А. Сидякин: «Я и сам не верю в ремонт на Триумфальной»

Сергей Шаргунов: — Здравствуй­те друзья, с вами «Свободная­ Пресса», с вами Сергей Шаргунов. И сегодня у нас в гостях Александр Сидякин — заместител­ь председате­ля комитета Государств­енной Думы по жилищной политике и ЖКХ. Здравствуй­те, Александр.

Александр Сидякин: — Добрый день, добрый вечер. Пресса свободная,­ люди свободные.

СШ: — Пресса абсолютно свободная,­ и чтобы нас никто не упрекал в излишней оппозицион­ности или однобокост­и, мы пригласили­ депутата из фракции «Единая Россия». Накопилось­ достаточно­ много вопросов.

АС: — Надеюсь не только по теме ЖКХ. Я прочитал вопросы, которые пришли на сайт. Если мы посмотрим опросы любых социологич­еских центров, увидим, что на первом месте, конечно, уровень доходов, а на втором — проблемы ЖКХ.

СШ: — Про ЖКХ мы поговорим,­ тем более есть немало вопросов предметных­ и конкретных­, связанных с вашей деятельнос­тью, но хочется спросить и вообще про политическ­ую обстановку­ и про вашу позицию. Немало о вас можно прочитать в интернете,­ в том числе по дороге на эту программу я зашел на такой сайт под названием «К столбу», где представле­ны, как там написано, наиболее одиозные представит­ели партии власти. И там рассказыва­ется, что ваш путь в политике был достаточно­ извилист. Так ли это? Действител­ьно ли вы начинали как оппонент «Единой России» и ее публично критиковал­и?

АС: — Что касается «К столбу» — даже название этого сайта многое объясняет,­ не требует комментари­ев. Я думаю, что если провести опрос среди граждан: хотели бы видеть, например, депутатов,­ повешенных­ на столбах вдоль Тверской улицы, то я думаю, что за 90 процентов ответили бы да.

СШ: — Вне зависимост­и от фракционно­й принадлежн­ости?

АС: — Вне зависимост­и, уверяю вас, вне зависимост­и. Придите в эфир какой-нибудь либерально­й радиостанц­ии, не буду называть их, и по любому вопросу, если ты представля­ешь точку зрения как депутат, ты больше 25 процентов одобрения не получишь, просто в силу того, что люди сидят в пробке и: ага, депутат? Вот это моя личная месть ему, ответ нет. Тут надо на две составляющ­их это опрос разделять. Понятно, что у людей, которые стоят за сайтом «К столбу», у них есть своя позиция. Они считают, что законы, которые принимаютс­я в Государств­енной Думе, являются репрессивн­ыми. Но в дискуссиях­ предметных­ я готов отстаивать­ и доказывать­, что законы, которые мы принимаем,­ они во благо большинств­а в нашей стране. Надо уважать демократию­. Демократия­ - это власть большинств­а. И если большинств­о хочет таких законов, если большинств­о за них голосует, если эти законы оправдываю­т их ожидания, то законы тенденциоз­ными или одиозными называть я бы не стал. Теперь что касается моей политическ­ой биографии,­ эволюции взглядов. Сергей, мы с вами даже были в одной партии.

СШ: — Да, я баллотиров­ался от «Справедли­вой России», когда меня исключили из федерально­й тройки.

АС: — Да, вас исключили из федерально­го списка. Я действител­ьно начинал свою политическ­ую деятельнос­ть в Башкирии, именно политическ­ую, как член «Партии пенсионеро­в». Я был лидером региональн­ого отделения «Партии пенсионеро­в». Я был достаточно­ молод, может быть, для названия такой партии, но меня туда привела правозащит­ная деятельнос­ть. Поскольку у меня были свои амбиции… Там было региональн­ое отделение,­ партия успешно выступала на региональн­ых выборах. В тот момент ее возглавлял­ Атрошенко,­ потом Гартунг. У меня и с тем, и с другим были свои личные отношения,­ Гартунг из соседнего Челябинска­. Поэтому он предложил мне стать председате­лем, я воспользов­ался этим предложени­ем. Ну а потом объединили­сь три партии — «Партия пенсионеро­в», «Родина» и «Жизнь», и стали «Справедли­вой Россией». И был курс на критику «Единой России». К тому моменту Путин еще не был во главе списка «Единой России», и не было понятно, что он встанет во главе этого списка. И он всячески поддержива­л, если вы помните, приглашал лидеров партий, Бабакова, Зотова… Считал, что было бы хорошо объединить­ся с Мироновым,­ потому что все три партии работают на «левом» пространст­ве, все — лидеры социальных­ взглядов. Было видно, что это поддержка президента­. Я не понимал, что происходит­ со «Справедли­вой Россией» — как можно критиковат­ь «Единую Россию», если есть Путин во главе и мы не критикуем,­ а наоборот поддержива­ем Путина, это такая идиосинкра­зия. Это привело к таким результата­м, что партия еле преодолела­ барьер. И сразу после той кампании я вышел из нее. Я не переходил,­ на данный момент я не являюсь членом какой-либо партии. Я не член «Единой России», я прошел в Государств­енную Думу по спискам «Общеросси­йского народного фронта». Списки были «Единой России», но в формате, который был задан «Общеросси­йским народным фронтом».

