Стас Намин: «Американская политика цинична беспредельно»

Константин Цивилев: — Здравствуйте, зрители и читатели Свободной прессы, я — Константин Цивилев, а в «Открытой студии» человек вам хорошо известный — Стас Намин, здравствуйте.

Стас Намин: — Здравствуйте.

К.Ц.: — Вы сейчас участвуете в проекте на канале Россия «Наш выход», можете 2−3 слова сказать, что это за проект?

С.Н.:  — Для меня это редкая ситуация, я никогда не участвую в подобных проектах на телевидении, редко появляюсь. Тем более, в таких проектах. Но тут, было исключение для меня, потому что, во-первых, пригласила меня Марго, которая является одним из лучших продюсеров и как личность, человек очень достойный, интеллигентный. Поэтому, она являлась для меня такой защитой от канала, от идеологии канала, потому что с каналами я всегда сложно общаюсь и не люблю я это дело. Но ещё были 2 причины. Одна причина — то, что сама идея, это были поющие семьи, я человек ортодоксальный и люблю семейственность. Я считаю, что семья является главным фундаментом нашей жизни. У нас сейчас 2 юбилея, у нас 15 лет нашему театру и 45 лет «Цветам». Я подумал, почему бы не сделать подарок: ребята из театра, семьи, как раз театральные.

К.Ц.: — Хорошо они, на Ваш взгляд, представляют «Цветы»?

С.Н.:  — Единственное: у меня есть определённый дискомфорт от конкурса, который там имеет место.

К.Ц.: — Что нужно кого-то отсеивать, Вы имеете в виду?

С.Н.:  — Если бы был музыкальный конкурс, типа Евровидение, тогда хоть как-то понятно. Хотя, в принципе, я против всех этих конкурсов в музыке, и сам никогда не участвовал не в каких конкурсах. Мне кажется, довольно трудно судить объективно музыкальные какие-то и вообще творческие, позиции. В спорте — это понятно. Потому, что быстрее пробежал — первое место занял. А тут, кто быстрее не понятно, у всех вкусы разные. А, тем более, семьи.

К.Ц.: — Вы в обычной жизни с семьями своих артистов общаетесь, дружите?

С.Н.:  — Нет, у меня семейственность сразу и в театре, и везде, и все работают по многу лет, и театр — это одна большая семья. А плюс ещё там родились новые семьи, уже дети родились, они все поют.

К.Ц.: — Есть два наставника продюсера: Юлия Началова и Олег Газманов. А они откуда набрали семьи? У них тоже коллективы?

С.Н.:  — Я не знаю, честно говоря, думаю, что нет. У меня действительно, это люди, которых я знаю очень хорошо.

К.Ц.: — Я, почему спросил, есть ли проверка «действительно ли это семья?» А то знаете соберутся: «ты хорошо поёшь, ты будешь племянником».

С.Н.:  — Нет, явно, что семьи. Явно. Семьи, причём очень симпатичные. Мне, честно скажу, нравятся все семьи, то есть, не было не одной, которая меня каким-то образом бы ломала. Каждая семья по-разному существует, очень достойно всё. И говорить кто чуть-чуть не правильно поёт, мне кажется, не к месту. Меня раздражает этот конкурс, так бы всё было идеально. А ещё когда жюри большое — 50 человек, оно обезличено абсолютно. Я вообще далёк от шоу-бизнеса. Первый раз попал в эту ситуацию, и думаю, что, наверное, долго не выдержу.

К.Ц.: — А сколько он продлится?

С.Н.:  — Ну он вообще длится два месяца. Т.е. восемь программ.

К.Ц.: — Ну, терпимо, два месяца.

С.Н.:  — Не знаю, я не привык.

К.Ц.: — А что, Вы можете соскочить, такое слово употребим?

С.Н.:  — Ну, я могу из уважения к продюсеру, чтобы, например, меня заменили, нашли какого-то другого, вот, как это называется у них…

К.Ц.: — Наставника.

С.Н.:  — Наставника, да.

К.Ц.: — Вы известный, помимо всего прочего, тем, что в первых рядах в авангарде создавали всё независимое. Первый независимый продюсерский центр, первая независимая телекомпания.

С.Н.:  — Ну не знаю, вы перечисляете, это довольно странно. Потому что никто не делал ничего первого. Как получалось, так получалось.

К.Ц.: — Из первого независимого вашего продюсерского центра вышли «Парк Горького», «Калинов Мост», «Бригада С», «Моральный Кодекс» — это то, что я вспоминаю.

С.Н.:  — Разные вещи. «Парк Горького» я просто делал своими руками с нуля. А «Бригада С» в каком-то виде уже существовала, я просто ей помогал, развивал, продюсировал. Но не я придумал «Бригаду С». А «Парк Горького» — это уже другая история. В действительности много хороших музыкантов, поэтов и художников.

К.Ц.: — Никто впоследствии не разочаровал Вас, потому что бывает, сделаешь человеку добро, поможешь, а он вообще потом пройдёт и отвернётся?

