с учетом пособий, материальной помощи и так далее, он уменьшается до 15%. А в России ситуация такая, что, даже получая социальную поддержку от государства, люди не могут выбраться из бедности. Эта социальная поддержка абсолютно не действенна. Причина, думаю, в двух моментах: первая — это крайне низкий объем самой социальной помощи. Вторая, что тоже очень важно — несистемность мер социальной политики. Вот опять же вернемся к опыту Европы. Социальная помощь — это не только пособие, не только деньги. Это, допустим, в Америке — продуктовые талоны, льготы на жилищно-коммунальные услуги, на проживание, услуги социальных работников и так далее. В России ситуация такая: возьмем меры социальной поддержки семьи. Есть пособие, заметьте, только детское: федеральное — 2,5 тысячи рублей на первого ребенка и 5 тысяч на второго и последующих детей. Только на ребенка, а не на мать. Есть еще единовременное — 13 тысяч, еще для постановки на учет в поликлинике — 500 руб. По идее тут должны следовать: молочное питание (первые полтора года после рождения), предоставление детского сада, улучшение жилищных условий, горячее школьное питание, льготная школьная форма — целый пакет мер. При этом федеральные пособия профинансированы хорошо, а молочное питание, детское питание, школьное питание — спущено в регионы, муниципалитеты, а там тотальное недофинансирование. Выпадает целый блок социальной поддержки. Если бы была система, весь пакет мер полностью покрывал прожиточный минимум, даже на том низком уровне, на котором установлен сейчас, тогда это была бы более действенная помощь.

В.К.: — Вы сказали про продуктовые талоны. Сейчас в России одна из самых горячих тем — это уничтожение санкционных продуктов. Как вы считаете, может, эти продукты стоило использовать по-другому?

А.С.: — Я в этом абсолютно убежден, и все об этом говорят. Можно было бы направить продукты на Донбасс, малообеспеченным слоям населения, выдавая натуральную помощь. Безусловно — это крайне цинично, в стране, где в результате инфляции сокращаются расходы на детское питание, на питание малообеспеченных групп граждан, публично, демонстративно уничтожать продукты. Само утверждение представителей власти, что «мы не можем распределить продукты питания», смехотворно. Есть механизмы, есть система социальной защиты, которая этим занимается…

В.К.: — Может быть, правительство исходит из того, что и так достаточно денег выделяется на социальную политику, чтобы еще какие-то продукты раздавать малоимущим?

А.С.: — Нет, расходы социальные у нас недофинансированы очень значительно. У нас принято считать, что социальная защита, социальные расходы — это статья номер один. Если посмотреть на бюджет — федеральный, региональный, кажется, что так оно и есть, действительно, здесь самые большие расходы. Но на что идут эти расходы? Допустим, в федеральном бюджете. В основном — это субсидии Пенсионному фонду. Это деньги, которые передаются Пенсионному фонду, который перераспределяет их среди населения. Но есть и другие статьи расходов. Есть демографическая политика, поддержка инвалидов, малоимущих категорий граждан. Вот эти статьи расходов как раз и недофинансируются. Я хотел бы еще на один вопрос акцентировать внимание: в конце 2014 года, когда кризис стал явным, то в пакете мер антикризисной поддержки была такая мера, как один триллион триста семьдесят пять миллиардов рублей выделить на докапитализацию банковской сферы. Этих денег хватило бы, чтобы полностью закрыть все проблемы по лекарственному обеспечению, по санаторно-курортному лечению, техническим средствам реабилитации. Можно было бы увеличить детские выплаты, увеличить выплаты инвалидам. Просто так получилось, что когда настал кризис, то самыми нуждающимися оказались банкирами. Не пенсионеры, не инвалиды, не многодетные семьи, а — банкиры. Туда были закачаны огромные бесконтрольные средства, что было признано Юрием Шуваловым на одном из заседаний в Государственной Думе.

