Люблю тебя не затхлою любовью: Кремль решил, кто поведет Россию в светлое будущее

Национальной идеей России является патриотизм, но он не должен быть «квасным, затхлым и кислым». Об этом в интервью передаче «Москва. Кремль. Путин» заявил российский президент.

Патриотизм, по его словам, должен быть посвящен развитию страны. Кроме того, президент отметил, что не нужно постоянно хвататься за героическое прошлое страны, а надо смотреть и в ее успешное будущее.

Вот только какое будущее нас ждет, учитывая, что Россия по-прежнему остается заложником «нефтяной иглы», вокруг бушует кризис и пандемия, а Путин собирается менять Конституцию, чтобы остаться у власти и идти уже на пятый срок…

— Поиски национальной идеи ведутся в России с определенной регулярностью на протяжении веков, — напоминает директор Института свободы, член бюро президиума политсовета партии «Родина» Федор Бирюков.

— Можно вспомнить навскидку концепцию «Москва — третий Рим» старца Филофея (XVI в.), имперский абсолютизм с западническим уклоном Петра Великого (XVIII в.), теорию официальной народности «Православие, Самодержавие, Народность» графа Уварова (XIX в.). Также следует вспомнить идеологическую дискуссию славянофилов и западников. В XX веке таких идей было несколько. Официальные: большевистский революционный социал-глобализм Ленина и патриотический «социализм в отдельно взятой стране» Сталина, хрущевская прогрессистская «оттепель», брежневское государство всеобщего благоденствия и горбачевская «перестройка», а также ельцинские «демократические реформы». Из неофициальных стоит отметить эмигрантские концепции национал-большевизма Устрялова, идеи сменовеховцев и евразийцев, появившиеся в 20−30 годы XX столетия и заново переосмысленные уже в России на рубеже XXI века патриотической оппозицией (Проханов, Дугин, Лимонов).

Все эти теоретические и практические изыскания и переломы пытались определить и сформулировать какой-то общий алгоритм русской истории, главный вектор самореализации русского народа как исторического субъекта, утвердить единые цивилизационные правила России, на основе которых бы развивалось наше государство в дальнейшем.

Во всех случаях национальная идея приравнивалась к государственной идеологии. И по факту заложенные в этих концепциях образы будущего служили в первую очередь для объяснения и мотивации практических действий власти или ее противников в рамках актуальной повестки дня, т.е. здесь и сейчас.

И это совершенно нормально. Любой социальный футуризм, любая политическая фантастика нацелены прежде всего на настоящий момент, на практическую реализацию целей, поставленных перед собой государством, политической партией, общественным движением.

«СП»: — Государственная идеология всегда апеллирует к «светлому будущему»? А как же настоящее?

— Образ будущего — необходимый двигатель актуальной политики, прямого практического действия. Когда нет широкого горизонта планирования, всякие среднесрочные и долгосрочные действия теряют смысл. Но при этом перспективы будущего обязательно должны базироваться на какой-то прочной исторической основе, будь то национальная мифология, религиозная традиция, монархическая преемственность, кастовая или сословная иерархия, национальный мессианизм или даже «пещерный коммунизм» марксизма. Короче, для достойного настоящего и успешного будущего необходима убедительная версия Истории.

Так происходит и сегодня. Президент России Владимир Путин уже не в первый раз говорит о патриотизме как ведущей национальной идее, имеющий древние исторические корни. Это значит, что в данный конкретный момент важнейшая задача российского общества, всей нации — защита и развитие государства как сложного и мощного народно-административного механизма, как оптимальной формы жизнеобеспечения нации. О том, что Россия сегодня нуждается в мощных стимулах к преодолению современных вызовов и стабильному динамичному развитию, спорить не приходится.

При этом напомню другой тезис Путина о том, что национальные интересы — это то, что хорошо для русского человека и вообще всех народов России. То есть президент указывает на необходимость взаимной поддержки общества и государства, на взаимовыгодное сотрудничество. Именно для этого и нужен патриотизм — как живое национальное мировоззрение, объединяющее в себе естественную любовь к Родине, внешнеполитический прагматизм, гражданскую солидарность, национально-государственное мышление и синергию индивидуального и коллективного действия на благо всей страны и каждого ее гражданина.

«СП»: — А как насчет «затхлости» патриотизма?

— Слова Путина о том, что патриотизм не должен быть квасным, затхлым и кислым, обращены прежде всего к чиновникам, которые предпочитают патриотические декорации реальной социально-политической работе. И одними лишь праздничными ритуалами в честь событий прошлого ограничиваться нельзя. А тем более — прятать собственное бездействие и бессилие за историческими декорациями. Все это очевидные вещи, но государственно-бюрократическая система постоянно в своих действиях противоречит здравому смыслу, ударяясь в бесплодную ностальгию официоза и закрывая глаза на актуальные социально-политические проблемы. Даже здоровый консерватизм правящая бюрократия понимает, как повод ничего не делать, а только затыкать рты недовольным и обвинять в национальной измене любого, кто критикует облеченных властью начальников.

В целом же так называемый поиск национальной идеи — штамп, навязанный современному обществу уходящей постсоветской интеллигенцией и с удовольствием подхваченный новым поколением бюрократов. На деле же это пустая софистика или в лучшем случае философский спорт. У нации и государства должен быть целый набор перспективных идей, на основе которых принимаются ключевые жизненно важные решения и осуществляются практические действия. И в разные исторические периоды будут востребованы разные идеи.

