Свободная Пресса в Телеграм Свободная Пресса Вконтакте Свободная Пресса в Одноклассниках Свободная Пресса на Youtube
Политика
20 марта 2016 15:42

Александр Ходаковский: «Нельзя воспринимать войну, как сафари»

Командир батальона «Восток» о спецназе и страшной военной работе. Часть вторая.

11318

Начало здесь.


Киевские власти готовят новую войну в Донбассе. Как пишет «Российская газета», за прошедшие сутки подразделения украинской армии обстреляли ДНР 302 раза. Тем временем, в прессе ведутся активные разговоры о противостоянии одного из политических лидеров республики, командира батальона «Восток» Ходаковского с главой ДНР Захарченко. Корреспондент «Свободной прессы» встретилась с Александром Ходаковским и поговорила о ситуации в ДНР и защитниках непризнанной республики.

«СП»: — У вас была возможность остаться с Украиной, там как раз военные специалисты были в цене. Сейчас, когда в отношении вас открываются расследования и комиссии, вы не жалеете, что не выбрали Украину?

— Передо мной выбор не стоял. Повоевали в Киеве. Не получилось. Приехали домой и продолжили это делать на своей земле. На той стороне я, наверное, был бы сейчас социально обеспечен, и тот выбор повлек бы карьерный рост. Но я даже гипотетически не рассматривал возможность сотрудничества с новой властью. Для меня это все носило антироссийский и националистический характер, и потому было абсолютно неприемлемым.

Пришедшие к власти представители национальных радикальных сил довершили бы то, к чему так вкрадчиво подходили при других правительствах. Имеется в виду ограничение вещания на русском языке. Нам бы оставили русский, как разговорный. Его уже забрали, как деловой. Но мы же — русские люди. И как мы могли в тот момент думать о своих личных перспективах? Здесь развернулись эпохальные события. Их можно охарактеризовать простой фразой — «Быть или не быть». Выступить на той стороне — не быть. Выступить против них, значит быть.

«СП»: — У вас родители русские?

— Почему? Там сборная солянка. По линии матери у меня все — чистокровные украинцы из Винницкой области. По линии отца — да, русские.

«СП»: — Кто они по профессии?

— Простые люди, они всю жизнь проработали электросварщиками по ремонту вагонов. И я учился профессии отца. Умею быть электросварщиком, токарем, слесарем-наборщиком.

«СП»: — Почему вы стали военным?

— У каждого своя судьба, и то, что с нами происходит, давно и надежно прописано в других местах. Я всю жизнь хотел быть военным. Сразу после школы прошел медкомиссию при областном управлении КГБ, чтобы поступать в Алматинское пограничное училище, но в военкомате произошел какой-то сбой, и мне предложили перенести свое поступление на следующий год и пока послужить в армии. Что я и сделал. Свое совершеннолетие я встречал уже в рядах Вооруженных Сил СССР. А в последнее время, до «Майдана», я возглавлял подразделение специального назначения. В моем подчинении находились два с половиной десятка офицеров высочайшей квалификации. Мы, какой-то региональный Донецк, подготовили две снайперские пары, которые входили в десятки лучших в мире. Наших ребят забирали в службу безопасности президента. Я гордился этим подразделением, нашим маленьким братством.

«СП»: — Украина, в отличие от России, жила все эти годы спокойно. Здесь не было терактов. Спецподразделения готовились быть задействованы к чему?

— Мы выполняли задачи по обеспечению безопасности посольства, находившегося в Ираке, например. Люди проходили обкатку в горячих точках. Конечно, у нас не было такого опыта, как у России. Но мы всегда опирались на российский опыт, а там люди платили за него жизнями. У нас было много работы, связанной с оперативно-розыскной деятельностью, борьбой с террором. У нас не было Беслана, не было «Норд-Оста», но мы были в состоянии готовности.