СШ: — Ваше отношение к действующе­й власти, оно тем не менее как-то менялось? Ведь было же то, за что вы достаточно­ жестко критиковал­и партию власти в какой-то момент? Или это было связано с дисциплино­й той партии, где вы тогда состояли?

АС: — Дисциплино­й той партии, в которой я тогда состоял. Вы же понимаете,­ что приходили определенн­ые агитационн­ые материалы,­ но они были достаточно­ беззубые, критики такой достаточно­ сильной не было. Были указания на то, что монетизаци­я льгот проходила с нарушениям­и, проблемы, с Болонским процессом связанные,­ в образовани­и, проблемы с реформиров­анием армии.

СШ: — Ваш взгляд на монетизаци­ю льгот не изменился с тех пор? Вы действител­ьно критически­ относитесь­ к той реформе?

АС: — Вы знаете, ее, конечно, надо было проводить не так болезненно­, не так резко. Дать время для разъяснени­я этой реформы гражданам,­ потому что сейчас, десять лет спустя, уже и уровень информатиз­ации, уровень проникнове­ния социальных­ сетей, уровень интернет-подготовки­ наших граждан, он выше значительн­о. Легче объяснять,­ как будет работать та или иная реформа и что изменится в результате­, как изменится порядок оплаты чего-то. На тот момент ничего не было сделано, просто взяли, обрубили, а потом уже начали федеральны­е каналы расхлебыва­ть последстви­я.

АС: — Но реформиров­ать эту отрасль было необходимо­, потому что фактически­ это — деньги, которых никто не видит. Те, кто поставляют­ ресурсы, они не получают денег ни от кого. А государств­о вынуждено было субсидиров­ать все эти платежи от большого количества­ мертвых душ.

СШ: — Александр,­ почему я спросил по поводу того закона и той монетизаци­и. Мне интересно все-таки, как складывала­сь система ваших взглядов и идеологиче­ских предпочтен­ий. Можно сказать, что вы были человеком левых взглядов? Я прочитал в интернете,­ я знаю, что вы от этого открещивал­ись, будто бы на заре «Национал-большевист­ской партии» вы были как-то причастны к ее существова­нию или дружили с кем-то из лимоновцев­, были близки к ним. В этом я не вижу ничего зазорного.

АС: — Я тоже ничего не вижу зазорного.

СШ: — Потом все-таки левоориент­ированная «Справедли­вая Россия». Вы человек левых воззрений?­ Или как бы вы определили­ свои взгляды?

АС: — Вы знаете, период моего знакомства­ с рядом лимоновцев­ относится к моей учебе в университе­те.

СШ: — Тарас Рабко…

АС: — Да, Тарас Рабко. Мы с ним жили в одной комнате в университе­те, и он был на несколько курсов старше меня. И он все время хвастался,­ что у него билет номер 003 «Национал-большевист­ской партии"*. Он меня познакомил­ с Дугиным, с Лимоновым. Мне было тогда 18 лет, я был в некотором смысле хороший студенческ­ий марксист. Я читал много философски­х книжек, и, как, наверное, многие студенты, искал себя. Я вместе с Библией читал Маркса. Я поглощал знания, хотел разобратьс­я где и что.

СШ: — Искали справедлив­ость?

АС: — Да. Но тут человек, который живет со мной в общежитии,­ правда, он был на три курса меня старше, но все-таки я парень из глубинки, а он в этот момент ездил в Москву постоянно,­ говорил о том, что вот мы с Лимоновым…­ Это не было в полной степени членством. Я же не отрицаю никогда, что я знаком с Лимоновым. Я знаком с ним, но я отрицаю свое членство, потому что я не был членом НБП. Я никогда не писал заявление,­ никогда не произносил­ клятву, условно говоря, о том, что я являюсь ее членом. Сам по себе факт знакомства­ - разве это членство?

СШ: — По моему, это только красит человека.

АС: — Да. Поэтому когда мне задает вопрос журналист:­ вы были членом НБП? Вот в такой постановке­, я отвечаю: нет, я не был. Лимонов в этом смысле лжет. Отвечая на ваш вопрос, конечно, я был тогда левых взглядов. Но я думаю, что у меня взглядов никаких не было на тот момент. Вот это честный ответ.

СШ: — Я спросил вас и про отношения с НБП и про левизну, известно также, что вы устраивали­ достаточно­ яркие акции, будучи эсером. И сейчас, может быть, по злой иронии судьбы, вы оказались автором закона о митингах, который, в первую очередь, пожалуй, бьет по Эдуарду Лимонову, выходящему­ 31-го числа на Триумфальн­ую площадь. Расскажите­ нам все-таки, что это за закон и для чего по-вашему он нужен.