С.Н.:  — Нет. Я, не предполагал и не делал, чтобы от меня кто-то отворачивался, у каждого своя жизнь, каждый живёт своей жизнью. Тут я никому не судья.

К.Ц.: — Опять употреблю слово «первый». Вы же организовывали первый фестиваль мира в Лужниках в 1989 году, тогда Бон Жови появился у нас на глазах, и Оззи Озборн. Раньше пластинки подпольные были, а тут вроде как увидели вживую. Есть отличия, тогда организовать подобный фестиваль и сегодня в наши дни? Легче стало или труднее?

С.Н.:  — Мне, кажется, легче, потому что это стало на определённые коммерческие рельсы, — это уже профессия. Когда я это делал, я же не собирался быть промоутером в жизни. Это просто был такой момент, когда всё было запрещено, и хотелось прорывать этот железный занавес, там были совершенно другие амбиции. Когда это превратилось в профессию уже это как бы там профессия, на которой зарабатывают деньги, совершенно другая история.

К.Ц.: — Вы не хотели на этом зарабатывать деньги? Потому что знаете, некоторые люди организуют фестиваль, думают «О, пошло» и давай 15 лет подряд.

С.Н.:  — Давайте говорить о сегодняшней жизни, а тогда, в общем, совсем всё по-другому было. Я когда делал радиостанцию, я не собирался вообще всю жизнь заниматься радиостанцией. Просто сделал её, потому, что в тот момент — это было действительно странно представить: свободная радиостанция, но в действительности я сделал её свободной.

К.Ц.: — Я обратил внимание, что Вы очень много всего сделали, журнал «Стас» и та радиостанция, которую вы упоминали, и издательство у вас, и телекомпания, кафе, рестораны. И Вы быстро это бросаете, закрываете. Вам не интересно становится?

С.Н.:  — Вы знаете, я вообще всегда увлекался каким-то творчеством. И это меня всегда грело. Амбиции мои в основном были связаны с этим. Музыка, картинки, фотографировал, театром занимался, ещё чем-то, кино, домино. Я Вам сейчас пытаюсь объяснить. В момент, когда свершилась «перестройка», оказалось, что можно делать то, что нам и не снилось в советские времена. Поэтому, я как-то увлёкся этими глупостями что Вы сейчас перечисляли, ну а потом вовремя понял, что это не моё вообще — мне это совершенно не интересно. Поэтому, это не то, что я берусь, а потом оставляю. Я как занимался музыкой всю жизнь, так и занимаюсь. Я как фотографией с 8 лет занимался, так и занимаюсь. Я где-то в 82 м году закончил высшие сценарно-режиссерские курсы, тогда с кино. И вот так и занимаюсь кино. И театром теперь ещё.

К.Ц.: — Я обратил внимание, что эти проекты, они какую-то недолгую жизнь имели. Что-то год существовало, что-то два, что-то три. То есть, Вы переставали бросать свой взгляд на это, и оно как-то «вжик», всё скукоживалось?

С.Н.:  — Да, по разным причинам, я думал на эту тему, сколько вообще должны жить проекты. И вообще как устроена в этом смысле жизнь, в чём созидание заключается. И вообще очень сложно определить правильную жизненную линию, сколько — год? Два? 100 лет? 500 лет? Несколько тысяч лет? Никто не знает, сколько Наверное, и мне показалось, что всё-таки, уже если существуют амбиции что-то сделать, то вот главный критерий это сделать. И чтобы это существовало как-то и проявило себя.

К.Ц.: — А Вас уже не интересует коммерческая жизнь?

С.Н.:  — Это были мои увлечения, я никогда не имел в виду себе придумывать профессию на радиостанции или видеозаписи.

К.Ц.: — Да, продюсер телеканала.

С.Н.:  — Это мои пробы, мне казалось, интересно попробовать. Я попробовал, мне показалось, что у меня удался журнал, предположим, ну удался — он два года просуществовал. Дальше, были радиостанции, они просто отобрали частоты у меня. Ну, можно было воевать за эти чистоты, ну я подумал, что я всё сделал за два года. Зачем надо обязательно воевать. Мне кажется, тратить время на это не имеет смысла.

К.Ц.: — В 70е годы, популярность набирал Ваш студенческий, ансамбль «Цветы». Я обратил внимание, что в году 73-м, Вы записали на Мелодии пластинку. По крайней мере, Макаревичу бы не дали записать в 73-м, Вам как удалось?

С.Н.:  — Это неправильно абсолютно. Вы просто не читали нашу историю. Дело в том, что тогда пластинки записали три ансамбля. Мы выступали, был конкурс студенческой самодеятельности Ленинского района, такой был Ленинский район, куда входил МГИМО, входил ИН ЯЗ, входил Педагогический институт и ещё кто жил на Метростроевской, теперь Остоженка. Это всё назывался Ленинский район. В результате три ансамбля заняли 1-ые места. Это Трио «Линник» (он и сейчас жив, потрясающий парень) и две его сестры, они тогда втроём пели. «Лингва» — это инязовский ансамбль (уже тогда был в МГУ), и соответственно «Цветы». Мы были лауреатами, это первый и последний в моей жизни был конкурс, где я участвовал. Ну, во всяком случае, нам всем троим дали такую возможность записать гибкую пластинку на Мелодии. Мы все трое записали.