В.К.: — Может быть, у нас еще недостаточно развита адресная помощь?

А.С.: — Начнем с методологии. Есть два подхода к социальной защите населения. Есть модель универсальных социальных гарантий, где помощь предоставляется по категориям. Есть категория пенсионеров: человек достиг возраста определенного, ему идут пенсия, другие меры социальной поддержки. Есть категория инвалидов, если есть медицинское заключение, что человек — инвалид, ему оказывается социальная помощь и так далее. Есть вторая модель адресной социальной помощи, при которой человек должен доказать, что он нуждается, и тогда ему государство оказывает различные меры социальной поддержки. В теории, конечно, модель адресной социальной поддержки популярна, очень такой правильной кажется: человеку нужно — ему и надо оказывать социальную помощь. Не нужно — не надо оказывать. Я знаю, что эта теория пользуется определенной поддержкой в обществе. На самом деле, это мое твердое убеждение, что именно модель универсальной социальной поддержки, которая действует в основном в западных странах, она гораздо более эффективна и должна быть приоритетной. У нас реальный механизм адресной социальной помощи сейчас проталкивается Ольгой Голодец, вице-премьером по социальным вопросам и Максимом Топилиным, министром труда и социальной защиты. Пока это выглядит как декоративная некоторая приверженность этим принципам. Принят 258 Федеральный закон, еще в 2013 году, где вводилось понятие социального контракта. Это и есть выражение каких-то сентенций социальной помощи: человек обращается в социальную службу, ему предлагают заключить контракт в социальной службе, ему предоставляется социальная поддержка, в ответ на это он обещает найти работу, что-то купить, допустим, холодильник, если у него его нет. То есть, чтобы был целевой характер расходов, но в реале это не заработало. Столкнулись с тем, что у нас уже есть набор социальных обязательств, те же самые пособия — их нельзя сокращать. И мы должны добавить новый блок социальной поддержки, который тоже надо финансировать, а он на сегодняшний день не профинансирован. Поэтому все усилия, которые предпринимались в течение последних трех лет в социальной политике, провалились. Хотя, заметьте, из риторики это не исчезло. На июльском совещании Общественной палаты, где присутствовал Максим Топилин, снова изучали требования ввести адресность, допустим, детских пособий. Сегодня они выделяются по широким критериям: у человека родился ребенок, он получает детское пособие. Есть предложение: «давайте посмотрим, может, он слишком богатый»?

В.К.: — Он должен быть бедным?

А.С.: — Достаточно бедным. Смотрите, мы говорим: адресная социальная помощь. Есть общепринятый критерий: это прожиточный минимум и уровень бедности. Как он считается в нашей стране и как он считается за рубежом? В нашей стране (он принят еще в 92-ом году) — это некая минимальная сумма товаров и услуг, необходимая человеку для выживания. То есть продуктовая корзина, где зашифровано 2500 килокалорий, — это норма, чтобы съесть и не умереть с голоду. Набор других услуг (проезд, жилищно-коммунальные) принимался в 92 году, когда были бюджетными, бесплатными системы здравоохранения, образования. То, как они индексировались — отдельный вопрос. В прожиточном минимуме не зафиксирована статья «улучшение жилищных условий». Смотрите, у нас исходят из того, что есть программа лекарственного обеспечения, но извините, есть очереди на льготные лекарства, их не так легко получить, а с точки зрения прожиточного минимума они выдаются, этой статьи расходов здесь нет. Улучшение жилищных условий — то же самое. Мы исходим из того, что есть некая государственная политика в области обеспечения жильем, которая не работает. Жилищный рынок схлопывается, рынок социального жилья схлопывается еще быстрее: возможность в обозримом будущем обеспечить жильем иллюзорна. Работу социального блока в правительстве я бы свел к следующему: это сохранение некоего статус-кво: то есть система, которую они наследовали от прежних руководителей, от Зурабова, Голиковой, должна быть сохранена, и идеальный вариант, если бы она стала еще дешевле и — более эффективной.