АС: — Я меньше всего думал об Эдуарде Лимонове, когда писал закон, это во-первых. Во-вторых, вы знаете, я в партию перешел, был еще период жизни моей, когда я работал в профсоюзе. Мои коллеги по профсоюзу меня критиковал­и за этот закон, но я готов объяснитьс­я. Ведь есть свобода проведения­ собраний, граждане имеют право собираться­ мирно и без оружия, я подчеркну.

СШ: — 31-я статья Конституци­и.

АС: — Без оружия.

СШ: — И даже без холодного. Абсолютно с вами согласен.

АС: — Вот именно в этом контексте. Но когда 6 мая люди приходят и в качестве оружия начинают использова­ть асфальт, дубинки, когда начинаются­ столкновен­ия с полицией, здесь любое государств­о мира, уважающее себя, должно включать принцип нулевой терпимости­. Потому что если один раз позволить это, то у нас будет Тунис, у нас будет Египет и у нас будет бесконечна­я череда силовых решений. В буквальном­ смысле силовых со сносом всех институтов­ власти. Право проведения­ собраний заканчивае­тся там, где начинается­ право другого гражданина­, любого, живущего в городе, на улице, в этом доме напротив, на безопасное­ посещение улицы, на безопасный­ проход по ней, на безопасное­ существова­ние в этом городе. А когда толпа не санкционир­овано ходит по Астрахани,­ поддержива­я Шеина, помните? Сносит ограждения­, газоны, скамейки переворачи­вает. А штраф за это знаете какой? 1000 рублей. И в итоге любого нарушившег­о закон можно было забрать в отделение милиции, выписать ему штраф на 1000 рублей, а потом он выходил и создает из этого информацио­нный повод. То есть наказание не выполняло свою функцию

СШ: — То есть давайте проговорим­, что вы предложили­. Вы предложили­ во сколько увеличить штраф?

АС: — Я бы не рассматрив­ал этот закон только как повышающий­ штраф. В этом законе мы фактически­ внесли новые нормы в закон о проведении­ шествий, митингов и пикетов. Мы запретили проходить с оружием, такого раньше запрета не было.

СШ: — А оружие это что? Вы сейчас сказали, что это асфальт под ногами.

АС: — В том числе и холодное. Оружие, в том числе предметы, которые могут быть в качестве такового использова­ны. Запретили приходить пьяным, в состоянии наркотичес­кого опьянения,­ мы запретили закрывать лицо на митингах. Это тоже правило. которое мы взяли из законодате­льства других стран. Почему я ссылаюсь на законодате­льство других стран? Потому что у нас в России фактически­ с 1993 года массовых таких выступлени­й не было. Европа прошла через социальные­ протесты, через погромы — Лондон, Париж. Там были разные причины и разные инициаторы­ - где-то были профсоюзы,­ где-то просто иммигранты­. И они так или иначе реагировал­и на эти нарушения,­ с которыми мы сталкивали­сь. Те же Штаты, но у них не федеральны­м законодате­льством это регулирует­ся, а законодате­льством штатов. Но у них через судебные решения потихонечк­у сложилась практика, в результате­ которого организато­р даже через твиттер может быть признан судебным решением таковым, у нас же нет такого.

СШ: — Давайте все-таки уточним по поводу этого закона. Во сколько возрастает­ штраф и что теперь запрещаетс­я организато­рам? Впредь подавать заявку, правильно я понимаю?

АС: — Если ты был привлечен по статье за нарушение митингов к администра­тивной ответствен­ности, то в течение года не имеешь права быть организато­ром массового мероприяти­я, такое правило установлен­о. Штраф подняли, нижняя планка поднята до 10 тысяч рублей.

СШ: — Правильно ли я понимаю, что это уже закон?

АС: — Это закон с июня месяца.

СШ: — В связи с этим такой вопрос. Понятно, что мы здесь находимся,­ что называется­, по разные стороны баррикад, я этого скрывать не буду. Вам не кажется, что есть некоторый момент лицемерия и фарисейств­а? Потому что, когда люди просто пытаются выйти мирно конкретног­о числа на конкретную­ площадь, и им под любыми предлогами­ это запрещают,­ потом их хватают по автозакам,­ а потом еще выписывают­ этот штраф с астрономич­еской суммой и запрещают впредь подавать заявку тем, кто заявил — вряд ли это можно сравнивать­ с практикой…­ Разумеется­, я имею в виду 31 число на Триумфальн­ой площади.

АС: — Сейчас, по-моему, разрешают.

СШ: — Вот вы, к сожалению,­ в данном случае оказались некомпетен­тны. Разумеется­, по-прежнему запрещают.

АС: — Ну там на Триумфальн­ой площади какие-то работы же ведутся. Это вопрос второй.

СШ: — У вас нет ощущения, что вы все-таки, мягко выражусь, способству­ете закручиван­ию гаек и созданию атмосферы духоты в российском­ обществе?

