Будущее Европы: совмещение и борьба трех проектов

Англия традиционно ослабляла Европу поддержкой второго по силе континентального субъекта (кем бы он ни был) против сильнейшего, чтобы не допустить его власти над континентом. Эта объективно обусловленная и постоянная стратегия была творчески переработана Ротшильдами в стремлении к максимальному раздроблению Европы и распаду империй на незначительные национальные государства для установления финансового контроля за последними.

Глубочайшая, длившаяся поколениями, поистине талмудическая по непримиримости ненависть Ротшильдов к Российской империи (которая казалась иррациональной наивным российским императорам, как минимум дважды посылавшим к ним парламентеров), увенчавшаяся войной против нее на уничтожение, ведшейся, в основном, американской ветвью Ротшильдов (через Кунов и, прежде всего, Якоба Шиффа), была вызвана именно блокированием этих планов. И после наполеоновских войн, и в ходе революций 1848−1849 годов.

Вместе с положением мирового гегемона США унаследовали и многие объективно обусловленные стратегии Британской империи, в том числе и по отношению к континентальной Европе. Начиная с планов уничтожения послевоенной Германии (одно из «преступлений» Сталина перед англосаксонской цивилизацией — их блокирование, включая идею Рузвельта об уничтожении немецкого народа поголовной насильственной стерилизацией. Впрочем, несколько миллионов немцев в западных зонах оккупации успели стремительно выморить до развязывания США «холодной войны»), стратегия США заключалась в предельном политико-интеллектуальном ослаблении Европы, чтобы та никогда не могла стать им стратегическим конкурентом.

Кстати, морально-идеологическое ничтожество Европы во многом вызвано ее соучастием в американо-английском послевоенном проекте уничтожения немецкого национального сознания. Как признал Черчилль, «мы стремимся уничтожить не нацизм Гитлера, а дух Шиллера». С упоением выполнявшие эту функцию в отношении немцев другие европейцы выполнили ее (по мере расширения данного проекта на них) и по отношению к себе — в рамках единых принципов «толерастии».

Переформатирование Европейского экономического сообщества (ЕЭС) в Евросоюз, породившее принципиально безответственную (в стиле советской интеллигенции) и при том диктующую национальным властям брюссельскую евробюрократию (назвав ее «элитой», вы можете спровоцировать драку в любой стране Европы), как и хаотическое расширение последнего как можно дальше за рамки не только культурной идентичности, но и элементарной управляемости, были элементами реализации этой стратегии.

Развязанные США балканские войны и подчинение евробюрократии НАТО ликвидировали глобальный потенциал объединенной Европы, не дали ей стать самостоятельным геополитическим субъектом, замкнули ее в собственной региональной местечковости, — обусловив тем самым ее загнивание.

Успех этой стратегии диалектически привел к самоотрицанию в виде Brexit’а: английская элита, сохранившая самосознание, поддалась инстинкту самосохранения и в ужасе шарахнулась от Брюсселя, когда тот оказался готов всерьез обсуждать предложенное Обамой в виде Трансатлантического торгово-инвестиционного партнерства (TTIP) самоубийство Европы во благо американских хозяев. TTIP предполагало не только заведомо непосильную для континентальной Европы зону свободной торговли с США (Англия, создав такую зону с Канадой сразу после решения о Brexit’e, показала, что боится не этого), но и урегулирование споров стран Европы с глобальными (в основном — американскими) корпорациями на основе арбитража, создаваемого не правительствами, но, в конечном счете, самими этими корпорациями. Это превращало европейские государства в региональных менеджеров глобального бизнеса и лишало их субъектности.

Эмансипация английской элиты от брюссельской бюрократии не только повысила самостоятельность Англии и сделала ее «одиноким игроком» в грядущем распаде мира (заставив пытаться стать партнером Китая и тщетно попытавшись вернуть контроль за арабским миром), — но и завершила процесс исторического высвобождения Германии, начатый ценой своей карьеры «лучшим немцем 1989 года» Горбачевым (именно объединение Германии его волей вопреки интересам США, Англии и Франции и привело к его выбрасыванию из политики, став заметным фактором распада СССР).