В.К.: — Политика сокращения расходов?

А.С.: — Это хитрая политика сокращения расходов: заметьте, ни одно пособие, ни пенсия не сокращаются. Тут действует механизм инфляции. Пособия и пенсии сокращаются, если их не повышать, мы это прекрасно понимаем. Задача, на самом деле, скорее, сохранение стабильной ситуации. То есть пособия должны выдаваться небольшие, но в срок, без задержек. Какая-то модель адресной помощи должна оказываться, но люди должны получать определенный минимум. Не должно быть ситуации 90-ых. Ситуация кризиса не должна быть, по крайней мере, видимой. Но при этом система должна работать так, чтобы бюджетные расходы сокращались, оптимизировались, как это сейчас модно говорить.

В.К.: — А что у нас делается в системе здравоохранения? Закрывают тысячи поликлиник, больниц по всей стране. На официальном языке это называется оптимизацией.

А.С.: — Да, оптимизация. Ее можно смело заменить — ликвидация. Мы видим массовое сокращение медицинских учреждений, врачей, сокращение расходов на здравоохранение. Это — ликвидация системы. Идеологические утверждения, что врачи многого хотят, система работает неэффективно и должна быть ликвидирована, не нашла поддержки в массах.

В.К.: — Какая, на ваш взгляд, социальная политика нужна в России?

А.С.: — Мы должны исходить из прогрессивного опыта развитых стран. Западной Европы, Канады, Скандинавии. Там модель социальной политики выстроена приблизительно по следующей системе: есть социальное обеспечение, пенсии, пособия. Эта модель централизована и она универсальная для всех. Все граждане страны имеют право на набор определенных социальных гарантий. И есть система адресной социальной помощи, которая спущена в муниципалитеты. В России социальная поддержка распределена на три уровня власти: федеральный, региональный и на муниципалитеты. Что мы имеем в бюджетном плане? Муниципалитеты у нас в основном дотационные, самостоятельную социальную политику проводить не могут. То есть там есть какие-то свои функции, но они, скорей всего, не выполняются либо выполняются с очень большим трудом. В регионах ситуация ухудшается, регионы с трудом тащат расходы, которые на них спускались в течение пятнадцати лет. Региональная часть социальной политики выполняется, но она сокращается. Есть отдельный набор мероприятий, где каждый по своей компетенции пытается проводить. Нет именно системы, которая есть, допустим, в тех же скандинавских странах, где пакет мер социальной поддержки для каждой категории граждан высчитывается: что дает муниципалитет, федеральное правительство. В России, к сожалению, этого нет.

В.К.: — А может, у нас решается задача демонтажа социальной системы? В Конституции написано, что Россия — социальное государство, может, мы им должны перестать быть в какое-то время, как вы полагаете?

А.С.: — Так как Конституция, принятая в очень тяжелых политических условиях 1993 года, в момент тотального раскола общества, была моментом некоего социального консенсуса, я убежден, что 38 статья — Россия социальное государство и 39 - о праве на социальное обеспечение, были неким склеивающим моментом. С ним соглашались и коммунисты, и либералы, и националисты. Если мы эти моменты попытаемся убрать из Конституции, думаю, консенсусу придет конец. У нас путают социальную поддержку и благотворительность. Это разные вещи. Социальное право — это такое же право людей голосовать, ходить на митинги, это право на жизнь, если у человека нет права на социальную помощь, тогда другие права теряют смысл. Социальные права и социальные гарантии абсолютно неприкосновенны, я в этом убежден.

В.К.: — Сейчас очень многих волнует пенсионная реформа. Что происходит, чего людям ожидать, они пенсию получат, в конце концов?