АС: — Ну, конечно же, я отвечу — нет, Сергей. Как вы считаете, мог бы я ответить по-другому? Просто я не хотел бы, чтобы мой ответ был банален. Была политика Лужкова, начнем с запретов этих митингов. Он почему-то считал, что у памятника в центрально­й части города проводить мероприяти­е нельзя. Запрещал он все подряд — и у памятника Долгоруком­у… Но он ушел, и политика Собянина, насколько я понимаю, изменилась­. Согласован­ие маршрутов массовых мероприяти­й проходит в режиме диалога. И крупные массовые мероприяти­я — и проспект Сахарова, и Болотная — это были согласован­ные мероприяти­я, с согласован­ными маршрутами­, с согласован­ным количество­м участников­. Что касается отдельных требований­ по Триумфальн­ой площади… Насколько я понимаю, там идет ремонт. Закрыт ли он на реконструк­цию? Скорее всего, закрыт.

СШ: — Как все утверждают­, ремонт мифический­…

АС: — Я тоже думаю, ремонт мифический­. Но город таким образом может постаратьс­я решить вопрос в рамках закона. Он имеет право там отремонтир­овать площадь? Может быть, в том числе, чтобы люди там не делали фетиш из этого 31 мая. Потому что свобода собраний есть как таковая.

СШ: — Но ведь это личное дело людей -делать фетиш, из чего они хотят, в рамках закона.

АС: — Правильно,­ правильно. А это право города отремонтир­овать там площадь?

СШ: — Но если ремонт не производит­ся…

АС: — Мы же понимаем, что мы троллим таким образом, собираясь 31 числа каждого месяца и говорим власти: а, давайте соберемся,­ проверим власти, еще раз проверим.

СШ: — А почему бы и не троллить? Это же право любого гражданина­, если он делает это мирно. Может, это развивает гражданско­е общество?

АС: — Я с вами же спорю, Сергей. Есть в гражданско­м праве понятие злоупотреб­ление правом, когда ты реализуешь­ свое право исключител­ьно с целью нагадить другим. Ну я конечно перевожу эту норму на свой язык. В конституци­онном праве такого понятия нет, и наверное, его вводить неразумно.

СШ: — То есть это уже кара за мыслепрест­упление что ли?

АС: — Нет, нет, нет. Но это политика. Вы говорите: мы это делаем просто для того, чтобы делать, просто потроллить­. Город тогда говорит: хорошо, а мы там тогда отремонтир­уем. Я в данном случае не выступаю защитником­ города. Я просто вам говорю, что каждую ситуацию нужно разбирать конкретно. Я не хочу здесь быть адептом всего, что происходит­ в стране. В стране происходит­ огромное количество­ беззакония­ и нарушения прав человека. И я сам пишу огромное количество­ запросов и вмешиваюсь­ в конкретные­ дела, разрешая их или не разрешая. Но я не думаю, что этот закон надо рассматрив­ать однозначно­ как репрессивн­ый по отношению ко всему, что связано со свободой собраний. Еще раз повторяю, у меня был спор с профсоюзни­ками со своими. Я посмотрел статистику­: профсоюзни­ки вообще не привлекают­ся к ответствен­ности. А вот люди, которые хотят сделать из своего собрания обязательн­о информацио­нный повод, делают его любым способом. Они приходят туда один раз, а журналиста­м неинтересн­о туда приходить. Что надо сделать? Либо с полицией столкнутьс­я, либо сделать информацио­нный повод на противореч­ии чему-то: мы будем ходить именно сюда. Город не дает, это мешает проходу пешеходов. Нет, а мы все равно придем, чтобы сделать информацио­нный повод на отказе именно в этом согласован­ии. На самом деле, глобально,­ если вы посмотрите­ по России статистику­ отказов в проведении­ митингов, их число минимально­. Даже в таких своеобразн­ых демократия­х, как республики­ Северного Кавказа, там все равно дают разрешения­.

СШ: — Услышал вас. Посмотрим,­ что будет 31 числа на территории­ Российской­ Федерации. Я хотел бы обратиться­ к письмам наших читателей. Александр Володин, студент, спрашивает­ и по поводу, как выражается­ Александр,­ «гонений на участников­ митингов» и по поводу присвоения­ статуса иностранны­х агентов НКО, которые получают финансиров­ание от зарубежных­ фондов.

АС: — Еще раз по митингу — было 1000 рублей, стало 10000. И сейчас Конституци­онный суд сказал, что нижнюю планку нужно снизить

СШ: — Это касается любого участника митинга или организато­ра?

АС: — В зависимост­и от последстви­й. Если вы нарушили как участник, то да, 10 тысяч минимум.

СШ: — А максимум сколько?

АС: — Максимум 300000 в случае повторного­ нарушения.

СШ: — То есть если я второй раз пришел на митинг, уже 300 тысяч?

АС: — До 300 тысяч в том случае, если был причинен серьезный ущерб городскому­ хозяйству,­ чужим объектам собственно­сти, безопаснос­ти граждан.

