Андрей Туманов: «Я презираю министров, но мне приходится с ними работать»

Наталья Кобызова: — «Всех министров, не выполняющих поручения правительства, нужно расстрелять в целях профилактики». Так шутит один из депутатов Государственной Думы — Андрей Туманов. Сегодня он у нас в студии «Свободной Прессы». Добрый день, Андрей Владимирович.

Андрей Туманов: — Добрый день. Я не сказал бы, что я так шучу. Была приписка «шутка», но там было немного по-другому.

Н.К: — Какой-то экстремизм тогда…

А.Т: — Знаете, я сам работал журналистом и знаю: журналисты могут чуть-чуть передернуть — и уже не тот смысл. В этой статье приводился Иосиф Виссарионович Сталин. Говорилось: если бы при Сталине министр не выполнил бы его поручение, что бы сделали? — Расстреляли бы сразу. Если мы не хотим идти этим путем, путем Сталина, значит, нам нужно придумать какой-то иной способ для того, чтобы…

Н.К: — Это вы сейчас выдумываете. Там в статье такого не было.

А.Т: — Было, было.

Н.К: — Не было, я читала. Кроме того, что вы — депутат Государственной Думы, вы еще основатель газеты «Ваши шесть соток», телеведущий. Единственный журналист в России, который умудрился на шести пресс-конференциях главы государства подряд шесть раз задать вопросы и шесть раз получить на них ответы.

А.Т: — На шести — только с главой государства Владимиром Владимировичем Путиным. А был еще такой президент…

Н.К: — Медведев.

А.Т: — Да, точно! Два раза еще — у Медведева.

Н.К: — Я один раз присутствовала на одной из пресс-конференций, где вы задавали один из шести вопросов. Об этом поговорим позже. Начать я хотела с Государственной Думы, с вашей деятельности. Открываю ваш твиттер, читаю. «Я раньше подозревал, что в Государственной Думе полно идиотов. Теперь я знаю это точно». Дальше. «Если я депутат, это не значит, что я — идиот». Дальше: «Государственная Дума и страна — две разные Вселенные». Дальше, менее язвительное: «Вопрос „посадили ли вы картошку“ вызывает у депутатов нервное похихикивание». Для кого и для чего вы это пишете в своем твиттере?

А.Т: — Для себя пишу. Я вообще все пишу для себя. Я всю жизнь мечтал делать такую работу, которая бы мне нравилась и доставляла удовольствие. Не для кого-то, не на кого-то работать, а для себя.

Н.К: — Вы же понимаете, что твиттер — это совершенно публичная сфера. Все это читают…

А.Т: — Да. Я долго добивался и ждал момента, когда я смогу высказывать свои мысли. Вот пришла мне мысль язвительная, может быть, глупая, может быть, провокативная. Я ее хочу высказать. И я ее высказываю. Дело в том, что я же остался беспартийным, хотя и нахожусь во фракции. Поэтому надо мной не довлеет партийная дисциплина. Поэтому я могу посмеяться и над коллегами-депутатами. Тем более, что, все-таки, основная моя профессия, как я себя идентифицирую — это журналист-фельетонист. А журналист-фельетонист тогда умирает, когда он перестает язвить, в том числе, над своими близкими коллегами.

Н.К: — То есть, вы считаете, что написать, что все депутаты — идиоты, — это вы так «поязвили»? Это уже оскорбление.

А.К: — А разве это были мои слова?

Н.К: — Подождите. В твиттере: «Я раньше подозревал, что в Думе полно идиотов. Теперь я знаю это точно», — это ваши слова.