К.Ц.: — Она у Вас сохранилась?

С.Н.:  — Нет, но я её видел где-то несколько раз, ко мне подходили с автографом какие-то фены, и показывали, она есть у кого-то.

К.Ц.: — А не сохранилась у Вас принципиально, Вы не собираете материалы о себе?

С.Н.:  — Не собираю. Я с удовольствием сохранил бы, но как-то не получилось в жизни, ну, думал, наверное, неправильно.

К.Ц.: — Ваш отец — летчик. Он вот умер 1986 году, Алексей Анастасович, как Вы думаете, ему бы понравилась перестройка?

С.Н.:  — Я знаю, а не думаю, потому что он застал перестройку. Меня уже в этот момент выпустили заграницу первый раз в жизни, мне было 35 лет. Как раз в 86-м году после долгих скандалов, нас выпустили заграницу в первый раз в жизни, «Цветы». И мы сделали тур по Соединённым Штатам — это скандал, длился целый год. Я спрашивал Горбачёва, как до него дошло решение? Он принимал решение? Он так увиливал от ответа. И когда я вернулся из Штатов, я разговаривал с отцом. И он говорил: «не верь, коммунизм не пройдёт никогда. САВОК — вечен. САВОК непобедим» — он сказал. Я говорю: — «ну как же, я уже только что полтора месяца по штатам гастролировал, без всяких там». Он говорит: «Увидишь, что будет дальше».

К.Ц.: — А как Вы думаете, как Ваш дедушка отнёсся к перестройке?

С.Н.:  — Да вообще, очень это можно долго рассуждать на эту тему, никто же не понимает, как всё было тогда устроено. Сейчас дурацкие фильмы снимают, Сталин курит трубку, «придурашный», да? Там, какие-то бегают Хрущёвы, ещё кто-то.

К.Ц.: — Поскребышевы.

С.Н.:  — В действительности, Вы понимаете, что если сравнивать власть страны с остальными всеми, начиная от Хрущева, Брежнева тра-та-та и по сегодняшнюю, то только власть, только мужики, которые тогда прошли огонь, воду и медные трубы, они прошли тюрьмы, они прошли, что только не прошли.

К.Ц.: — Каторги, царские ссылки.

С.Н.:  — С нуля, их никто не вытащил за шкирку и поставил президентом. И они не прошли через коммунистические цензуры, где они постепенно получали репутацию человека, который не продаст нашу коммунистическую родину. Там была другая история со всем. Там были серьёзные парни, которые не боялись ничего. И поэтому, в мире, хоть их и боялись, но уважали то все, и Черчилль, и Рузвельт, и Мао Цзедун, и кто угодно.

К.Ц.: — А Вы никогда не думали на досуге, смогли бы Вы прожить жизнь деда?

С.Н.:  — Ну что фантазировать это глупости

К.Ц.: — Ну по своим качествам, я имею в виду.

С.Н.:  — У него было главное качество, которое позволило ему такую долгую политическую жизнь прожить, в ситуации, которая, мягко говоря, была не безопасной, две вещи. Одна — это то, что он реально что-то делал. В любой стране, при фашизме, при коммунизме, при капитализме, где угодно, кто-то ж должен работать продуктивно, принимать правильные решения и реально что-то делать, кроме ля-ля. Это у него получалось, он реально делал. А вторая причина, у него не было амбиций вырваться в «первые». И поэтому он не создавал, такую опасность для Сталина. При этом, я уже после его смерти, читаю какие-то его документы по факту, он довольно смело выступал, против каких-то позиций, даже Сталинских. Сталину лично говорил. В результате, всё равно там были конфликты к концу жизни, у Виссарионовича где-то к концу жизни, мания преследования была серьёзная. Это сложная история, очень трудно туда залезать, сейчас легче всего критиковать отсюда, да? С нашей свободы. «Свободной прессы».

К.Ц.: — Да мы не критикуем.

С.Н.:  — Да я не про Вас. Я вообще говорю.

К.Ц.: — Вообще — да.

С.Н.:  — Представляете, полтора месяца у меня были гастроли по Соединённым Штатам, у меня за полтора месяца было 700 интервью, это с утра, день и вечер. Всё время, да. И всё время прямой эфир. И всё время телевидения, радио, всё на свете. То есть, там близко свободной прессой не пахнет. Это я говорю про Америку. А здесь, чего говорить, её вообще не существует.

К.Ц.: — У Вас такая «закваска» была — Суворовское училище, отец — летчик, все коротко подстрижены. Аккуратненькие гимнастёрочки, начищенные ботиночки-сапожки.

С.Н.:  — Вы так представляете себе конец училища?

К.Ц.: — Я так представляю, вообще армию.

С.Н.:  — Хорошо, представляете какая армия? Армия разная бывает?

К.Ц.: — Армия, гарнизоны. И вот такая тяга к хиппи, к вудстокам была, откуда?