В рамках созданного США «расширенного» ЕС Германия жестко удерживалась в тисках между Англией и Восточной Европой: политический бомонд последней настолько же верно служил купившим и воспитавшим его (в том числе и руками проамериканских немцев, в том числе из спецслужб) США, насколько плотно их экономика контролировалась Германией. Выход Англии из Евросоюза выпускает Германию на исторический оперативный простор, — а уход Меркель из политики лишает США возможности править Германией непосредственно, на агентурной основе.

Ослабление позиций Восточной Европы в Евросоюзе из-за утраты ее старшего проамериканского партнера в лице Англии и ухудшения экономической конъюнктуры (вынуждающего помогать сильным, а не слабым для спасения системы в целом) выразилось в намеченной на 2021 год переориентации европейской помощи с Востока на Юг. Для западноевропейского костяка ЕС Южная Европа важнее Восточной. В силу как культурной близости, так и экономической развитости: Южная Европа несравнимо глубже Восточной интегрирована в общеевропейскую (в том числе — финансово, через крупные государственные долги). И потому оказывает на нее качественно большее воздействие.

Уход Англии, обеспечивавшей 10% европейского бюджета, стал лишь поводом для глубоких структурных изменений, на самом деле вызванных кризисом. Снижение отчислений в общеевропейский бюджет поддержит наиболее богатых членов Евросоюза (расчетная экономия за 2021−25 годы Германии — 8,4 млрд. евро, Нидерландов — 3.8, Швеции — 1.7, Дании — 354 млн. и Австрии — 343 млн. евро). А новые взносы (в первую очередь — за непереработанный пластик) ударят по относительно бедным, прежде всего -восточноевропейским странам, культурно чуждым западноевропейскому костяку ЕС.

Естественный выход для Восточной Европы — поддержание экономик (и уровня жизни) реинтеграцией с Россией. Однако ее блокирует отсутствие модернизации (а значит — и привлекательного имиджа, и растущих возможностей) последней и длительная (продиктованная Западом в качестве условия евроинтеграции) русофобия элит, приведшая в Польше и Прибалтике к формированию глубокой вражды к России в обществе.

Поэтому единственным источником необходимых денег для Восточной Европы становится управляемое США НАТО. А средством их получения — разжигание вражды к России. Но опыт Польши, разместившей огромную военную базу США за свой счет, показал: новая администрация США требует, чтобы за ее базы платили сами европейцы. Понятно, что попытка заставить немцев платить американцам за восточных европейцев (обслуживающих американские базы) не удастся даже при Меркель.

Это лишает Восточную Европу стратегических перспектив и превращает этих брошенных лимитрофов в перспективное для разнообразных геополитических игр и противоборств, но обреченное на деградацию пространство.

Европа же в целом (включая даже импотентную брюссельскую евробюрократию) испытывает объективную потребность создания противовеса потенциальному «четвертому рейху». Это соответствует и интересам России, ибо самый мудрый из ныне живущих немцев — Штайнмайер, приводил к власти на Украине откровенных нацистов и их пособников в соответствии с не только американскими указаниями, но и, возможно, собственно германской исторической традицией.

Новая стратегия США, ориентированная на сохранение максимальной власти при неизбежном распаде глобальных рынков на макрорегионы и срыве в глобальную депрессию, также ориентирована на недопущение немецкого доминирования в Европе. Помимо миссии выдающегося оперативника современности Бэннона, разжигающего патриотизм европейских народов для максимального ослабления Европы как целого и имеющей стратегической целью ликвидацию ЕС в его нынешнем виде (представляющем собой готовую оргструктуру «четвертого рейха», просто пока с чужеродным для него кадровым и идеологическим наполнением), США нуждаются в уничтожении самой идеи европейской армии. Ведь та неминуемо станет противовесом полностью управляемой США НАТО. И заменит ее, став (наряду с немецкими концернами) основой «четвертого рейха». Не случайно «желтые жилеты» (некоторые группы которых демонстрировали удивительную тактическую выучку) дискредитировали Макрона и на время вывели Францию из европейской политики немедленно после поддержки им этой идеи.

Ключом к реализации устремлений и планов по созданию нового механизма сдерживания Германии объективно становится Австрия. Эта страна, несправедливо воспринимаемая в России, в основном, как дружественный альпийский курорт, сохранила не просто память о жившей за счет уникальных социальных технологий Австро-Венгерской империи, но и элиту, являющуюся частью и эхом того общественного организма.

