Свободная Пресса в Телеграм Свободная Пресса Вконтакте Свободная Пресса в Одноклассниках Свободная Пресса на Youtube
Открытая студия
11 февраля 2016 16:41

Андрей Норкин: «За армейскими байками ждите театральные»

Старые письма как хороший повод вспомнить прошлое

2975

Известный журналист Андрей Норкин о своей книге «Армейские байки», изменившемся жизнеполагании, идеологических разрывах, о том, почему американцы кормили Ельцина шпинатом и желании написать «Театральные байки».

Аббас Джума: Гость «Открытой студии» — журналист Андрей Норкин.

Андрей Владимирович, скоро читатели смогут познакомиться с вашей книгой «Армейские байки». Почему армия, почему вспоминаете именно об этом периоде жизни?

Андрей Норкин: Наверное, потому, что это было проще всего сделать. Потому что моя жена мне все время говорила: «Давай, напиши что-нибудь». Я говорил: «А что? Я же не умею придумывать». Она говорила: «Не придумывай». У нее родилась мысль об армии, потому что я действительно люблю вспоминать, рассказывать об армейской службе. Мама моя покойная сохранила мои письма, которые я тогда писал. Я сел их перечитывать, и у меня появилось понимание, как я могу эту книгу написать. Она получилась немножко странной, потому что рассказанное похоже на что угодно, но не на армию, там очень много абсурдных вещей, много смешных, нелепых, а есть и страшные, трагичные.

А.Д.: Это армия, какой она была, или ваше представление о ней?

А.Н.: Там нет ничего придуманного. Единственное исключение — я заменил некоторые фамилии, потому что рассказываю о вещах, которые могут вызывать разную реакцию, за исключением каких-то исторических персонажей. Ну как я буду менять фамилию генерала Родионова, который был командующим округом? А вот ребятам, которые со мной служили, офицерам, фамилии немножечко заменил. Но все, что происходило с героями этой книги — чистая правда, там нет ни одного выдуманного факта.

А.Д.: Ваш рассказ начинается со следующих слов: «Когда я писал эту книгу, конечно, и представить не мог, насколько изменятся наши Вооруженные силы». Так насколько они изменились и в какую сторону?

А.Н.: Они изменились просто самым радикальным образом. Потому что, когда я служил, это 86−88 годы, мы занимались всем, чем угодно, кроме боевой подготовки. За все годы службы мне довелось стрелять из автомата два раза. Это был уже закат советской эпохи, страна доживала последние годы, и какие-то вещи, которые стали предвестниками развала Советского Союза, они в книге отражены. Конечно, представить, что через 30 лет Вооруженные силы РФ будут, мягко говоря, вызывать уважение у наших западных «друзей», когда появятся «вежливые люди», совершенно другая форма, вооружение, было невозможно. Понимаете, мы привыкли за эти годы к тому, что армию у нас убили, как убили очень многое из того, что было в Советском Союзе: образование, медицину и т. д. И то, что мы видим сейчас в нашей армии, то, как она действует, выглядит, конечно, не мог представить. В авторском вступлении к книге я написал, что это такой скачок, которому не радоваться не могу.

А.Д.: «Вежливые люди» — это кто, по-вашему? Многие относятся к ним скептически.

А.Н.: Нет, у меня никакого тут скептицизма. Это очень точное выражение, правильно, хорошо демонстрирующее суть того явления, которое мы сейчас называем Российской армией. Сейчас «вежливые люди» — это уже марка. Если это никого не трогает, то и нет ответного движения, не принимается это тогда людьми. А здесь ровно обратный результат. Крым во многом заслуга этих людей. Президент Путин в фильме Андрея Кондрашова «Крым. Путь на Родину» об этом и говорил. Произошло то, чего мы, наверное, не ждали.

А.Д.: Вы сказали про медицину, образование. А вот в этом направлении все также хорошо?