С.Н.:  — Ну не знаю, не знаю. Не знаю я, что вы имеете в виду.

К.Ц.: — Как знак протеста?

С.Н.:  — Я думаю, что военное образование никакому мужику не помешало бы. Потому что, кстати, и Пушкин, и Лермонтов, весь 19й век, не только военное образование было, но и на войну то ходили. И под пулями.

К.Ц.: — Вы мыслили себя, что пойдёте на войну.

С.Н.:  — Да я Вам о другом говорю, Вы просто так со мной разговариваете?

К.Ц.: — Нет, почему?

С.Н.:  — Я говорю Вам серьёзные вещи, а Вы говорите «Я мыслил на войну какую-то пойти», какую войну к чёрту?

К.Ц.: — Нет, когда человек в детстве идет в Суворовское училище, он как-то мыслит себя дальше…

С.Н.:  — Я шёл в 4-й класс, Вы хотите сказать, что я мыслил в 4-м классе, куда пойти? Вы хорошо представляете, о чём идёт речь? Я с 4-го по 11-й, семь лет служил, потому что у нас есть семейная традиция. Все сыновья моего деда пошли добровольцами на войну. Часто сегодня это бывает?

К.Ц.: — Смотря в какой стране, уклончиво скажу я.

С.Н.:  — Да ни в какой, я скажу Вам, практически не в какой. Ну в Англии…

К.Ц.: — Принц Гарри, он в Афганистане что ли, да?

С.Н.:  — Он там да, съездил на месяцок, но по большому счёту пойти на реальную войну, причём один погиб, мой дядя. Отец мой был ранен, остался лётчиком. Поэтому, это военная традиция. И вполне естественно, это не по моей инициативе, но я совершенно не жалею об этом.

К.Ц.: — Всё вроде хорошо пошло в 80-е годы, «Цветы» стали ездить заграницу, мир так сказать раскрылся, и вдруг в 90-м году, Вы берёте этот проект прекращаете, почему?

С.Н.:  — Ну стало не интересно.

К.Ц.: — Не интересно что — ездить, выступать, 700 интервью?

С.Н.:  — Я вообще не выступал, это случайная ситуация. Я вообще не люблю выступать на сцене, я не артист.

К.Ц.: — Не артист?

С.Н.:  — Мне кажется, это настолько очевидно, что я не артист. Я могу, конечно, выйти, что-то сыграть, но в принципе, это не моя профессия, и мне большой радости не доставляет. Иногда доставляет, тогда выхожу, я где-то раз в два года действительно выхожу на сцену и что-то там хулиганю.

К.Ц.: — Вы сказали, что увлекаетесь, фото с восьми лет, а можете вспомнить, какая фотография, может быть в детстве, произвела на Вас впечатление, и так вот запомнилась.

С.Н.:  — Нет, я не смотрел фотографии. В восемь лет, я ничего не видел на свете.

К.Ц.: — Ну не в восемь, может в десять?

С.Н.:  — Не помню, конечно.

К.Ц.: — А Вас водили, как тогда модно было в ателье с трубкой телефонной сфотографироваться?

С.Н.:  — Нет, не водили.

К.Ц.: — Один из альбомов у Вас называется «Человек разумный». А на Ваш взгляд, человек вообще разумный?

С.Н.:  — Вот этот вопрос я и поставил. То есть, это не утверждение. Поэтому, Вы мне задаёте тот вопрос, который я задал вам всем. Ну, собственно, если Вы посмотрите альбом на DVD, потому что лучше всего смотреть на YouTube, он везде, собственно, есть, то в конце он так выстроен по песням, что конце можно сделать вывод.

К.Ц.: — А сами для себя Вы какой вывод сделали?

С.Н.:  — Да сложно вообще понять, как устроена жизнь.

К.Ц.: — Вот чем ваш театр мюзиклов отличается от других театров мюзикла, которые есть в Москве, вообще ходите на другие, к Швыдкову?

С.Н.:  — Я видел какие-то мюзиклы, но я вижу, что они в принципе построены по какому-то принципу, который мне не очень близок. Это, в общем, варианты подражания Бродвею. То есть это шоу — это эстрадно-развлекательные мюзиклы. Но это мне было не интересно с самого начала делать. Поэтому, в общем, отличается у меня театр тем, что драматические мюзиклы. Я попытался совместить такую традиционную русскую драматическую школу. Так, чтобы дело было не только в красивых декорациях, не в костюмах, не в самолёте, который садится на сцену и все ахают. А что всё-таки, это какое-то актёрское мастерство, какая-то режиссура, и какие-то элементы, которые тебя трогают, мурашки по телу, не от самолёта садившегося, а от того как играют актёры, что там происходит.

К.Ц.: — Я нашим зрителям поясню, это Стас Намин имел в виду видимо Норд-Ост. Там самолёт садился.

С.Н.:  — А это не только там. В мире очень часто это делают. Самолёты, поезда заезжают на сцену, танки заходят. Это, нет. Норд-Ост, кстати, очень приличный мюзикл.

К.Ц.: — Я смотрел «Волосы», по-моему, в театре эстрады он шёл.