А.Т: — Да! Это мои слова. Если мы начнем считать идиотов… Знаете, я давно проводил свои ненаучные исследования. Количество идиотов, количество дураков — примерно одинаковый процент в каком-то далеком колхозе, на заводе, в Государственной Думе, в Совете Федерации, может быть, в Кремле. Процент одинаковый. Допустим, процентов 10 людей, которые не совсем адекватны, от которых сплошной вред. Одинаковый процент. Поэтому говорить, что Дума — это, допустим, сборище только умных людей, и среди нас нет идиотов — это неправильно. Тем более, что люди думают как раз обратное: что как раз там и собрались…

Н.К: — А разве нет?

А.Т: — Депутаты разные бывают. Депутаты — отражение нашего общества.

Н.К: — А вы себя к какой категории депутатов относите -к умным или к идиотам?

А.Т: — А я не привык себя куда-то относить. Когда со мной какой-то депутат, с которым мне не хотелось бы спорить, начинает спорить, я говорю ему: я не спорю с людьми иного интеллектуального уровня.

Н.К: — Вы всячески подчеркиваете, что вы — человек случайный в Государственной Думе.

А.Т: — Случайный. Абсолютно.

Н.К: — Вы подчеркнуто дистанцируетесь от депутатов Государственной Думы.

А.К: — Нет. От всех не дистанцируюсь.

Н.К: — От кого не дистанцируетесь?

А.Т: — Я вам приведу такой пример. Когда я только вошел в Государственную Думу, стал депутатом, я стал много ездить по сельским регионам. Я еще занимаюсь сельским хозяйством, мне было это очень интересно, проехал, практически, всю страну. И поначалу мне казалось, что… «пиджак себе купил новый», «значок надел»…

Н.К: — Дорогой?

А.Т: — За пять тысяч! Рублей. Раньше у меня просто был старенький и за две. Так вот. Посмотрел в зеркало и решил: ну, красавец писаный, со значком. В черном костюме. Рубашка белая. Галстук бордовый. Приезжаю куда-нибудь в регион, в таком прикиде выхожу: смотрите, сейчас я вам умное слово скажу. А народ смотрит, представляют: депутат Государственной Думы… И сразу — ропот в зале: вот он пришел, вот они, зажравшиеся, приехали. А мы знаем, мы по телевизору смотрим, нам говорят, кто во всем виноват. Виноваты во всем депутаты.

Н.К: — Нет, по телевизору такое, как раз, не говорят.

А.Т: — Да часто говорят. Так вот, я для себя придумал такую формулу, чтобы как-то сбить этот негатив. Я говорю: уважаемые сельчане, я ваш, свойский, я и картошку сажаю, и газетой «Ваши шесть соток» занимался столько лет. В Думе — случайный человек, и вообще я там только полгода-год и не успел еще нанести существенного вреда российской экономике. Вот после этой фразы зал оттаивал, и со мной начинали разговаривать.

Н.К: — Мне кажется, это какое-то заигрывание с избирателями и уход от ответственности.

А.Т: — При этом я, все-таки, говорю больше правды, чем те, которые врут в глаза аудитории. Знаете, каких я видел замечательных депутатов? «Мы вам проведем газ, дороги…»

Н.К: — Но вы же тоже что-то обещаете.

А.К: — А я сразу им говорю, что ничего обещать не буду. Принципиально.

Н.К: — Зачем вы тогда пошли в Государственную Думу?

А.Т: — Во-первых, я аудиторию выслушиваю и говорю: я попробую какие-то вопросы решить. Но я уже тыркался, пробовал. Я знаю, что у нас система такая, что ее пробить, что-то сдвинуть — очень трудно, практически невозможно.

Н.К: — Вы это, разве, поняли, только, когда вошли в Государственную Думу?

А.Т: — Что до такой степени — да, я понял, когда пришел в Государственную Думу. Потому что меня раньше не особо допускали до тел министров, то есть, дальше замминистров я, обычно, не шел. У меня оставалась надежда, что есть умный, мудрый царь-министр, а все остальные, вокруг, бояре — они не допускают, не хотят, чтобы он сделал доброе дело. Оказывается — нет, они работают в связке.