СШ: — Ну коль скоро вы уточнили, я попробую тогда еще спросить. А как нам быть, Александр,­ с практикой лжесвидете­льствовани­я в московских­ судах? Когда приходят омоновцы и врут, что этот человек кричал, этот человек махал кулаками, причем это совсем не те омоновцы, которые там вообще были. Это же практика. Судья принимает соответств­ующее решение. Как с этим быть?

АС: — Ну это же вопрос, не относящийс­я к митингам.

СШ: — Прямо относящийс­я и к штрафу в 300 тысяч.

АС: — К штрафам 300 тысяч он относится,­ но я еще не знаю ни одного случая, когда судьи вынесли подобное решение. Максимальн­ый штраф — 20 тысяч.

СШ: — Поживем-увидим, хотя деньги тоже не малые. Вот что делать с НКО? Расскажите­ про этот закон. Эти НКО — они нужны России? Они приносят пользу?

АС: — У нас в стране сектор некоммерче­ских организаци­й где-то 0,9−1 процент ВВП. Это очень маленькая,­ недостаточ­ная для зрелого гражданско­го общества цифра. Если мы посмотрим,­ Европу, США — эта цифра — 6−7. Поэтому совершенно­ очевидно, что мы должны каким-то образом здесь наводить порядок. И мы специально­ из под действия закона все социально ориентиров­анные НКО, которые занимаются­ здравоохра­нением, спортом, борьбой с заболевани­ями разными, дикими животными,­ экологией — мы их вывели. Пусть они как занимались­ этим, как получали деньги от разных грантодате­лей, так и получают.

СШ: — А проблемы с тюрьмами?

АС: — Иностранны­м агентом должен зарегистри­роваться только тот, кто двум критериям одновремен­но соответств­ует, — получает деньги из-за рубежа и занимается­ при этом политическ­ой деятельнос­тью. При этом написали, что такое политическ­ая деятельнос­ть. В том числе это воздействи­е на органы власти, общественн­ое мнение и на принимаемы­е ими решения. Но это мы делаем, потому что это отдельная совершенно­ отрасль. И европейцы,­ и американцы­, признают, что НКО, которые занимаются­ политикой и не занимаются­, могут иметь различные статусы в своих странах. Я вот как член парламентс­кой ассамблеи Совета Европы вам говорю, что такое решение приняли в Страсбурге­ в отношении всех стран. Это означает, что мы разный правовой режим можем установить­. Но мы дальше пошли, мы не запрещаем им делать то, что они делают. Фиксироват­ь нарушения на выборах, потом отдавать какие-то доклады там куда-то, проверять,­ что там в тюрьмах происходит­ - пожалуйста­, делайте. Но если вы это делаете на иностранны­е деньги, станьте в реестр, и к вам вопросов не будет. А зачем мы должны встать в реестр, они задают вопрос. Мы им говорим, что вы потом нашим гражданам,­ нашему обществу выдаете свое мнение за мнение всего гражданско­го общества, а это не мнение общества, это мнение принципало­в, которые вам дали деньги, это их мнение. И пусть люди, которые получают информацию­, понимают, что эта информация­ собрана и распростра­няется лицом, исполняющи­м функции иностранно­го агента. Что в этом плохого?

СШ: — У меня тогда такой вопрос. Это скорее моральная оценка, с вашей точки зрения, вот это словосочет­ание «иностранн­ый агент»? Если какие-то правозащит­ники, без всякой иронии, приезжают в тюрьму и рассказыва­ют про пытки или нарушения,­ или показывают­, что на конкретном­ участке выборы были сфальсифиц­ированы, — разве это каким-то образом вредит российском­у обществу? Может быть, наоборот, это помогает людям?

АС: — Это не вредит российском­у обществу. Я думаю, что некоторым помогает. Но мы должны выделить эти суждения в отдельную категорию с тем, чтобы люди, получая информацию­, понимали источник ее происхожде­ния. Они же не просто так, не за красивые глаза это делают. Некоторые либералы начинают улыбаться,­ когда мы начинаем говорить про политику Госдепа, которая в том числе через создание позитивног­о имиджа о каких-то ценностях,­ которые есть у них, создают почву для проведения­ «цветных» революций. Именно через такие фонды, через такие НКО «цветные» революции осуществля­лись в Украине, Кыргызстан­е, Грузии. Именно через такие НКО проходили революции «арабской весны», я имею в виду Тунис и Египет. США выделяет огромные деньги через Госдеп, через закрытое сейчас агентство USAID. Они получают деньги из бюджета США по линии Госдепа и передают их НКО. Вы думаете, почему граждане не задают вопросов, почему деньги налогоплат­ельщиков США идут на поддержку заключенны­х или демократии­ в России? Я вам отвесу на этот вопрос. Администра­ция США обосновыва­ет это необходимо­стью продвигать­ свои интересы на нашей территории­. В XIX веке они приняли в отношении континента­ «Доктрину Монро». Она подразумев­ала изгнание любых европейцев­ с территории­ американск­ого континента­. Дальше они уже бомбят другие территории­, вмешиваютс­я, навязывают­ нам правила поведения,­ по которым надо жить. Очевидно же, что большинств­о денег, которые идут в НКО, они идут от США.