А.Н.: Не могу ответить на этот вопрос. Понимаете, возникла необходимость перейти от разговоров о нужности реформ к конкретной работе. Можно по-разному относиться к господину Сердюкову. Ну, вы знаете, есть две диаметрально противоположные версии: Сердюков все развалил, а Шойгу все восстановил. Вторая версия, что Сердюков на самом деле выполнил всю «грязную работу», навел какой-то порядок, заложил основу реформам, которые развивает Шойгу. Это не принципиально сейчас. Что касается медицины и образования — мы пока еще говорим о том, что нужно что-то делать, но пока еще ничего не меняем. Пока мы на той же стадии разговоров. Что должно произойти, чтобы разговоры прекратились, и начались дела — я сказать пока не могу.

А.Д.: Хорошо, давайте вернемся к вашей книге. Вы пишете: «Русские не слишком защищали своих, в отличие от кавказцев и представителей Средней Азии. Те всегда держались сплоченными группами и при необходимости вставали за земляков горой, а вот братья-славяне запрягали очень долго и весьма выборочно». Т.е. национальный вопрос стоял очень остро?

А.Н.: Смотрите, когда я шел служить, меня пугали дедовщиной. Тот фрагмент, который процитировали, относится к моей службе в учебке. Что такое учебка, если кто-то не знает, напомню: это шестимесячное обучение будущих сержантов, они получают военную специальность и учатся быть младшим командным составом. А потом их отправляют уже в части, где они работают с призывниками. В учебке, как такового, не было понятия дедовщины, потому что там существовал институт молодых сержантов и призывников. Когда мы попадали в войска, там стиралась эта грань.

К 86−87 годам тление национальных конфликтов, которое стало переходить уже в активную фазу, стало затрагивать армию. Поэтому стали складываться такие этнические группы. Это был некий страх. Люди попадали в незнакомые условия, впервые сталкивались, даже не с агрессией, а с таким проявлением коллективизма на национальном уровне. Случилось так, что меня поколотили, несильно, всего один раз, под самую демобилизацию.

А.Д.: Сейчас ситуация изменилась? Не только в армии, а вообще по стране?

А.Н.: Для этого мне нужно более подробно окунуться в эту тему. Мне кажется, что сейчас стало лучше. Объясню на очень простом примере. Он связан напрямую не с армией, а с Северным Кавказом. Недавно Захар Прилепин, обращаясь к оппонентам, написал: «Что вы все кричите, Рамзан, Рамзан! А знаете ли вы, сколько русских за последние годы вернулись в Чечню, в Грозный? Не просто вернулись, а начали работать врачами, учителями». Причем, как пишет Захар Прилепин, Рамзан Кадыров каждому из русских дает номер своего мобильного телефона, объявляет своим личным гостем, какое-то время курирует, поддерживает этих людей, чтобы они обустроились. Это говорит об изменении ситуации. Другое дело, конечно, некоторым молодым людям из северокавказских республик нужно немножечко мозги-то вправить. Потому что, если мы будем разбираться, то оказывается, что все эти истории с перекрытием движения на улице, чтобы потанцевать лезгинку или пострелять в воздух — это даже на Северном Кавказе никто особо не поддерживает. Потому что есть общие правила человеческого поведения: про них забывать не надо.

А.Д.: А за счет чего меняются взаимоотношения? Есть общий враг в лице Запада?

А.Н.: Я не думаю, что здесь дело в общем враге: есть подспудные изменения в идеологии. Мы все время спорим и говорим, что у нас нет идеологии, нужна ли она или не нужна. Мое глубокое убеждение и, кстати, мои претензии к сфере образования основаны на том, что после 90-х, когда раскрылся весь этот «блистательный» мир для нас, то изменилось жизненное целеполагание. Целью жизни стало материальное обеспечение, материальный успех.

А.Д.: Американская мечта.