Н.К: — То есть, вы пошли и поняли, что бесполезно что-то делать.

А.Т: — Я не сказал, что это бесполезно. Я сказал, что это очень трудно, это практически невозможно. Но в жизни надо мной висит как лозунг старая арабская пословица: «Зло непобедимо. Но не бороться с ним — это еще большее зло». Я понимаю, что что-то сделать с ним практически нельзя. Все равно, я как параноик — бьюсь, бьюсь. Меня министр энергетики в двадцать пятый раз выгоняет, а я все равно — вот он я, опять к вам пришел по этой же проблеме.

Н.К: — Давайте так. Что вы добились, будучи депутатом Государственной Думы, того, чего вы не добились, когда были просто главным редактором газеты «Ваши шесть соток»?

А.Т: — Что-то кардинальное — практически ничего. Все, что я начал делать — это все еще тлеет, знаете. Поджег бикфордов шнур — его стараются затоптать, не дать ему разгореться. Но все-таки я, несмотря на все препоны, наладил некие контакты с Министерством энергетики, министр энергетики согласился работать со мной… Вернее, с нами — мы образовали при Комитете по энергетике в Думе Комитет по законодательству и разработке законодательства по энергообеспечению садоводов. А это просто, юридически, дыра. Садоводы вообще никаких прав не имеют, особенно при подключении электричества. По крайней мере, я сумел доказать… Раньше со мной говорить не хотели, потому что говори, что такой проблемы нет. Теперь со мной согласились: такая проблема есть. Теперь уже второй этап: эту проблему надо решить. Решить ее сложно. Архисложно.

Н.К: — Вы сами про себя говорите, что вы — мудрый человек, потому что признаете свои ошибки.

А.Т: — Не все. Я мудрый, может быть, в чем-то. А в чем-то — немудрый. Человек не может быть умным во всем, мудрым во всем. По крайней мере, я стараюсь идти на компромисс. Все мои друзья, оставшиеся с подросткового возраста, говорят мне, что я мало изменился. Ты как был в 13−14 лет слегка экстремист, ты так и остался. У меня дома есть маечка с Че Геварой. Мне очень хочется немножечко побузить.

Н.К: — С шашкой наголо? На коне?

А.Т: — И с шашкой наголо, да. Иногда очень хочется, да. Но сейчас я уже начинаю думать. Вот мне нужно добиться определенного результата. Если я пойду с шашкой наголо, пойду министра за грудки возьму, то я хорошо пропиарюсь, но дело сделано не будет. Поэтому как бы мне ни хотелось презирать того или иного министра, но приходится… Его не обойдешь. Он стоит на стыке интересов. Без него эта проблема не решится. Поэтому приходится к нему приходить, садиться за стол, говорить: «Конечно, я не полностью разделяю все ваши идеи, но все равно давайте с вами работать».

Н.К: — Вы не разочаровались в своей деятельности и в деятельности Государственной Думы?

А.Т: — Я каждый день разочаровываюсь и в своей деятельности, и в деятельности Государственной Думы.

Н.К: — Не хотите сдать мандат, как это было очень модно…

А.Т: — Не дождетесь.

Н.К: — Почему?

А.Т: — Потому что, я говорю, у меня многое не получается, да? Но я хоть бьюсь, делаю. Я бьюсь. Рано или поздно я что-то пробью. Может быть, я мало сделаю, но я сделаю что-то. И уже делаю.

Н.К. — Человек под именем Сапер спрашивает, Андрей Владимирович, с вашей точки зрения, каков оптимальный срок пребывания человека в государственных органах власти или на госдолжностях?

А.Т. — Я помимо садоводства еще увлекаюсь историей, особенно Древним Римом. Вспомним, сколько в Древнем Риме человек стоял на государственной должности? Один год. Дальше его передвигали. Один год, я думаю, может быть, маловато, потому что человек еще не войдет в курс дела. Но, может быть, два, три года. Но нельзя это делать таким пожизненным, а тем более наследуемым, как это у нас. Потому что люди обрастают настолько связями, настолько они коррупционны…

Н.К. — Вы сейчас говорите про кого?