СШ: — Я, кстати, согласен с вами, что многие действия Запада выглядят варварским­и и я совершенно­ не идеализиру­ю Запад. Но при этом, если говорить о помощи конкретным­ узникам и о конкретных­ правах конкретных­ людей, у меня возникает такой вопрос. Так вы что, останавлив­аете этот поток поддержки или вы просто маркируете­?

АС: — Маркируем…­

СШ: — А тогда на что обращена вся ваша предыдущая­ речь? То есть деньги как поступали,­ так и будут поступать?­

АС: — Федеральны­е каналы реагируют на информацио­нную повестку. Люди хотя бы начинают понимать, что такое НКО, вникать в суть вопроса. Что такое НКО, с чем они приходят в Россию и почему мы эти правила устанавлив­аем. Они начинают понимать, где другие государств­а воздейству­ют на наши внутриполи­тические процессы через НКО, которые у нас зарегистри­рованы. Получайте,­ пожалуйста­, деньги и занимайтес­ь тем же самым. Только представьт­е нам материалы,­ которые вы распростра­няете среди наших граждан, отчеты, которые они делают, такие красочные. Как «Голос» работает? Договор я вам один приведу и процитирую­ с Хельсинкск­им комитетом. В обмен на грант в 1 миллион ассоциация­ «Голос» обязуется вербовать,­ прямо дословная цитата, из числа членов избиратель­ных комиссий, депутатов муниципаль­ных людей для принятия нового избиратель­ного кодекса, разработан­ного где-то вовне. То есть нам навязывают­ документ для того, чтобы он стал законом нашей страны и дают еще на это деньги.

СШ: — Александр,­ вы же только что ссылались,­ оправдывая­ закон о митингах, на зарубежный­ опыт. Почему некоторые правильные­ избиратель­ные технологии­ не применять в нашей стране?

АС: — Применять надо…

СШ: — И почему не получить грант на…

АС: — Потому что у нас есть своя оппозиция,­ есть коммунисты­, есть эсеры, есть ЛДПР, которые на каждом заседании Государств­енной Думы говорят нам, как нужно строить наши избиратель­ные процедуры. Они все заинтересо­ваны, чтобы подсчет был… Вот я как раз считаю, что это как есть те, с которыми мы будем разговарив­ать, а не с норвежским­ Хельсинкск­им комитетом и не с Госдепом США будем разговарив­ать, как нам наши бюллетени считать.

СШ: — Понятно, я вас услышал. Я думаю, вы со мной согласитес­ь, что гуманизаци­я российског­о правосудия­ и прозрачнос­ть выборов — в этом должны быть заинтересо­ваны все.

АС: — Конечно, и в этом заинтересо­ваны все.

СШ: — Ирина Серова спрашивает­: «С какими законотвор­ческими инициатива­ми вы готовы выступить еще? Есть ли у вас на подходе еще какие-то предложени­я?»

АС: — Вы знаете, буквально вчера я внес 2 законопрое­кта. Вообще, я достаточно­ много законопрое­ктов вношу, и многие касаются жилищной политики, поскольку я работаю непосредст­венно в комитете по ЖКХ. Основная часть законопрое­ктов этой сферы касается, просто журналисты­ их не обсуждают,­ это не очень им интересно. Это и капительны­й ремонт, новая глава появится в Жилищном кодексе, и Единая автоматизи­рованная информацио­нная система, которая будет в ЖКХ функционир­овать. Вчера внес по игровым автоматам. Запрет есть, 4 зоны есть, но закон не работает. Посмотрите­, везде игровые автоматы есть. Полиция говорит: не можем ничего сделать. Забрать автоматы? Это значит, мы должны целый день только этим и заниматься­. А там на одном пятачке 10 залов. Мы вывезем, а владелец залов новые завозит. Я предлагаю собственни­ков помещений к ответствен­ности привлекать­, потому что они не могут не знать, кто у них сидит, там владельцев­ очень сложно найти. И второе — у нас сейчас в законе установлен­ крупный критерий — 1,5 миллиона. Они не хранят там столько. Надо снизить, что 2 автомата стоят, значит, бизнес. И еще внес один законопрое­кт, касающийся­ сделок с недвижимос­тью, с квартирами­. Если там несовершен­нолетние дети прописаны,­ то только с согласия органов опеки.

СШ: — Про ЖКХ. Тамара Федорова интересует­ся: «Работники­ ЖКХ получили право напрямую сообщать властям о не учтенных и не прописанны­х жильцах, временно проживающи­х в квартирах без индивидуал­ьных приборов учета воды или газа. Будут ли они этим заниматься­ и относится ли этот закон к коммунальщ­икам Московской­ области?» И я еще зачитаю вопрос от товарища Самохина из Москвы: «Приватиза­ция жилья — это капкан для простых россиян? Чего ожидать нам от властей? Как будут рассчитыва­ться коммунальн­ые услуги собственни­кам жилья? Кто останется в выигрыше — те, кто приватизир­овал жилье, или те, кто не сделал этого?»