Все силовики, даже из Львова, на девяносто процентов, а я сейчас имею в виду «Альфу», с большим сочувствием наблюдали за работой российских спецназовцев, особенно на Кавказе. Большинство наших пацанов хотели бы помочь там. Иногда мы выходили с какими-то предложениями — чтобы, может, нас привлекали к обкатке, к командировкам туда. Но это был очень политизированный вопрос. Все знают, что украинские добровольцы участвовали на стороне чеченцев против федеральных войск. Нас всегда это очень сильно возмущало. Иногда мы принимали участие в мероприятиях по передаче арестованных украинских добровольцев, когда мы их забирали на границе, и я видел лица наших альфовцев — они с ненавистью и осуждением относились к тем людям, которые поехали вместе с чеченцами убивать наших братьев русских.

Наша работа в Киеве на «Майдане» стала квинтэссенцией того опыта, который мы накопили за долгие годы подготовки. Мы понимали, что нам будет противостоять вооруженный противник, а здания долгое время находились под его контролем, и каждый предмет, каждый ящик, перевернутый стол представляли для нас угрозу. Любой мог взорваться и похоронить нашу группу. Но впереди шли ребята с помповыми ружьями, заряженными резиновыми пулями. За ними — ребята с плащ-палатками и огнетушителями. И только в хвосте построения группы — люди с боевым оружием. Мы шли не убивать, а шли, как правоохранители. У нас был простой лозунг — «Горим, но не стреляем».

«СП»: — Почему сгореть предпочтительней?

— Вероятность того, что мы сможем потушить нашего бойца, высока. И ущерб ему все-таки будет значительно меньше, чем летальный исход для того человека, в которого он будет стрелять. Мы не хотели их смерти. Мы хотели прекратить это все, чтобы страна зажила спокойной нормальной жизнью. Мы знали планы и схемы зданий, которые придется штурмовать и моделировали, отрабатывали ситуации. Не только с технической стороны, но и с морально-нравственной. А потом в наш адрес было брошено огульное вранье — мы, дескать, сожгли киевский «Дом Профсоюзов», после нас остались трупы. Я — человек, который последним уходил с этажей, самым последним. Когда уже вся группа порядка двухсот человек была наверху. Я уходил в дыму, в противогазе, бросив безуспешные попытки потушить пожар, который горел на седьмом этаже. Они сожгли все под нашими ногами, мы уходили, вытаскивая тех майдановцев, которые в нетрезвом состоянии заснули в лифтовой шахте, надевая на них противогазы.

«СП»: — Зачем?

— А в этом наша суть. По-другому мы не умеем и не должны.

«СП»: — Сейчас ваши люди идут под Ясиноватой в бой без соблюдения таких гуманных правил.

— Поменялся контекст. Сейчас мы — две равноправные воюющие стороны. Мы относимся друг к другу, как люди, которые сделали свой выбор. Украинцы не возражают против того, чтобы мы их убивали. Мы не возражаем против того, чтобы они в нас стреляли. Правила войны. Но каждую смерть, которая происходит в «Востоке» и в смежных подразделениях, да и на украинской стороне я воспринимаю, как чудовищную несправедливость.

Если люди будут относиться к чужой смерти легковесно, они начнут меняться внутри себя. Двадцать третьего февраля на центральной площади мы награждали наших бойцов «Востока», которых и так всегда обделяли. Мы, например, долго не могли добиться присвоения звания героя ДНР нашему Медведю, герою, павшему на Саур-Могиле. Мы решили поощрить людей, собрали митинг на площади Ленина, пригласили гражданских. И я сказал в своей речи — «Главное — чтобы вы не теряли человечности. И чтобы когда смотрите на противника, видели не просто мишень, а живого человека. Тогда, даже творя свою страшную военную работу, вы не дадите своей душе стать каменной». Нельзя воспринимать войну, как сафари.

«СП»: — Несколько дней назад в Ясиноватой я наблюдала за тем, как вы прощались с павшим бойцом. Мне показалось, вам некомфортно.