А.Т. — Я говорю про всех государственных чиновников.

Н.К. — В том числе, про главу государства наверняка.

А.Т. — А глава государства разве не государственный чиновник?

Н.К. — При этом вы же пишете про нашего главу государства: «Я бы не хотел другого президента».

А.Т. — Пока, на данном этапе.

Н.К. — Так он уже третий этап, четвертый, если с премьерством.

А.Т. — Вот на данном этапе… Да, давайте…

Н.К. — Тут какая-то стабильность?

А.Т. — А вы думаете, я прекрасно отношусь, ему пою осанну? Если вы помните, мы же и против Медведева голосовали, чтоб он не был премьер-министром, и все поручения, те, что просит администрация президента…

Н.К. — Вы не уходите от вопроса. Как у вас сочетается! Вы только что сказали: «Человек государственную должность должен занимать всего несколько лет».

А.Т. — Но в данном случае на данном этапе истории мы должны выбирать наименьшее зло.

Н.К. — Путин для вас наименьшее зло?

А.Т. — Да. Если мы сейчас свистнем, допустим, Митрохина. Выбираем. Что будет?

Н.К. — Я не хочу вступать в эту полемику. Я просто хотела услышать ответ на этот вопрос.

А.Т. — Да.

Н.К.-В вашем кабинете висят два портрета. Мичурина и Че Гевара. Ну, Мичурина — понятно…

А.Т. — А знаете, я недавно повесил у себя портрет члена «Единой России», действующего депутата. При всей моей нелюбви и то, что я ему оппонирую. А вот попробуйте угадать.

Н.К. — Я даже не хочу гадать, честно…

А.Т. — А вы думаете, среди членов «Единой России» там все плохие люди?

Н.К. — Я уверена, что там большинство прекрасных людей.

А.Т. — Другое дело, что они попали…

Н.К. — В ситуацию… Ну, так чей портрет?

А.Т. — Валентины Терешковой. Мы с ней сидим недалеко, она такая замечательная женщина.

Н.К. — Я думаю, вы ее портрет повесили не потому что она член «Единой России».

А.Т. — Ну, естественно.

Н.К. — Так вот, о Че Геваре хотелось поговорить. Че Гевара — это символ борьбы за справедливость.

А.Т. — У меня к Че Геваре очень двойственное отношение.

Н.К. — Но вы же повесили портрет у себя, значит, для вас он что-то символизирует…

А.Т. — Это вы точно подметили. Дело в том, что Че Гевара, он давно уже не человек. Это символ. И мы его знаем по легендам, по байкам и так далее. На самом деле он был совершенно другим человеком.

Н.К. — Для вас Че Гевара — это символ чего?

А.Т. — Для меня это символ борьбы с несправедливостью.

Н.К. — Вот, собственно, я об этом и сказала. Что для вас несправедливость?

А.Т. — Несправедливость — понятие такого… У каждого своя правда. Поэтому я боюсь быть оценщиком, что есть справедливость, что есть несправедливость.

Н.К. — Есть ли для вас рамки, где начинается борьба за справедливость, где она заканчивается?

А.Т. — Рамки какие? Где я остановлюсь, где я не буду…

Н.К. — Где вы будете бороться, а где не будете бороться?

А.Т. — Я прекращаю бороться, допустим, идти на компромисс… А на компромисс иногда, бывает, надо идти, даже когда тебе очень противно. Когда у меня есть шанс отвоевать не все, но хотя бы 60−70 процентов из того, что я предлагаю. Вот положили перед вами на весы — либо ты остаешься таким вот честным до конца, либо ты согласился, пошел на компромисс и получил 60−70 процентов, добился того, за что боролся.

Н.К. — Но при этом уже не с флагом и не в белом.