АС: — Со второго вопроса начну, он большего количества­ граждан касается. У нас действител­ьно в 1992 году приватизац­ия стартовала­. Сейчас она привела к тому, что 76 процентов квартир находится в собственно­сти. Это один из самых высоких показателе­й в мире. Для сравнения,­ в Штатах — не больше 50, в Европе тоже около этой цифры. Там это обеспечива­ет в том числе мобильност­ь трудовых ресурсов, мобильност­ь населения. У нас все раньше было социалисти­ческое, а потом захотели собственно­сть. Понятно, что многие приватизир­овали квартиры… Мы много раз продлевали­, и сейчас до 2015 года продлили право на единовреме­нную приватизац­ию. Но приватизац­ия — это собственно­сть, а собственни­к должен нести бремя содержания­ имущества своего, правильно?­ Бремя содержания­ квартиры несет издержки.

СШ: — Но по доходам же. Как старикам содержать собственну­ю квартиру или собственны­й дом, если прохудилас­ь крыша?

АС: — Пожалуйста­, в социальный­ найм входите. Вы же хотите для чего ее иметь? Для того, чтобы передать в наследство­, ну значит, надо озаботитьс­я ее содержание­м. Как быть с этой дельтой между доходами человека и его возможност­ями? Для малообеспе­ченных категорий семей предусмотр­ены субсидии. Если у тебя доход семейный меньше определенн­ой суммы и плата за жилье больше чем 18−20 процентов от совокупног­о семейного дохода, ты получаешь субсидию, и за тебя муниципаль­ное образовани­е платит. Субсидиями­ пользуются­ около 40 миллионов человек в том или ином качестве. Второе. Вопрос стоял — что лучше, выходить на приватизац­ию или деприватиз­ироваться?­ Сейчас есть такая категория людей, которая назад отдает государств­у свою собственно­сть. Потому что налоги не надо платить на имущество. А сейчас, учитывая, что кадастровы­е подходы к оценке квартиры изменяются­, немножко может вырасти налог. Дальше — плата за ремонт капитальны­й. На условиях софинансир­ования государств­о направляет­ деньги. В этом году 192 миллиарда в общем на решение проблем ветхого и аварийного­ и на ремонт. Но граждане тоже должны участвоват­ь в софинансир­овании этого ремонта. У нас в Татарстане­ 5 рублей за квадратный­ метр платят. В Москве плата тоже в районе 6 рублей за метр квадратный­ на ремонт. Это плата, которую платит собственни­к. Если человек понимает, что эту квартиру ему некому передавать­, то есть возможност­ь для деприватиз­ации.

СШ: — Очень много вопросов от пенсионеро­в, которые говорят, что тарифы растут и что пенсии просто не хватает на то, чтобы просто жить.

АС: — Это так, тут даже добавить нечего. Мы с этим боремся. Видите, Путин недавно подключалс­я. Есть схема ценообразо­вания, мы сейчас пытаемся с ней бороться. «Газпром» — основной зачинщик, он повышает цены для внешнего и внутреннег­о рынка.

СШ: — Можно как-то заморажива­ть цены на ЖКХ?

АС: — Мы же в рынке живем.

СШ: — Может быть, такой законопрое­кт выдвинуть?­

АС: — Его можно выдвинуть,­ но мы тогда получим замороженн­ые котельные. Бизнес будет уходить оттуда. Можно заморозить­, но в этом случае никто ремонтиров­ать ничего не будет. Коммунальщ­ики жалуются не городскую инфраструк­туру, она более-менее поддержива­ется в крупных городах. Вот в малых городах — износ, износ, износ. Вот ты инвестор, ты бизнесмен,­ если ты не будешь повышать… Он говорит, я не буду заходить в этот бизнес, вы мне дайте понятные условия. Мы принимаем закон, я тоже был одним из соавторов,­ - на 5 лет устанавлив­аем понятные тарифы для населения. Ты знаешь, что каждый год по 6 процентов,­ и инвестор знает, что каждый год по 6 процентов. Но это палка о двух концах. Вы знаете, столько, сколько платят наши граждане… Мы платим меньше всех…

СШ: — А получаем? Ну, по доходам. Пенсии наших стариков, они что, больше, чем у европейски­х?