А.С.: — Есть две модели пенсионного обеспечения. Есть социальная модель — когда те, кто сегодня работает, платит отчисления, которые идут тем, кто работать не может по старости, по состоянию здоровья. И есть коммерческая, или накопительная система, когда человек, работая в течение всей жизни, откладывает некоторую сумму на свою старость. Если мы посмотрим на европейский опыт, то эти две модели дополняют друг друга. Есть солидарная система, которая обеспечит минимальный уровень жизни всех пенсионеров, и есть накопительная, на старость, в течение того периода, когда он работает. Выходя на пенсию, человек получает, условно говоря, с двух рук социальную поддержку. При этом очень важный момент: накопительная система социальной поддержки — это своего рода лотерея. Экономика не стабильна, сегодня сбережения есть, завтра их нет. Солидарная модель обеспечивает стабильность. Человек не окажется в нищете к старости. В 2012 году, когда проводилась наша пенсионная реформа, идея была именно в том, чтобы ввести этот накопительный элемент, сделать его чуть ли недовлеющим. Я помню замечательные слова Е. Гонтмахера, который говорил, что нужно уйти от собеса, советская модель социального обеспечения, где все получают примерно одинаковую социальную поддержку, никуда не годится. Надо, чтобы пенсия соответствовала социальному статусу работника. Если ты был простым токарем — у тебя пенсия небольшая, если ты был директором завода, у тебя пенсия большая. Вводились эти элементы, но не учитывались коренные противоречия. В рыночной экономике, где есть инфляция, а в России она еще и растет периодами, отложить сто рублей на старость, чтобы они остались ста рублями — невозможно. Эти деньги нужно как-то инвестировать. Была выбрана модель: эти деньги нужно отдавать банкам, в различные фонды, которые эти деньги должны прокручивать в экономике, обеспечивать их рост. У нас какой рост был в экономике, на протяжении последних 15 лет? Роста нет, возможно мы скатимся в спад. Обеспечить рост накопительной составляющей в принципе невозможно. Уже в 2002 году было заложено системное противоречие. Была идея, мы сейчас немного переждем, потом будет получена накопительная система. Этого не случилось: кризис 2008 года, сейчас тоже кризис. Мы сталкиваемся с тем, что поддерживать солидарную систему уже сегодня невозможно. И соответственно мы ломаем тот механизм, который был создан в 2002 году, чтобы обеспечить текущие обязательства. Сейчас возвращаемся к другой системе, при этом старая не отменяется. Никто не сказал: да, мы ошиблись, накопительная система не может работать. Что можно было бы сделать? Можно было бы просчитать количество лет, которые необходимы рабочему, чтобы получать пенсию на уровне прожиточного минимума. Чтобы человек знал, если я проработал определенное количество времени, я получаю столько, если больше, то два раза по столько, три и так далее, и могу приблизительно рассчитывать, сколько я буду получать. Была создана балльная система, по которой пенсионер не может понять, сколько он будет получать. Это было сделано во многом специально, чтобы в будущем была возможность маневра. Рассчитывал одну пенсию, получил меньше. У нас же по сути пенсионеры узнают, какая у них будет пенсия, в момент ее получения. Вот ее рассчитывают, дают — все, до этого ничего не ясно.

В.К.: — Большинство граждан не верят, что они будут получать пенсию, по крайней мере, молодые граждане.

А.С.: — Неверие во многом обосновано. Вот смотрите, мы в 2002 году провели тотальную пенсионную реформу. Потом ее меняли масштабно три раза — в 2008, 2005, 2012. Много раз ее дорабатывали. Вводили эту балльную систему, увеличили трудовой стаж для начисления страховой пенсии. Правила игры меняются постоянно. Они переигрываются, накопительная система вводится, потом оттуда изымаются деньги и так далее. Это не может способствовать доверию к системе. Сложная система и система, которой не доверяют, это две основные проблемы.