А.Т. — Да, политика грязное дело. Иногда приходится идти на компромисс. Иногда приходится здороваться…

Н.К. — Вы готовы запачкаться, и пачкаетесь, и совершенно спокойно себя ощущаете в этом состоянии?

А.Т. — Я бы не сказал, что считаю себя запачканным. Запачкаться — это не сделать то, что ты должен был сделать. Вы думаете, среди депутатов, чиновников нет таких людей, для которых единственная цель просто себе бабки заработать, распилить? Больше ничего не волнует, человек работает только на эту цель.

Н.К. — А вы на какую цель работаете?

А.Т. — Сейчас вот у меня некая миссия.

Н.К. — Какая у вас миссия? Вот это вы пришли!

А.Т. — Я сказал «некая миссия». Я же разговариваю не как вот «на меня возложена…». Я все-таки стебаюсь. Так вот. Вы понимаете, что та самая дачная амнистия. Тот самый 66-й закон о садоводах, все, что я эти долгие годы добивался, с Владимиром Владимировичем спорил — это так и не началось, идет пока только имитация. Мне просто самому интересно — как можно, сколько можно не делать достаточно простое дело (потому что это сделать достаточно просто)? Я пытаюсь объяснить тем же министрам — это легче сделать, чем сопротивляться и это не делать. И мне все-таки хочется добиться, чтобы… ну, не все я сделал, дачную амнистию не довел до конца, 66-й закон отрегулировал, это отрегулировал… но, по крайней мере, чтоб пошла какая-то подвижка. Вот они результаты — это мы сделали, это мы сделали. Пока это только имитация. Я вам расскажу — я однажды сходил к очень умному человеку, который проработал в Кремле очень много времени, умнейший человек, я его очень уважаю, к рукам которого ничего не прилипло. Он сказал — вот посмотрите, я добился поручения от президента, я ходил как дурачок, всем показывал, все теперь пойдет дело. А он сказал — а мы над тобой посмеивались, чтоб вы знали, что из этого ничего не выйдет. Я говорю — а почему? А он мне объяснил — мы находимся сейчас в такой политической ситуации, что ни одно министерство не будет делать, выполнять распоряжения президента, даже если он топнет ногой, даже если он стукнет кулаком, если нет конкретной сиюминутной выгоды для себя и своей системки. Поэтому если ты хочешь это сделать, не рассчитывай на них, это их работа, но не рассчитывай на них, они не будут делать. Сделай всё за них. Потом ты приползешь к ним на коленях, целуя им руки, скажешь — возьмите готовое, вот я за вас все сделал, возьмите ту самую славу, доложите президенту, что вы сделали, я вас еще кругом буду хвалить, какие молодцы — вот только этим путем ты можешь пойти и чего-то добиться. Иного пути сейчас нет. Я от него вышел, я два дня ни с кем не разговаривал, я был в шоке, потому что я не думал, что мы дошли уже до такой степени, когда ну всё уже.

Н.К. — Вы приняли для себя эту формулу работы?

А.Т. — Принял, да.

Н.К. — Очень много вопросов у нас пришло связанных с садоводческим хозяйством, землеустройством. Вы сами, кстати, не раз говорили, что земельное отношение в России архаичное и не системное?

А.Т. — Более того, я еще говорил, что это смесь коррупции и анархии.

Н.К. — Даже сравнивали с нефтью. Богатства. Земля… то же самое что и нефть, и на ней сейчас наживаются.

А.Т. — Так как это не системный рынок. Это… сейчас лихие 90-е. Как в лихие 90-е делили недра, сейчас делят землю.

Н.К. — Ангелина спрашивает: «Кто персонально и какое ведомство у нас в стране курирует земельный вопрос? Кто может остановить захват земель и рейдерство в нашей стране?»