А.Н.: Абсолютно. Это же нормально, насколько я понимаю. Збигнев Бжезинский говорил, что Советский Союз был повержен именно жевательной резинкой, джинсами и солнцезащитными очками. Меня воспитывали в другое время. Совок это, не совок, но мне кажется, что тогда было правильнее, понимаете. И тот период, который мы прошли с 90−91 годов, у нас сейчас пошел в обратный процесс. Люди стали понимать, что шмотки, гаджеты — не самое главное в жизни. Это не цель, ради которой мы живем. А внешняя какая-то угроза, которая на нас сейчас сваливается — это вторая часть. Может быть, перемены в сознании, переоценка вещей как-то связаны с кризисом, с санкциями…

Перемены эти — очистительные. Не катарсис совсем душевный, но определенная чистка, сбрасывание, отшелушивание отмершей субстанции, которая на нас наросла за 90-годы и начало 2000-х, что только важен только материальный достаток. Не важно, мол, каким образом ты этого материального успеха достигаешь.

А.Д.: Вы патриот? Что вы вкладываете в понятие патриотизма?

А.Н.: Я считаю себя патриотом, но дать объяснение ему не могу. Как раз на эту тему у меня была программа, и я попытался моих гостей вывести на то, чтобы они сами мне это объяснили. Парадокс в том, что патриотами считают себя все. И слово патриот так же, как и либерал сейчас коннотационно извращено. Если человек любит свою страну, хочет в ней жить, работать, приносить ей пользу — он патриот. Где затык происходит в этой дискуссии? Я много лет работал с так называемыми либеральными журналистами, политиками и общественными деятелями. Поэтому знаю, о чем говорю. У меня произошел много лет назад идеологический разрыв, когда я понял, что не могу работать с ними. Потому что они врут, не думают о стране, о какой-то общей пользе. Они думают только о своем кармане. Причем идут на любые шаги, чтобы этот карман набить. Критика нашей страны, где огромное количество недостатков, на мой взгляд, должна заключаться в том, что, во-первых, вы сами должны предлагать какое-то альтернативное решение. Какой лозунг у антипатриотов, либералов? «Путин, уходи!». Ну, хорошо, Путин уйдет рано или поздно, дальше что? У вас есть какие-то предложения? Нет. Т.е. у них нет собственного видения и желания что-то изменить.

Второй момент — нельзя говорить о том, что в стране исключительно ужас и кошмар, этого я тоже не понимаю. У меня такое впечатление складывается, что мы в разных странах живем. У меня есть ряд претензий к тем, кто называет себя либералами. То, что они делают, это не является патриотизмом. Плюс еще, конечно, сами их заявления о том, что от патриотизма тошнит и т. д.

А. Д.: Я к чему про патриотизм начал говорить. Недавно Владимир Путин заявил, что у России не может быть никакой другой объединяющей идеи, кроме патриотизма. Если вернуться к «Армейским байкам», к вашей книге, то она соответствует той идее, о которой говорил Путин?

А.Н.: Наверное, напрямую нет такой связи, такой корреляции, потому что в тот период о стране никто особенно не думал. И мы, и я в том числе, больше думали о себе.

А.Д.: Вы сказали, что идея — это ключевой момент, который нужен нашей стране. А как же православие? Это может быть скрепой, об этом все говорят?

А.Н.: Может, конечно. Понимаете, мы как раз недавно обсуждали эту тему. И те, кто возражал, говорили, что Путин вообще не имеет право говорить такие вещи, потому что он, якобы, навязывает свою точку зрения. Я говорю, что же, получается: человек занимает пост президента страны, но мы лишаем его возможности высказывать свою точку зрения? Я думаю, поэтому он и не говорил про православие, что есть разные конфессии, огромное количество людей в нашей стране, у них разные представления о жизни и вере.