Австрия сдержанно относится к Германии, не принимая ее самоощущения как «старшего брата», жестко хранит нейтралитет (она непредставима в статусе Швеции и Финляндии, обязавшихся по приказу НАТО принять обязанности ее членов, включая финансирование ее войск, — без каких бы то ни было прав) и является ключом к будущему энергетическому доминированию Германии в Европе («Северный поток-2» и последующие проекты сделают ее важнейшим газовым хабом).

Новое стратегическое положение Австрии поставило ее в центр внимания глобальных групп, борющихся за управление будущим и за формирование мира Глобальной депрессии.

Австрийская элита становится ключевым элементом консервативного проекта обновления Европы. Опираясь на «старую элиту», он вберет в себя американскую энергию дезинтеграционного проекта и, направив ее на размывание брюссельской бюрократии, затем попытается преобразовать ее в неприемлемое для США созидание новой континентальной Европы как геополитического субъекта. Экономическое доминирование Германии может быть уравновешено и нейтрализовано в нем не только Ватиканом и условными Ротшильдами, но и глубинными политическими и идеологическими структурами, обеспечивающими немцам достойное, но не исключительное место, безопасное и полезное как для других европейцев (от Исландии до России, от Турции до Норвегии), так и (прежде всего) для них самих.

Но возможность успеха этого проекта в силу глубины европейской деградации невелика. Даже лучшие из европейских патриотов далеки от давно привычных для их либеральных противников американских технологий системной организации политического процесса и поражают отечественных аналитиков феноменальными разгильдяйством и безответственностью.

Поэтому возрождение патриотизма в Европе не только будет порождать в ряде случаев фашистские проявления (что показывает, например, Польша, жаждущая реализации своей сокровенной мечты о превращении на костях Украины и Белоруссии в рабовладельческое общество), но и не будет обладать должным уровнем осознанности и организации.

Эта внутренняя слабость, с одной стороны, превратит европатриотизм в орудие США по разрушению европейского единства (вместо вывода его на новый уровень) по «схеме Бэннона», лишь усиливающее деградацию Европы во сравнению с временами господства либералов, а с другой — не позволит ему выстоять в цивилизационном конфликте, меняющем лицо и внутреннее содержание Европы прямо сейчас.

Меркель, пригласив в Германию беженцев (или «бешенцев» — от слова «бешенство», как говорят многие русские Европы) для отвлечения среднего класса от неумолимого обеднения и замены в повестке дня вопросов благосостояния вопросами безопасности, лишь ускорила процесс исламизации Европы (как, ранее, ускорил его Обама, превративший исламский фундаментализм в геополитический инструмент США).

Смирение европейского среднего класса с падением уровня жизни и утратой жизненных перспектив (вызванных глобальным кризисом и потому неустранимых) ценой ускорения исламизации Европы — наглядное выражение ее убожества.

И, поскольку единственным способом сдержать протест беднеющих европейцев для любых европейских руководителей является создание для них прямой и непосредственной угрозы прямо в местах их обитания и замещение культуры потребления культурой повседневного выживания, в ближайшие 30 лет Евросоюз будет превращаться в «Еврохалифат».

Подчинение беженцев интересам Европы и изгнание их неинтегрирующейся части представляется невозможным. Прибывшим из разрушенных американцами и европейцами исламских стран завоевывать Европу изнутри не грозит участь цыган (кочующих кузнецов и иных ремесленников, врачей и актеров, пришедших в Европу из Византии и первыми оказавшихся «лишними» на раннем этапе формирования капитализма), тотальное истребление которых началось в конце XV века и продолжалось вплоть до промышленной революции (хотя еще в 1849 году в Польше польские кочевые цыгане были объявлены вне закона — и это положение было отменено только после восстания 1863 года и отмены российским императором автономии царства Польского).

Объективность процесса исламизации богатой части Европы превращается для России в необходимость, наряду с поддержкой консервативных и патриотических сил в Европе (против США), системной подготовки как минимум управленческих кадров для грядущего Халифата. Помимо реализации российских геополитических интересов, это даст «социальный лифт» выходцам из Средней Азии (ослабив связанное с ними напряжение в России и частично восстановив ее влияние в Средней Азии и исламском мире в целом) и сохранит максимальную часть достижений европейской культуры (включая восприимчивость к технологиям и абстрактное мышление) после ее глубокого этнорелигиозного переформатирования.