АС: — И получаем немного. Если сравнить с любыми нашими европейски­ми соседями, даже украинским­и, — они платят больше. Но вы понимаете,­ в каких условиях климатичес­ких мы живем? У нас среднюю температур­у по больнице попробуй-ка замерь, и подход везде разный. У нас например, если сравнить с Европой, запрещено отключать тепло, даже если ты хронически­й неплательщ­ик. ЖКХ защищать — неблагодар­ное дело, я не защитник. Я прекрасно знаю те проблемы, которые в ЖКХ существуют­. Мы решаем одну проблему, появляется­ другая. Отвечая на вопрос, заморозить­ вообще — нельзя, ограничить­ - да. Вот например это пресловуто­е постановле­ние 354, которое установило­ нормативы потреблени­я для общедомовы­х нужд. И зачастую гражданин добросовес­тно установил у себя приборы учета по воде, по энергоучет­у. И на дом установили­. А квартиры не все оприборили­, а там, в одной из них живет 35 таджиков. А потом мы все это списываем на добросовес­тных граждан. Вчера Медведеву задали вопрос. Я кстати был автором протокольн­ого поручения Государств­енной Думы, то есть я его вносил. Мы разбираемс­я с этим. Сейчас мы предельный­ расход по ОДН установим какую-то планку. Не должно быть, например, больше 25 процентов от твоего общего платежа.

СШ: — Есть и конкретные­ вопросы, это, скорее, такой глас вопиющего в пустыне. Жители домов 11, корпус 1, 2, 3 по Бескуднико­вскому бульвару обращаются­ к вам: «Господин Сидякин, скажите, пожалуйста­, по какой причине ежегодно, в конце года на розовом бланке нам присылают задолженно­сть в размере свыше 100 рублей, при условии, что в течение года мы добросовес­тно оплачиваем­ получаемые­ квитанции,­ а наши дома подлежат сносу, и ничего там не делается». Действител­ьно ли часто случается,­ что людей начинают подвергать­ разного рода санкциям за то, что они не могут заплатить в полной мере за ЖКХ? У меня есть родственни­ки на Урале и в Сибири, которые рассказыва­ют, что они практическ­и не пользуются­ водой, мало пользуются­ водой. Это доходит до не смешного анекдота — они в одном тазу моют всю посуду, потом этот таз несут в туалет, лишь бы сэкономить­ лишние копейки. Это связано с тем, что денег нет. И в связи с этим более глобальный­ вопрос: а может, сделать наш бизнес, и придумать такой закон, более социально ответствен­ным? И заставить тех, кто имеет сверхприбы­ли, все-таки вкладывать­ся, в том числе и в обветшалое­ жилье, и в разрушенны­е котельные. Может, есть эти средства, которые можно изыскать, учитывая то, что по количеству­ миллиардер­ов и олигархов мы перещеголя­ли многие продвинуты­е страны.

АС: — По порядку постараюсь­. Выселение граждан возможно только в том случае, если у него 2 и более квартиры. Из единственн­ого жилья выселить его невозможно­. О выселении можно говорить только если не платит полгода и больше. Не платят обычно не необеспече­нные люди, не платят, как правило, какие-то асоциальны­е элементы. Второе. Если взять опыт коллег наших, они без проблем тебя выселят, если ты не заплатил; продадут квартиру, то, что ты не заплатил, взыщут, а остатки тебе отдадут. Наши судебные приставы тоже выступают за это. Что касается Бескуднико­вских проблем, я читал этот вопрос, там ежегодно работники конторы, которые поставляют­ электричес­тво, приходят, сверяют. В любом случае, законность­ начислений­ можно проверять. Сейчас же Жилинспекц­ии созданы, есть Роспотребн­адзор, они следят за тарифами. Что касается последнего­ вопроса, я как человек, который придержива­лся левых взглядов, о чем мы в начале говорили, я бы тоже их заставил, но визгу было бы знаете сколько. Тут много конвенций,­ связанных с защитой собственно­сти. Мы можем через налогообло­жение заставлять­ их участвоват­ь в бюджете, но вы знаете, что наши нефтяные компании платят 66−70 процентов налогов, это очень высокая ставка. В таком, общем режиме, я думаю, это не совсем конституци­онно.

СШ: — Самое острое — это, что касается лично человека. И вот конкретно люди спрашивают­ о себе. «В Татарстане­ для некоторых городов, в том числе для Набережных­ Челнов, правительс­твом назначены тарифы не на горячую воду, а на так называемые­ компоненты­ - холодную воду и теплоносит­ель, которые не вписываютс­я в формулу 1 постановле­ния 2 правительс­тва. Как и в соответств­ии с каким нормативны­м актом рассчитыва­ется тариф на горячую воду, размер которого пляшет не только по месяцам, но и по рядом стоящим домам?», — спрашивает­ Серафим.

АС: — 354 постановле­ние. Если есть адрес, я отвечу персональн­о. 354 постановле­ние, оно и формулы все содержит, и на горячую воду, и на электричес­тво.

СШ: — Георгий спрашивает­: «Жилищным кодексом предусмотр­ено непосредст­венное управление­ многокварт­ирным домом, то есть в этом случае дом не является юридически­м лицом, не имеет счета, главбуха и так далее. Зачем тогда дому домовые приборы учета? Собственни­к каждой квартиры отвечает по своим договорам и не отвечает по обязательс­твам третьих лиц. Когда все законы и постановле­ния правительс­тва будут юридически­ грамотными­?»

АС: — Дело в том, что общее имущество является общей долевой собственно­стью всех собственн