— Любые политические заявления надо прочитывать в их историческом контексте, — уверен философ, социолог, доцент кафедры философии, социологии и культурологии Уральского гос. педагогического университета Андрей Коряковцев.

— Крайнее упрощение видеть в этом заявлении Путина очередную демагогию власти — ситуация не та. С другой стороны, не надо ему приписывать больше, чем в нем содержится. Это заявление дано на фоне: мирового экономического кризиса; эпидемии; вынужденных самоизоляционных мер населения; транзита власти; растущего общественного раздражения по поводу общей нестабильностью; растущих внешних угроза; исчерпанности неолиберальной модели и неомеркантилистского поворота. Не до утешения тут телевизионных бабушек.

Это поиски новой идеологии, нового идеологического инструмента управления, отвечающего состоянию самого общества. Ведь управлять можно только, имея общий язык и символы, общие с управляемым. В обществе давно уже оформился запрос на левую идеологию и вообще на поворот влево, к социально ориентированной политике, к госрегулированию. Даже в среде мелкой и средней буржуазии так (вспомните компанию «вертолетных» денег — это разрыв либерального шаблона). Власть пытается соответствовать этой идейной эволюции — пока только дискурсивно.

9 мая Путин говорит речь на фоне советских символов, не упоминая о боге и «государствообразующем» народе, подчеркивая интернационализм Победы. Здесь он связывает патриотизм уже не с мифологией возвращения, а с движением вперед, с социальным прогрессом.

Здесь стоит указать на различие между патриотизмом и национализмом. Национализм — это всегда против кого-то, патриотизм — это реакция на внешнюю угрозу (даже если она выдумана). Это форменная революция в риторике властей со времен перестройки. Однако, подчеркну, что здесь идет речь только о смене дискурсов.

«СП»: — Будет ли подкреплена она сменой практик?

— Это ключевой вопрос, и он касается уже в нынешней ситуации не сохранения или увеличения капиталов и власти, а выживания российской элиты. Предпринятый ею идеологический поворот останется брехней и не выполняет управленческой задачи. Население просто не поверит патриотическим словам того, кто имеет счета за бугром, и кто для него ничего не делает. Патриотизм власти — это ее служение своему народу, патриотизм народа — постоянное напоминание ей об этом. Забудьте эти сказки политических неудачников о двадцатилетней личной власти Путина. В России 20 лет правит Высшая бюрократия, держащая буржуазию на поводке и использующая ее в своих целях. Насколько она натянет этот поводок в этот раз — это результат воли вовсе не «всемогущего Путина», как уверяют творцы его теологии. Это результат борьбы между политическими группировками, каждая из которых контролирует свой сегмент гражданского общества. Итог этой борьбы не предрешен, но власть постепенно определяется с лозунгами и программами, с которыми она будет ее вести в дальнейшем.

— Владимир Владимирович показывает свою безграмотность в философских вопросах, — уверен руководитель петербургского отделения незарегистрированной партии «Другая Россия» Андрей Дмитриев.

— В принципе он всегда был тактиком, решающим возникающие проблемы здесь и сейчас, и никогда не был стратегом, составляющим какие-то планы даже на среднесрочную перспективу. Что уж говорить о такой глобальной теме.

Дело в том, что патриотизм не может быть национальной идеей в принципе. Все народы в той или иной степени патриотичны, любить свою Родину — это нормально. Есть конечно и разного рода космополиты и «граждане мира», но все же большинство у нас к ним относятся с чувствами в диапазоне от непонимания до брезгливости. И правильно делает.

На мой взгляд, объединяющей идеей в нашей стране должно стать сочетание традиций имперской и советской государственности с социальной справедливостью, собственно это мы и называем национал-большевизмом. Путинская Россия же очень противоречива. С одной стороны, имеем культ Победы (что в принципе правильно, хотя иногда принимает уродливые формы, типа флагов «Единой России» на Бессмертном полку или драпировки мавзолея на 9 мая георгиевскими ленточками и триколорами). С другой — высшими должностными лицами вешается доска совместно с Гитлером организовавшему блокаду Ленинграда Маннергейму, а один из главных телепропагандистов предлагает ставить памятники нацистскому пособнику Краснову. С одной стороны, 7 статья Конституции провозглашает страну социальным государством, с другой — разрыв между богатыми и бедными один из самых высоких в мире. И сейчас стремительно увеличивается из-за эпидемии, перед лицом которой власти показывают откровенное бессилие.

Разговоры о патриотизме как раз и призваны закамуфлировать социал-дарвнистский курс, которого власти уверенно придерживаются все эти годы. И то, что сегодня помогают не миллионам рядовых граждан, оставленных без средств к существованию, а госкорпорациям (которые государственные только по названию) и приближенным к трону олигархам, ещё один тому показатель.

«СП»: — Ситуация в любом случае поменялась с 90-х? Тогда вообще «патриотизм» было ругательным словом…

— В 90-е ситуация с идеологией была, конечно, хуже. Происходила полная дезориентация и разложение общества. Владимир Владимирович же не сразу, постепенно, пришел к выводу, что для укрепления собственной власти следует дать народу некие поводы для гордости в прошлом или настоящем. Отсюда и культ Победы, и Крым — наш, и его периодические реверансы в адрес Сталина. Проблема для будущего тут в том, что всё это изрядно опошляется государственной машиной. Поэтому как бы нам не столкнуться с либеральным реваншем, почва для которого есть, в том числе в умах молодежи.

Новости мира: Украинский премьер о 9 Мая: такого праздника нет

75 лет Победы: Бессмертный полк «СП» собирает своих героев