С.Н.:  — В начале самом, в самом-самом.

К.Ц.: — В начале 2000-х?

С.Н.:  — Пятнадцать лет назад, представляете? Сейчас пятнадцать лет.

К.Ц.: — Я где-то в году, наверное, в 2003—2004 смотрел.

С.Н.:  — Ну нет, тогда уже нет.

К.Ц.: — Театр эстрады был.

С.Н.:  — Театр эстрады был только один раз, когда у нас не было своего театра. Мы вначале сделали там действительно. А потом я построил свой театр. Сам, тогда Лужков нам не помогал.

К.Ц.: — Ну зато место, хоть, выделили.

С.Н.:  — Никто ничего не выделил.

К.Ц.: — А как оно образовалось?

С.Н.:  — Это было 25 лет тому назад, когда ещё Лужкова не было. 25 лет тому назад. Директор парка Горького — Киселёв, такой потрясающий совершенно человек, про него надо сказать два слова, потому что Павел Юрьевич Киселёв, я его знал ещё с 70-х, он был тогда в Бауманском институте директор клуба. Были тогда запрещены мы, и Высоцкий больше всего. Единственное место, где мы выступать могли и Высоцкий, и мы — это Павел Юрьевич Киселёв у себя в Бауманском институте делал такие концерты. И с тех пор, мы с ним в очень близких отношениях были. Когда меня выгнали из Москонцертов, и некуда было деваться вообще, не было базы, где репетировать, то он приютил нас в одной маленькой комнатке, у себя в театре.

К.Ц.: — Вы старожил в этом месте.

С.Н.:  — Больше того, представляете, больше 25 лет.

К.Ц.: — Я смотрел мюзикл, но у Вас в основном инвалиды были?

С.Н.:  — Да, у нас есть такие вещи. Сейчас, запретили въезд в парк Горького, даже инвалидам. Инвалиды на колясках едут сверху, а потом обратно, вы понимаете…

К.Ц.: — Сверху-то ладно, а потом вверх

С.Н.:  — А потом обратно. Вы понимаете, ну не удаётся уломать сегодняшнее руководство. Ладно, люди ходят два километра к нам и полные залы при этом.

К.Ц.: — Ну там приятно прогуляться, когда люди ходят.

С.Н.:  — Когда как, Вы знаете, что когда мороз и зима, то вообще прогуляться не всегда, все разных возрастов, ну есть люди возраста преклонного, которым трудно 2 километра от метра идти, или от машины там, которая на стоянке просто.

К.Ц.: — А Вы заезжаете сами?

С.Н.:  — Нет, я пешком. Я с удовольствием хожу, на велосипеде езжу. У меня таких проблем вообще нет, после Суворовского училища, я могу спать вот здесь на полу. Правда, в шестизвёздочном отеле мне больше комфортно, но я могу есть гречневую кашу только и больше ничего.

К.Ц.: — Продюсер Майкл Батлер как повлиял на Вас? Чему научил? Или вообще это было не нужно — учиться у него?

С.Н.:  — Да я не знаю, я у всех учусь, а Майкл Батлер мой близкий друг. Очень достойный человек. Если говорить про него, вообще, ему 85 лет. Он был друг Джона Кеннеди, был и сейчас есть друг принца Чарльза. У него была лучшая команда в мире по поло, в Лондоне, он был сам чемпион мира по поло, и команда его была чемпионом. Вот он легендарная личность. Достаточно открыть его сайт «Майкл Батлер Продюсер», потому что это имя часто встречается, но когда продюсер, то откроется его сайт, и будет понятно кто это. И он меня пригласил на «Волосы», он продюсер «Волос» с самого начала, на Бродвее он её выставил, потом с Милушем Форманом фильм он спродюсировал, «Волосы» смотрели, наверное?

К.Ц.: — Нет, фильм не смотрел.

С.Н.:  — Милош Форман снял очень хороший фильм. Правда, он не соответствует оригинальной театральной постановке, и там были конфликты между автором и режиссером. Но, тем не менее, в результате, как раз Майкл это всё уладил, и получился приличный фильм. Он меня пригласил на спектакль, и это меня действительно подвигло на то, чтобы сделать театр. То есть, мой друг Андрей Расинский, с которым я с 70-х годов много работаю ещё, у него был театр всегда. И он мне давно предлагал, чтоб я его взял к себе, потому что он не хотел этим заниматься больше. Я отказывался всеми силами, потому что мне ещё театра не хватало со всем, что у меня существует уже. После посещения мюзикла в Лос-Анджелесе был в Голливуде, причём я был прям с самолёта, там летел 13 часов. И уверен был, что сейчас потушат свет, я засну, спокойно посплю полтора часа. Но вместо этого, открыв рот, смотрел вообще на то, что происходит. Вообще потрясающий спектакль, поставлен был. И тогда я подумал, что «А почему бы не попробовать?». И вот с этого начался наш театр. Он по наследству перешёл от Расинского, там у него была какая-то театральная лаборатория. Я набрал труппу, конкретно для этого спектакля из этой труппы начался вообще театр. Потом эта труппа начала играть другие спектакли. Обычно наоборот бывает, обычно сначала труппа, а потом делают спектакли. А у нас так.