— От пребывания рядом с мертвым телом, которое вчера еще было живым?

«СП»: — Вы — командир…

— Я не знал этого мальчишку. Ему было двадцать пять лет, у него осталась бабушка. Мы ее сейчас взяли на обеспечение. Я многих не знаю из тех, кто служит в «Востоке», это — не одна тысяча человек. Командиров мы растили, мы вверяли им людей. А этот мальчишка — человек, который отдал свою жизнь, ушел из нее в самом расцвете. Он больше ничего не сделает на этой земле… И как можно спокойно и буднично к этому относиться? У него одна бабушка осталась и больше ничего он не успел… Если бы на его месте лежал украинский солдат, нормальный, да и даже ненормальный, я бы испытывал те же эмоции. Тут речь не о том, что этот — мой пацан, а тот — враг. А о том, что люди по слабости своей часто становятся инструментами в чьих-то циничных руках. И те пацаны, которые воюют против нас, они также погибают.

Вопрос в том, что их толкает — заблуждение, промытые мозги или даже просто чувство долга. Им дали приказ, они вышли на передовую. Что они в этот момент испытывают? Ненависть? Нет. Тот, кто в нас стреляет, в этот момент ненависти не испытывает. Он испытывает последствия подавления страха, воздействие каких-то гормонов, адреналина, желание выжить, не попасться, может, какой-то азарт. Но ненависти нет. Солдатские отношения через прицел очень специфические. Вот кукловодов действительно стоит ненавидеть, души не жалея.

«СП»: — А как, зная, что человек — лишь инструмент, и его основное желание — выжить, не дать ему такой возможности?

— Это — честный бой. Или ты или он. Но если он окажется слабее и не погибнет, а попадет к тебе в плен, твой долг православного — относиться к нему, как к человеку. Это — часть моего мировоззрения.

«СП»: — Сложилось впечатление, что тысячи ваших бойцов относятся к вам с особым трепетом. Кажется, в республике есть опасения, что вы можете их поднять ради своих интересов. И они ведь пойдут.

— Такие опасения носят в себе те, кто чувствует свою заведомую слабость перед нашей позицией. Они накачивают себя ложными страхами. У нас есть одна война и один враг. Я мало кому об этом рассказывал… Мы соседствовали с Игорем Безлером, он был с правого фланга, держал Горловку. Мы встречались с ним, наверное, раз пять. Но когда обострились внутренние противоречия здесь между Безлером и Захарченко, я занял позицию не нейтральную, а жесткую — нельзя дать состояться непоправимому, нельзя дать двум мощным военным организациями вступить в военный конфликт. Чтобы унять все это, я работал и с Захарченко, и с Безлером.

Я понимал, что Безлера накручивают — «Восток», объединившись с Захарченко, сейчас пойдет и размолотит Безлера. Я позвонил Безлеру и сказал — «Игорь, у меня есть только один враг, и он — за линией фронта. Он точно не в Горловке». Я знаю, что после этого было убрано предубеждение между нашими двумя крупными соединениями. И мы понимали, что люди в Горловке больше не ждут от нас удара в спину. И когда возникла задача образовать котел вокруг Енакиево, Ждановки, Кировского, там находилась крупная группировка, и разрезать ее по линии трассы Ясиноватая-Горловка, мы с Безлером встретились, обсудили план, учли все меры.

Я настоял на том, чтобы зачистку Пантелеймоновки мы осуществляли сами, чтобы не встретиться там с ребятами из Горловки и, перепутав с противником, не начать убивать друг друга. Они дошли до Пантелеймоновки, заняли позиции, обеспечили нам прикрытие, а зачистку осуществили мы сами. Во время этой операции мы разрезали группировку противника, оставив справа от себя несколько тысяч украинских солдат, которых выводили потом через Дебальцево. А слева — всю украинскую армию с западного направления. Потом мы образовали общую оборону, наши фланги соприкасались, и у нас было полное взаимодействие. У нас всегда были правила, которым мы следовали. А те, кто склонен опасаться, ну… Наверное, это люди, которые не умеют жить по правилам.