В.К.: — Сейчас ликвидированы льготные права на проезд в транспорте в Москве для пенсионеров Подмосковья…

А.С.: — Сначала маленькое уточнение: это касается только региональных льготников. Региональные льготники — это около полумиллиона ветеранов труда, 30−35 тысяч ветеранов военной службы, 700 тысяч пенсионеров. Совокупно - 1300 млн. человек. Огромный слой общества. Почему это было сделано? Однозначного ответа быть не может. На самом деле это была крайне важной мерой социальной поддержки. На мой взгляд, отмена льгот — непродуманное решение и оно должно быть отменено.

В.К.: — А что происходит с ценами на лекарства, насколько они доступны льготным категориям граждан?

А.С.: — Цены на лекарства растут, хотя, конечно, это регулируемый рынок. Определенные меры принимаются в данной области. На мой взгляд, сегодня самая сложная ситуация социального обеспечения в НСУ (набор социальных услуг), куда входит лекарственное обеспечение. Есть федеральные льготники, для них финансирование обеспечивается практически на 100%. Есть региональные — здесь финансирование провисает. Так как это все общий котел, то соответственно провисает и общее обеспечение. Дефицит около ста миллиарда рублей — огромная величина.

В.К.: — Какое влияние на социальную систему окажут санкции?

А.С.: — Россиян, проживающих за чертой прожиточного минимума, будет еще больше. Сейчас за чертой бедности проживает 23 миллиона человек. Их станет больше, к сожалению. Надо понимать: прожиточный минимум — это состояние абсолютной нищеты. У нас бедность считается по минимальной потребительской корзине.

В.К.: — Вы говорили, что 70−80% населения у нас бедные, а сколько же тогда средний класс составляет?

А.С.: — Если исходить из критериев потребления, думаю, даже в лучшие периоды нашей истории, скажем, во второй половине 2000-х — это было 25−30% населения страны. Тяжелая макроэкономическая ситуация приводит к тому, что количество все уменьшается, не потому, что сокращается доля социальных расходов: средний класс не потребляет много социалки, а сокращается из-за уменьшения заработной платы. Какая ситуация в России? У нас ни в промышленности, ни в транспорте, нет массовых сокращений, чтобы предприятия закрывались и все массово выходили на улицу. Но при этом вводится сокращенная рабочая неделя. Вводится неоплата сверхурочных. Людей заставляют больше работать, но при этом меньше платят. Реальные доходы от трудовой деятельности сокращаются. Именно этот механизм приводит к сокращению среднего класса. Чтобы остаться в среднем классе, надо либо больше работать, либо работать столько же, но меньше получать. Такая вилка получается, попадая в нее, люди не могут поддержать прежний уровень потребления.

В.К.: — А может быть дело в несправедливой системе распределения? Топ-менеджеры госкомпании «Роснефть» заработали за полгода 394,9 миллиона рублей. При этом они в 2015 году получили 2 миллиарда рублей в качестве премий. И это в условиях низких цен на нефть, когда рентабельность компании находится на грани. Как вы считаете, как нам надо менять систему налогообложения, чтобы не было таких диспропорций и хватало на финансирование социальной сферы?

А.С.: — Самое парадоксальное в этих цифрах то, что речь идет о государственных компаниях. Безусловно, необходима санация нашего государственного сектора, при которой осуществлялась бы привязка доходов топ-менеджмента к эффективности показателей, необходима их сменяемость, если не достигнуты намеченные показатели. Я абсолютно убежден, что для создания эффективной модели социального обеспечения необходим рост налогов через введение механизма прогрессивного налога, больше налогов на прибыль, на доходы. И вообще — отмена налогов для наиболее незащищенных слоев населения. Санация государственного сектора, прогрессивная шкала налогообложения — эта та база, которая могла бы улучшить меры социальной поддержки, увеличить финансирование. Доходы граждан не могут быть меньше прожиточного минимума. Но прежде чем взяться за изменение социального налогообложения, нужно вывести из тени огромное количество населения, которое работает в «сером секторе» и не платит налогов.