А.Т. — Самый гениальный вопрос. Дадим Ангелине какой-нибудь приз. Я сам задаюсь этим вопросом давно и я сам везде его ставлю. Мы приходим на какие-нибудь слушания, в Думе, либо в Белом доме. Я говорю, смотрите, земельные отношения — это фундамент экономики и нет земельных отношений у нас — ни сельское хозяйство не заработает, ни предприятия не заработают, ни дороги нормально. Это полнейшая анархия, гуляй-поле, бардак. А кто у нас отвечает за земельные отношения? Есть ли у нас министерство? Нет. Не найдете. Вернее, земельные отношения у нас поделены между семью министерствами. Это хорошая цифра, потому что есть замечательная русская пословица про семь нянек, у которых дитя безглазое.

Н.К. — Кто же может тогда остановить захват земель и рейдерство по всей стране?

А.Т. — Кроме нас самих — никто. Московский союз садоводов получает грант от президента, деньги, на которые юристы профессиональные ездят по стране и обучают председателей и садоводов, вернее, вооружают их. Потому что самое главное оружие против рейдеров, против бандитов, против всех нехороших людей — это знание. Особенно юридические знания.

Н.К. — Хорошо. Ильин Сергей спрашивает: «С расширением Москвы наши дачи, находящиеся на территории Рогово Подольского района, вошли в так называемую Новую Москву. Владельцы дач шутят, мол, живем в Подольске, а дачи в Москве. Каковы перспективы подобных дач? Имеются в виду развитие инфраструктуры, центральное, газовое, водоснабжение, и как отразилась наша московская прописка на ценообразовании?»

А.Т. — Что ждет этих граждан, которые стали нежданно-негаданно москвичами. Во-первых, работая с чиновниками московского правительства, могу сказать, что они сами не знают, какую политику они будут в отношении дачников вести. Поэтому, пока они не знают, мы должны как минимум объединяться, для того, чтобы какие-то условия выставлять.

Н.К. — Кто должен между собой объединяться?

А.Т. — Садоводы.

Н.К. — Вопрос от Анастасии Павловны. «Несчастному пенсионеру невозможно подойти к рынку, чтобы продать мешок яблок. Сколько можно позволять засилье перекупщиков на рынке? Что вы как депутат Госдумы сделали для борьбы с этим уродливым явлением, отнимающим у пенсионера последнюю копейку?»

А.Т. — Рынки у нас — самые коррупционные точки. Я однажды беседовал с директором крупного рынка. Он что-то у меня спрашивал, я ему советы давал по выращиванию, потом он посмотрел фотографию моей дачи, сказал: «У меня в туалете люстра больше стоит». — Чем вся моя дача! Безусловно, уродливое явление. Быстро это уродливое явление не изменить. Потому что там, где коррупция дает такие доходы, за это будут цепляться до последнего. А так как коррупция у нас во власти, а не где-то там параллельно, то властная машина будет работать в этом направлении.

Н.К. — То есть вы как депутат Государственной Думы пока ничего не сделали для борьбы с этим явлением?