«СП»: — Почему солдаты готовы пойти за вами? Вы с ними немногословны, мрачны, редко улыбаетесь.

— Да потому, что мы с ними — одно целое. Они понимают, что они для меня — не инструменты. Тут обстановка такая, что от жизни до смерти — даже не шаг, а меньше. «Восток» формировался по идеологической мотивации. Принимая людей в свои ряды, мы говорили — «У нас за зарплату не воюют». То, что у нас было, мы делили на всех — людям надо семьи кормить. У Захарченко — свое окружение, и там тоже есть люди, беззаветно преданные ему.

«СП»: — Вы все время говорите «мы». Это значит, что вас много? Кто эти мы?

— Сколько бы нас ни было, мы все равно есть. Это же не я один. Я опираюсь на людей, среди них есть и командиры, и организаторы, и просто порядочные люди. Речь не только о военном подразделении, а об общественно-политической организации. У нас сильный гражданский коллектив. Есть медицинская служба, оснащенная автомобилями для эвакуации из зон боевых действий. Не каждого врача загонишь в туда. А наша служба продолжает выполнять задачи, хотя среди медиков есть и погибшие, и получившие увечья.

«СП»: — Зачем вы создавали «Патриотические Силы Донбасса»?

— Двадцать второго февраля я вернулся из Киева. Десятого марта мы уже открыли общественную организацию. Мы понимали, что любой системе может противодействовать только система в рамках общественной организации. Мы сразу перешли к действиям — первыми захватили здание областной администрации, это Бульвар Шевченко, 2. Повесили там флаг, начали штабную работу, организовали патрульные группы, включились в информационно-пропагандистскую борьбу — запустили свой сайт. Прекратили работу вербовочного пункта «Правого Сектора» * (запрещенная в России организация — «СП»). Мы призывали людей к активности, спрашивали — «Готовы ли вы от сидения на диване перейти к чему-то настоящему?».

Потом семьдесят процентов из тех людей, которые к нам примкнули, ушли командирами подразделений. Например, Юра Душман, который командовал ротой в Славянске. Он — старый афганец, но молодой духом. Об этом мы тоже не рассказывали. Он вместе с дружковскими и славянскими ребятами, членами нашей организации, уехал к Стрелкову в Славянск и образовал там роту. Потом Юра попал в плен, и мы его обменяли на арестованного мной лично полковника Лебедя — командира восточного территориального командования внутренних войск. Тот был националистически настроен и командовал здесь, в самом центре Донецка, огромным подразделением, которое оказывало содействие силам АТО в Славянске.

Мы организовали мероприятие, тем более, что я — по таким мероприятиям уникальный специалист. Захватили Лебедя, парализовали здесь действия силовиков. И потом я обменял его на Юру. Двадцать шестого мая Юра Душман находился в аэропорту и сидел с АГСом на крыше, когда осуществился первый налет украинской авиации. Сейчас он зам командира 11-го полка, сформированного на базе «Востока». Его путь очень иллюстрирует людей из нашего идейно-мотивированного актива. Мы не будем стоять в стороне и молча наблюдать, как некоторые товарищи дублируют сейчас старые уродливые формы «Партии Регионов» и толкают нашу территорию не в нашу, а в другую сторону.

«СП»: — В какую?

— В сторону от России. От общества, в котором справедливость будет не отвлеченным понятием.


* Организация «Правый сектор» решением Верховного суда РФ от 17 ноября 2014 года была признана экстремистской организацией, ее деятельность на территории России запрещена.

Последние новости
Цитаты
Ирина Абанкина

Директор Института развития образования Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики»

Павел Селезнев

Декан факультета международных экономических отношений Финансового университета при правительстве России

Фоторепортаж дня
Новости Жэньминь Жибао
В эфире СП-ТВ
Фото
Цифры дня