Для меня атеисты — это те же самые верующие, просто они не верят. Это как в том анекдоте: «Господи, к тебе атеисты пришли» — «Скажи им, что меня нет». Я не вижу ничего плохого, если в том же самом Татарстане большую активность будут проявлять мусульманские священники. У нас единственная есть некая цель, о чем мы и говорим, с чем мы сейчас боремся в Сирии, с чем пытаемся вообще бороться. Потому что эти люди, и мы знаем это прекрасно, они не имеют никакого отношения к исламу, они извращают эту идею. А почему они ее извращают? Может быть, потому что истинные цели не донесли вовремя. Там отдельная история геополитическая, социальная, политическая, какая угодно. Я сейчас говорю про нашу страну. Мне кажется, что религия, отношение людей к вере — это та вещь, которую мы тоже как-то неправильно и незаслуженно куда-то задвинули.

А.Д.: Каково ваше самоощущение в этом мире?

А.Н.: Я всегда стараюсь себя считать счастливым человеком. В работе для меня главное, чтобы мне никто не говорил, что я должен заявлять в кадре. Когда этого нет, я себя чувствую комфортно.

А.Д.: На этой неделе в Гаване встретятся Патриарх Кирилл и Папа Римский. Это историческое событие…

А.Н.: У нас планируется четырехчасовой марафон из Гаваны. Честно сказать могу, что пока не осознал значимость этого события: потому что его невозможно ни с чем сравнивать. Никогда в более чем двухтысячелетней истории христианства этого не было. Как это можно оценить? Никак. Это первая встреча. Знаете, есть расхожая фраза в дипломатии: ценность переговоров в том, что они были назначены и начались. Здесь может быть такая же ситуация. Встречаются руководители двух крупнейших христианских конфессий. Они должны подписать совместную декларацию. Я очень надеюсь, что эта встреча станет фундаментом, на котором можно будет потом строить какое-то общее здание. Потому что точек соприкосновения у православных и католиков гораздо больше. Потому что в любом случае мы говорим о том, что церковь призывает нас на самом деле к вещам этически точным. Опять же, можно Путина вспомнить, который говорил: был моральный кодекс строителей коммунизма. Что там было написано? Просто-напросто — цитаты из Библии.

А.Д.: Не могу не спросить об угрозах России. Есть какие-то, кроме терроризма, другие реальные факторы?

А.Н.: Меня очень беспокоит состояние экономики. Знаете, когда Виктора Степановича Черномырдина назначили председателем правительства, он был так ошарашен этим событием, что когда вышел из кабинета Ельцина, журналисты его спросили: «Что вы скажете?». Он ответил: «Мы все мы находимся в очень глубокой экономической… положении». То же сейчас. Неприятная эта история, потому что есть объективные и субъективные факторы, ухудшающие, с одной стороны, экономическую ситуацию в стране. С другой стороны, те же самые санкции дали толчок целым отраслям в экономике: сельскому хозяйству, ВПК, машиностроению. Те, кто работают в агропромышленном комплексе, сейчас молятся на эти санкции, говорят, только не надо наши антисанкции отменять, мы только-только начали получать отдачу. У меня есть определенные сомнения, связанные с работой правительства, наших либералов, финансово-экономического блока. Мне кажется, они сами не понимают, что происходит, и не понимают, что им надо делать. Я не специалист, но исхожу из того, что они публично заявляют. Мы в течение одного дня можем получить от трех-четырех представителей этого финансово-экономического блока 3−4 взаимоисключающих заявления. Вот это меня беспокоит. А надеяться на Путина, что Путин ударит по столу кулаком и скажет, давайте чем-то заниматься — это неплохо было бы. Но, с другой стороны, это не гарантирует, что они скажут, что нашли это решение.

А.Д.: Один из выпусков программы «Список Норкина» был посвящен вопросу о том, придется ли России отказаться от собственного курса из-за новых санкций? О каком курсе идет речь, от чего нам придется отказаться?