В.К.: — Пенсия им, кстати, грозит?

А.С.: — Грозит, но на минимальном уровне, на уровне прожиточного минимума. Скорее всего, это будет социальная пенсия и региональные доплаты. Ольга Голодец в 2012 году сказала, что «мы не знаем, чем занимается 40 миллионов россиян.» Это достаточно шокирующее было заявление, и оно звучит угрожающе: 40 миллионов — это чуть не половина работающего населения. Нужен стимул, чтобы люди выходили из тени. Не от хорошей жизни работают «в серую», надо это понимать. Правительство рисует безработицу на уровне 6−8%, и при этом говорит, 40 миллионов неизвестно, чем занимаются. А если мы узнаем, чем они занимаются, не будет ли у нас безработица раза в два-три выше?

В.К.: — Вопрос, волнующий миллионы семей, которые снимают квартиры и не имеют собственного жилья. Вы сказали о пособиях на детей, а есть еще материнский капитал. Могут ли эти люди получить и пособие на ребенка, и материнский капитал на покупку жилья в Подмосковье? Или сначала надо купить жилье, чтобы потом получать пособие на расширение?

А.С.: — Вы затронули очень болезненную проблему, которая заключается в том, что она носит земельный характер. Если хочешь получать социальную поддержку в регионе, ты должен быть там зарегистрирован. И очень часто, приезжая в другой регион в поисках работы, или как-то улучшить свои жилищные условия методом найма, люди приходят в органы соцзащиты, где им говорят, «Вы там-то прописаны, там ваши социальные гарантии и действуют. А здесь вас нет, даже на каком-то минимальном уровне вы ничего получить не можете. Это то же, что мы говорили по поводу набора минимальных гарантий. Даже детские пособия, родился ребенок, нужны деньги, чтобы его содержать. Нет, езжай в регион, там оформите, может, мы потом как-то договоримся. Безусловно, одна из тем которая необходима, это регулирование законодательства в плане того, что минимальный размер социальных гарантий должен быть всеобщим. Нужна система, которая позволяла бы, несмотря на то, в каком регионе ты обращаешься за поддержкой, ты ее получал. Да, регион, может, для некоторых категорий граждан вводит свои льготы, но базис должен быть всеобщий, независимо от региона проживания.

В.К.: — Как будет выглядеть наша социальная система через год-два?

А.С.: — Сказать сложно, потому что меры социальной поддержки меняются. Даже траекторию сложно вычислить, как мы уже говорили по той же пенсионной системе. Очень много зависит от экономической ситуации и воли нашего политического центра. Пока что есть негласная директива (а где-то и гласная): социальный уровень населения не нарушать. Исходя из этого, пока блокируются попытки, допустим, увеличения пенсионного возраста, сокращения пособий и так далее. Если пойти по негативному сценарию, то есть ухудшению экономической ситуации, и будет политическое решение урезать социальные расходы, все будет идти по линии усложнения получения социальной поддержки. Возможно, дойдут до модели выдачи адресных детских пособий. С пенсионной реформой, не знаю как, дрогнет ли рука повысить пенсионный возраст — это все-таки вопрос политический, принципиальный. Безусловно, если это будет сделано, будет большая ошибка. Потому что социальная система не готова, чтобы переварить повышение пенсионного возраста.

В.К.: — Алексей, а как выдумаете, как будет реагировать население, если все будет развиваться по такому сценарию?

А.С.: — К сожалению, как показывает практика, терпение нашего населения — самый большой ресурс, который есть у власти. Насколько он и дальше будет в руках у власти, я предсказать не берусь.

Полная версия на видео «Открытой студии».

Над программой работали: Василий Колташов (ведущий), Майя Мамедова (продюсер), Татьяна Парубаймех (бильд-редактор), Александр Фатеев (оператор).