К.Ц.: — У Вас сейчас будет осенью тур «Цветы 45», осень 2014. Вы привязываетесь к людям, я, почему спрашиваю, потому что посмотрел, что пятьдесят человек прошло через ансамбль «Цветы», Битлз мы знаем, одного человека заменили.

С.Н.:  — Вы понимаете, можно много говорить на эту тему. Дело в том, что в те времена, когда мы начинали, это 70-е и 80-е туда же входит год, первая половина 80-х, первые скажем 15 лет, была трудная жизнь, трудно быть независимыми. Я имею ввиду, если мы ВИА, тогда нет проблем, тогда мы поём «Мой адрес не дом и не улица, и Ленин такой молодой, и юный октябрь впереди», и всё у нас в порядке в жизни… А когда мы не поем эту мракобесию и делаем то, что нам хочется. «Мелодия», выпускала мягкие, невинные песенки, поэтому конечно только одна грань нашей творческой жизни была известна людям. Мы на концертах выступали, хоть нас и ругали, запрещали в результате, получали 5р. 50коп за концерт все время, всю нашу жизнь, двадцать лет, сколько мы работали. То есть «бесставочники» так называемые, то есть жанр рок-музыки он не воспринимался, как музыка и мы не считались музыкантами дворовыми. Поэтому мы делали стадион, было по два, по три стадиона в день, так мы работали.

К.Ц.: — Пятнадцать руб. на счет.

С.Н.:  — Да, Пятнадцать руб. за день мы могли заработать. И это, были сложные очень технические гастроли, поезда очень не комфортные. Какие там люксы, какие там лимузины, о чем вы говорите вообще?! Другая жизнь совсем была, поэтому не все выдерживали это всё, это было очень трудно. Заработок был минимальный, труд огромный и, около 50 музыкантов действительно за эти 20 лет играло и все, музыканты хорошие, просто не все выдерживали. Кто-то сделал потом свою карьеру: Костя Никольский, Саша Малинин, еще кто-то, Козлов Леша. У них потом получилась своя собственная жизнь, но в «Цветах» все играли, мне ни за кого не стыдно, кто играл в «Цветах». А потом получилось по-другому совсем. Когда остановились мы в 90-х, нас не было вообще, потом когда я театр сделал, я восстановил «Цветы» для того, чтобы мюзиклы делать. Мы не пошли в шоу-бизнес и нигде не показывались, только в театре работали спокойно и с тех пор, сколько уже прошло, пятнадцать лет, ни один человек не поменялся.

К.Ц.: — А в начале разговора Вы сказали, что Марго, продюсер, она была 50/50, да?

С.Н.:  — Я не знаю.

К.Ц.: — Программа эта в 90-х.

С.Н.:  — У нее много проектов было, я не знаю, какие они.

К.Ц.: — Вам не близка идеология сегодняшнего?

С.Н.:  — Вы знаете, смотря что Вы идеологией называете. Я сейчас говорил только о «вкусовщине музыкальных докторов». Вот об этом я говорю. А идеология — такое громкое слово.

К.Ц.: — Можно Вас представить, что дома или где-то в гостинице, смотрите 1-й, 2-й канал, внимаете этим ток-шоу?

С.Н.:  — 2-й канал нет. Такого не было у меня еще, не случалось. Мне кажется, там совсем другая аудитория, на меня они не рассчитывают. И, на таких, как я. Я думаю, они рассчитывают немножко на другую аудиторию. А на 1-м канале бывают интересные вещи. И вообще я с уважением отношусь к Косте Эрнсту и дружу с ним много лет, когда он программы делал.

К.Ц.: — Матадор.

С.Н.:  — Да-да, совершенно точно. И Юра Аксюта. Но Костя, мне кажется, реально звезда, как продюсер телевизионный, он реально очень талантливый человек. Поэтому, конечно на 1-м канале, несмотря на все компромиссы, которые они вынуждены делать, ему удается 1-й канал — единственный из всех, это моя субъективная точка зрения, единственный из всех телевизионных каналов страны, который как не банально звучит фраза, воспитывает аудиторию, а не под нее ложится. Вдруг оказывается там Школа, помните это самое, как его там…

К.Ц.: — Сериал? Гай Германика?

С.Н.:  — Да, Германика. Вдруг оказываются «СПЛИН», концерт по 1-му каналу. Вы хорошо представляете «СПЛИН» по 2-му каналу? Наш концерт они прокрутили, еще много чего бывает.

К.Ц.: — Не могу не спросить про Вашего хорошего товарища Андрея Макаревича. Последние дни, может быть месяц, шумиха вокруг его выступления на территории Украины перед детьми-беженцами. Как вам эта ситуация? Что вы о ней думаете?

С.Н.:  — Вы про Макаревича или про Украину?

К.Ц.: — Давайте про Макаревича начнем, а потом про Украину.