А.Н.: Имелась в виду внешнеполитическая линия, когда мы перестали вставать на задние лапки перед любой просьбой Запада. В книге Строуба Тэлботта, был такой в администрации Билла Клинтона советолог, как и Киссинджер, который недавно к Путину приезжал. Так вот, у него вышла в свое время книга «Билл и Борис». Он рассказывал, как американцы выстраивали отношения с Россией во времена Ельцина. Называлось это «кормление шпинатом». Поясню, что имелось в виду. Есть такой мультипликационный герой-морячок Папай, предшественник супергероев. Он съедал баночку консервированного шпината, у него вырастали бицепсы, и он мог сделать все, что угодно. Так вот, Ельцина американцы кормили шпинатом, по словам Строуба Тэлботта. В чем это заключалось: когда нужно было администрации Клинтона добиться от Ельцина определенных решений, его «кормили шпинатом». Т.е. что-то обещали, его надо было разбудить, он воодушевлялся, принимал правильное, с точки зрения американцев, решение и потихонечку затухал, впадал обратно в непродолжительный сон. Так вот, шпинат мы несколько лет назад есть перестали. То, о чем Мария Захарова феерично и очень остроумно сказала: это прекрасно, что в Вашингтон все звонят по любому поводу, а потом Вашингтон звонит в Москву.

А.Д.: Т.е. имеется в виду, что курс — это самостоятельность. Зато сейчас мы сами возвели Ельцин-центр.

А.Н.: Ельцин-центр. Мы еще не до конца избавились от наследия 90-х годов, поэтому у нас дискуссия и продолжается: были ли они лихие или нет. Но только мой отец пошел к станции метро арбуз покупать, а его чуть не пристрелили, потому что там перестрелка началась, и он прятался за фонарным столбом. А потом оказалось, что вся эта история была придумана людьми, которые и открывали Ельцин-центр. Это история, которую мы еще долго будем пережевывать, потому что много людей, которые в 90-е годы сформировали приоритеты, свои правила жизни. И многие из них до сих пор в здравом уме, в работоспособном состоянии, и многие из них занимают те или иные посты, в том числе и в правительстве.

А.Д.: Давайте вернемся к вашей книге «Армейские байки». Какие времена для вас кажутся сложнее: нынешние или описанные в книге?

А.Н.: Сегодня сложнее. Я не скажу что хуже, потому что все зависит от того, как вы сами себя в этом мире позиционируете.

А.Д.: О чем будет ваша следующая книга, если она будет?

А.Н.: Она будет, но я безбожно срываю все сроки ее написания. Со второй книгой все очень просто, опять же говорю, что это необходимость выговориться. У меня очень много бывает интервью, споров, разговоров по поводу моего отношения к либерализму, либеральной журналистике, к моему опыту работы. Я понял, что выговориться я смогу только тогда, когда сам возьму у себя интервью, сам об этом напишу. Вот это будет книга о телевидении, о моей работе с Гусинским, с Березовским, со всеми этими людьми. Понимаете, о развале «НТВ» практически никто ничего не писал. Что было главным в свое время, когда мы Гусинскому говорили, вот, свобода слова. А он нам говорил: «Какая свобода слова, вы идиоты, что ли? — Бабло!»

Когда мы говорим об информационной войне, она же в разных формах проходит. А я в ней принимал, получается, самое активное участие, принимаю до сих пор. И мне есть о чем рассказать.

ИГИЛ (ИГ) — террористическая организация, ее деятельность на территории РФ запрещена.

Полная версия беседы — в видеоматериале «Открытой студии».

Оператор — А. Фатеев.

Последние новости
Цитаты
Александр Михайлов

Член Совета по внешней оборонной политике, генерал-майор ФСБ в запасе

Ольга Четверикова

Директор Центра геополитики Института фундаментальных и прикладных исследований

Вячеслав Поставнин

руководитель международного центра аналитических и практических исследований миграционных процессов