А.Т. — Вы хотите конкретно… У меня не всегда, а чаще всего не получаются мои… Чем я лучше того же Владимира Владимировича? Он говорит, что тридцать процентов только моих поручений выполняются, а вы хотите, чтобы все, что я задумал, выполнялось? Да, у меня тоже не получается, как и у него. Так вот насчет продажи, здесь, скорее, мы должны возродить ту самую кооперацию, которая у нас была. Той же бабушке или мне, работающему — я, допустим, вырастил яблок два мешка, я не пойду продавать, я либо раздам… Но если бы это у меня забирали, я бы с большим удовольствием это сдавал. Возродить кооперацию… Я даже когда-то входил, когда не был депутатом, в комиссию по развитию кооперации. И однажды меня спросили — мы тут разные варианты возрождения кооперации пытаемся. Что делать? Ничего не получается. Тогда я придумал одну гениальную идею — в Тамбовской области мне показали одного представителя азербайджанской диаспоры. Вот он, говорят, настоящий бандит. Он тут у нас скупает всю картошку, у него масса помощников, машины, он ни за что налоги не платит, они ездят по деревням, по два рубля скупают картошку. У него там логистика поставлена гениально, они отвозят на какие-то базы, моют эту картошку, потом везут в Москву и продают. Но он не платит налогов, заметьте. И я сказал так — вот есть такой азербайджанец, он умеет это делать. Он работает в криминальном поле. Я предлагаю его поймать, надеть наручники, отвезти на Старую площадь, посадить за стол и вот выбирай — семь лет лишения свободы, либо будет замминистра сельского хозяйства, курировать кооперацию. И мы за тобой будем присматривать. Он почешет репу и скажет: да, конечно, в тюрьме-то легче, чем в министерстве сельского хозяйства. Вот он наладит, поверьте, вот я не налажу, я этого не умею. И нынешний министр сельского хозяйства тоже — потому что у него другая профессия, он этого не понимает. Это может только профессионал. Вот он профессионал, вот его надо вытаскивать, тем более вот он уже, наверное, заработал на эту самую люстру, которая дороже моей дачи. А любой человек, у которого есть недвижимость — ему не хочется на баррикады, ему не хочется в тюрьму, ему хочется стабильности. Ему сказали, хочешь стабильности? Для себя, для своих детей, давай перетекай из криминального поля, давай налаживай, на уровне государства, будем пытаться решить проблему. 99 процентов, что он согласится. Я вот собираюсь найти этого человека. А мне потом скажут: «А не замазал ли ты руки? Ты общался с криминальным королем, который грабит крестьян!»

Н.К.- Но у каждого своя работа. Моя работа, в том числе, спрашивать: «А не замазали ли вы руки?» Последний вопрос: «С удивлением узнала, и вы сами наверняка с удивлением узнали, о том, что можно заказать ваши сольные концерты и гастроли. На сайте концертного агентства висит прайс, что вы можете даже провести частные мероприятия и корпоративы».

А.Т. — Я про это где-то читал, но само объявление это не находил. Знаете, откуда это идет? В свое время, когда я был ведущим «Фазенды и грядки», там просто всех ведущих вносили в этот прайс, на тот случай, что наверняка, если кто-то закажет, то телевизионный ведущий никогда не откажется от подработки. Просто они, наверное, меня забыли вычеркнуть после того, как я уже стал депутатом.

Н.К. — Если бы вам пришлось выступить, что бы вы исполняли на сцене?

А.Т. — Я бы с удовольствием спел, но петь не умею. Но, наверное, стишок бы прочитал. Или раасказал. Я очень часто говорил, что я стесняюсь называться журналистом. Были такие времена, когда я стеснялся этой профессии. Потому что мы должны, мы с вами профессионалы, мы понимаем, что и у нас тоже дай Бог всего нехорошего — и коррупция… Я сужал свою профессию. Я всегда хотел стать фельетонистом. У меня был прекрасный учитель, фельетонист газеты «Известия», и он мне фактически перед смертью сказал: ну вот, я, кажется, воспитал фельетониста, и мне теперь не жалко умереть. И вот я себя, все-таки, в душе считаю фельетонистом. Может быть, я и в Думе веду себя как фельетонист. Но поверьте мне, если мы сравниваем с рынком той же прессы. Умно сказать, большую умную статью написать — это же гораздо легче, чем написать фельетон. И фельетоны сейчас практически никто не пишет. Жанр практически умирает. Поэтому что это достаточно стрёмно, как говорят журналисты — можно получить по голове. Кроме того, смеяться над теми вещами, над которыми трудно смеяться — это очень трудно, тяжело и ответственно. Поэтому давайте остановимся на этой моей основной профессии — пусть я буду фельетонистом во власти.

Н.К. — Хорошо. Спасибо за то, что ответили за вопросы, что пришли к нам…