С.Н.:  — Про Макаревича. Мы с ним друзья очень давно. Больше 45 лет уже и когда у нас была разница в три года, сейчас уже нет разницы у нас, я его учил играть на гитаре, показывал что делать, я был как старший рок-товарищ. Поэтому я его слишком хорошо знаю и он вообще человек, не приспособлен к этой жизни. Он не очень ориентируется в этой жизни, очень творческий человек, как известно всем, ничего нового я Вам не скажу. Он действительно талантливый человек, но он живет в своем мире. Иногда поступки его бывают странные. Не потому, что они плохие или хорошие, а вот просто он имел ввиду одно, а получилось так, что все поняли это по-другому. Я думаю, что он плохого никогда ничего не имеет ввиду. Он человек добрый и хороший. Но иногда делает странные поступки, о которых он сам, может быть, жалеет, что он сделал. Не потому, что вот он, у него точка зрения. Если у него есть точка зрения, то он ее отстаивает, и никаких проблем нет. Бывает просто, что он не имел это ввиду, его не так поняли в чем-то. Не знаю в деталях ситуацию с Украиной. Не знаю, куда он ездил и перед кем выступал.

К.Ц.: — В Святогорский монастырь.

С.Н.:  — Я вообще не интересовался этой ситуацией и не знаю деталей. Я просто Вам говорю об Андрее, как о человеке, которого я знаю 45 лет и замечал за ним то, что он не очень ориентируется в ситуации вокруг себя.

К.Ц.: — А Вы с ним обсуждали, созванивались уже после этого?

С.Н.:  — Вы про украинскую тему?

К.Ц.: — Да

С.Н.:  — Нет, вообще не виделся с ним последнее время.

К.Ц.: — А что Вы вообще думаете про ситуацию на Украине, про переговоры в Минске?

С.Н.:  — Мне кажется, что настолько понятно, что тут трудно даже по-другому это классифицировать. Мне так кажется, субъективно. Я боюсь Вам показаться пропагандистом или ангажированным каким-то, но раз у вас написано «Свободная пресса», то я буду говорить как есть на самом деле, как мне кажется. Во-первых, то, что изначально начался конфликт на Украине, помните, с Ющенковских дел, когда Ющенко начал менять памятники, менять учебники — это конечно, реальная война геополитики, это конечно же, это понятно даже самим американцам прогрессивным. Я там очень много общаюсь, и с очень серьезными и интересными людьми и у них у всех даже вопроса не возникает на эту тему. Конечно эта война, которую наивно, с моей точки зрения, Горбачев, не сориентировавшись, с открытыми объятиями запустил американцев к нам во все секреты и дался им дружить, а они дружить и не собирались. Война и есть война, просто, была там сделана серьезная ошибка в политике. Я начинаю издалека.

К.Ц.: — Я понимаю, раз Вы Горбачева упомянули.

С.Н.:  — Конечно, началось оттуда.

К.Ц.: — Когда Бакатин передал, помните? Схему посольства, кирпичей.

С.Н.:  — Вы тоже про это знаете, да?

К.Ц.: — Ну это ж все знают.

С.Н.:  — Не все знают, что происходило в Германии, как войска наши ушли в одну секунду без компенсации. Лучше это не говорить, потому что это слишком все серьезно, глубоко не моего ума дело. Это специалисты должны, которые белую книгу напишут, кто что сделал когда-нибудь. Но с моей точки зрения, конечно, наивность наша. Может, это и хорошо, что была какая-то искренность и наивность, но для геополитической реальной, жесткой войны между всеми государствами и каждая отстаивает свое, когда были две империи, главная война была между СССР и Америкой. А теперь вроде как по наследству мы эту империю тащим, уже в России, хотя очень трудно удается. Хотя и тогда не так легко было, но как бы там ни было. Американцы не переставали никогда воевать, а у нас ощущение было, что война кончилась, поэтому холодная или горячая — это трудно говорить. Мы говорим про геополитическую войну, конечно же они начали, мы прошляпили Украину, потому что они вели серьезную войну, поставили Ющенко, меняли менталитет. За несколько лет молодежь уже стала другой. Они сделали свое дело. Они абсолютно циничны в этом смысле. Вообще американская политика цинична беспредельно. Какая бы наша ни была политика, у них еще циничней. Не знаю, это оплот развитого капитализма, или еще чего-то, но как бы там ни было, чего бы это ни было — оплот. Плевать им на Украину и плевать им на Россию. Вообще совершенно все равно, кто там сдохнет, кто там выживет. Поэтому они зажгли костер серьезный. Когда уже костер разгорелся, они по плану действовали, а мы — по обстоятельствам. Когда загнали Россию в ситуацию, когда НАТО пустим в Крым что ли? И южный поток остановим, и флот выкинем из Черного моря? Они скажут: «ну ребята, мы вообще-то бойцы». В этом смысле, конечно, Обама и до щиколотки не доходит Путина как боец. Конечно, Путин — реальная личность, а Обама — под большим вопросом личность. Ничего, что я так откровенно? Я никогда политикой не занимался. Путина — Макаревич знает, Гребенщиков, они с ним общаются, даже получили народных артистов.

К.Ц.: — Награды еще.

С.Н.:  — Награды.

К.Ц.: — За заслуги перед Отечеством.

С.Н.:  — Я наград никогда не получал в своей жизни и государством этим не признан, поэтому имею полное право не ангажировано говорить свои мысли. В данной ситуации мне не стыдно за то, что не сильная Россия, на сегодняшний день (кроме кнопки, которая у нас есть) мы конечно слабее, чем Америка и тех, кто ведутся. Вообще помните Путин однажды на европейском, я не помню где это было, какая встреча, когда он сказал «чего вы все ложитесь под Америку? Чего вы их боитесь?» Не помните, было? И там они все заулыбались, захихикали. Потому что Европа совсем уже кастрирована, с моей точки зрения. Ничего, что я так жестко разговариваю?

К.Ц.: — Хорошо. Чем жестче, тем лучше.

С.Н.:  — Они боятся Штатов, все понятно ситуация. И арбуз съесть хотят. То есть вроде бы и с нами дружить, чтобы деньги иметь от рынка, и в то же время их бояться, и там лавируют между этим. А Штаты цинично и жестко наезжают, чтобы развалить максимально ослабить Россию, развалить и подобраться ближе. То есть абсолютно откровенная агрессивная политика. Вот что я вижу. А сейчас переговоры. Да уже когда костер горит, там все виноваты. Сейчас говорить, кто в кого там выстрелил? Вы понимаете, что когда твоих родственников случайно ракета убила, ты после этого отмороженным становишься. Я бы отморозился, сказал: «да вообще я все видел в гробу, мне больше ничего не надо». Почему я говорю, что семья является базой, основой.

К.Ц.: — Да, его успокоит только Калашников в руках и вперед.

С.Н.:  — Да, боюсь, что так. И когда удалось этим циничным, не хочу сейчас говорить слова, потому что у Вас хоть и «Свободная пресса», но слово «п…с» не хочется говорить. Этим «п…м гнойным» циничным удалось разжечь костер между Украиной и Россией, что нереально, потому что у нас все родственное. Мы реально родные народы. Реально. Больше, чем они с Канадой. И когда уже удалось разжечь такой костер и в семье близкие люди и то конфликтуют так, что там до смерти чуть ли… Ну теперь говорить «а что было НАТО их приговором? А вот они не выдержали того-то, перемирия там. Кто-то в кого-то стрелял.» сейчас уже все очень серьезно я не влезаю в эту историю совсем никак, что меня раздражает страшно? Я не могу спокойно на это смотреть на вот такой абсолютный цинизм нашей всей жизни и Украинской. У меня друзья ездили в Харьков на машине, не испугались, поехали, 2 девочки-подружки мои. Девчонки, но за рулем. Они увидели в Харькове очень интересную историю. Есть место, называется «Панорама». Это у них ночной клуб. Гуляет каждый день до 6 утра. Битком набитый. Вот этот цинизм, этот пир во время чумы, когда все равно Феррари и Бентли: «в гробу мы видели: стреляют, ну убивают, а мы то чего? Да пошли вы все». Поразительное наследство, фальши, которая в Советском Союзе была привита, когда мы с понтом волновались, что пока вы не остановите войну во Вьетнаме, мы не будем кушать пончики. Ну с понтом. Когда стреляли в Белый дом, помните? А народ собрался около танков и говорит, «не-не, чуть левее». Давай посмотрим, как это?

К.Ц.: — И первые селфи еще тогда фотографировались, я помню.

С.Н.:  — Да-да. Вот этот вот цинизм, абсолютный, как будто вообще тебе по большому счету на все наплевать. Он существует и сейчас. И в Украине и здесь одинаково.

К.Ц.: — Некоторые артисты говорят, мне стыдно за мою Родину, Украина, прости, а некоторые артисты говорят, я горжусь сейчас своей Родиной, все правильно. Вы на какой стороне из этих артистов?

С.Н.:  — Я вам долго объяснял, а вы … знаете, есть такой анекдот на эту тему: «была какая-то лекция, читал, как устроен паровоз а в конце говорит, понятно? Понятно. Вопросы есть? Один, а куда лошадь прицепляется?» Это точно тот случай. Я Вам рассказываю, что когда уже эти «п…ры гнойные» разожгли этот огонь, то дальше на какой стороне — говорить невозможно, потому что сейчас становится мракобесие. Это война и в войне вообще надо бы собраться украинцам и русским и пойти войной на Белый дом. Вот это бы было б честно. Сказать, слушайте, ребят, вы тут нас перессорили, а теперь давайте, как померяемся силами, кто круче. Ну это я шучу, конечно. Вот моя точка зрения такая, что они оттуда кинули, разожгли, а теперь мы говорим, а кто прав? Ну кто там прав уже?

К.Ц.: — Вы 1951 года рождения, то есть уже пенсионер.

С.Н.:  — То есть — не то слово. Я уже пенсионер лет 20.

К.Ц.: — Как 20? Ну года три так точно.

С.Н.:  — Я себя чувствую пенсионером .

К.Ц.: Я хотел спросить, а вот если не секрет, какой размер вашей пенс