Либерализм — это свобода… Но свобода не для всех

В современном информационном и общественно-политическом поле России зачастую наблюдается полная неразбериха с терминами. Доходит до того, что идеологически противоположные стороны бросают друг в друга, как камнями, одними и теми же понятиями, суть которых совершенно теряет свой изначальный смысл. Консерваторы упрекают либералов в тоталитаризме. Левые консерваторов — в безыдейности.

«Свободная Пресса» приступает к публикации серии статей, цель которых — попытаться восстановить систему координат. Назовём эту рубрику «Политический словарь». Сегодня экспертом выступает российский социолог, кандидат политических наук Борис Кагарлицкий.

«СП»: — Борис Юльевич, все главные вопросы банальны до некоторой степени. И я вам предлагаю заняться сверкой часов. Ключевые политические термины трактуются сегодня не просто по-разному, а странным образом противоположно.

— Совершенно согласен.

«СП»: — Вот давайте пройдемся по терминам. И начнем с либерализма. Сегодня это слово стало практически ругательным. На самом деле, что есть либерализм?

— Когда выступают многие люди, которые даже себя сами называют либералами, я вспоминаю Джона Локка, английского философа, считающегося родоначальником либерализма. И мне становится его очень жалко. Потому что я думаю, что, услышав очень многих современных либералов, он, конечно, пришел бы в ужас. Тем не менее преемственность тут есть, потому что для либерализма принципиальна не только борьба за свободу. Для либерализма характерны еще две очень важные идеи, которые, собственно, потом противопоставят социализму и даже каким-то радикально-демократическим идеям.

Суть либерализма

Идея либерализма состоит в том, что, во-первых, свобода личности неотделима от частной собственности. Поэтому нужно сохранять и охранять частную собственность во что бы то ни стало. И вот тут возникает известный вопрос: а если право личности и право собственности окажутся в противоречии, что нужно защищать в первую очередь? И в общем-то вопрос этот для либерализма неразрешимый. На практике он всегда решается в пользу прав собственности. То есть ради прав собственности можно пожертвовать какими-то гражданскими, демократическими свободами. Тут всегда происходит раскол между либералами и радикальными демократами и социалистами.

И второй момент в либерализме — свободы реализуются не непосредственно и не самими общественными низами. В принципе свободы должны реализовываться через институты, через представительства, через уполномоченных компетентных людей, которые будут рулить этой демократией. И вот эти идеи соответственно отсюда одновременно выводят как принцип свободы и принцип демократии, так и ограничение свободы и демократии в пользу собственников, в пользу элиты. Это суть либерализма.

Демократия — только для богатых

Это можно найти уже у Локка. У Локка совершенно четко сказано, что человек, который работает по найму и не обладает собственностью, не должен иметь политических прав. Он может иметь индивидуальные права, гражданские права — то есть его нельзя без суда или ордера в тюрьму посадить, его нельзя бессудно казнить и так далее, нельзя принудить делать что-то, на что государство не имеет права его принуждать, — но политических прав он иметь не должен, потому что полноценным гражданином может быть только собственник и человек, который не работает на другого человека. Это идея, которая лежит в основе либерализма: гражданин и собственник — это одно и то же. И если человек — не собственник, то он не может быть гражданином.

Во что превратился либерализм сегодня

Современный либерализм эту, на мой взгляд, негативную сторону классического либерализма унаследовал, а пафос Свободы в очень большой мере потерял. И отсюда и кризис либерализма, отсюда всякие бранные слова по поводу либерализма и современных либералов. Но российские либералы отличаются еще одной особенностью: к сожалению, они еще очень плохого мнения о собственной стране. Это специфика именно российских либералов, хотя в последнее время это не столь уникально, как раньше.

Почему российские либералы плохо относятся к собственной стране, это понятно. Потому что это страна, как им кажется, неправильная. С неправильным населением, которое не разделяет их идей. С неправильной историей. Поэтому страну нужно исправить как-то, а еще лучше, чтобы она сама осознала, насколько она неправильная, и исправилась. И понятно, когда миллионам людей вы говорите, что они живут в неправильной стране и живут неправильно, то неудивительно, что потом эти люди к вам будут относиться без большого восторга.

Англия похожа на Россию

Это специфика России, но сейчас, когда я читал полемику вокруг Брексита, то я с изумлением увидел, что английская либеральная интеллигенция примерно так же пишет про рядовых англичан, как российские либеральные интеллигенты про своих сограждан. Они тоже пишут, что англичане — это такой провинциальный, отсталый, дикий народ. Что англичане рядовые — они все расисты, они ксенофобы, не понимают преимуществ Евросоюза, потому что это дикие отсталые островитяне — не то что вот французы, скажем, или немцы, которые настоящие европейцы. И они получают то же самое, ответ такой же. Рядовой английский работяга это послушал и сказал: нет, если вы вот это называете либерализмом, то мне этого не надо.

Мне кажется, что в России это началось раньше, чем где-нибудь в Англии, такие повороты. И понятно, что мы видим какое-то специфическое вырождение либерализма в России. Но к философским идеям либерализма все равно нужно относиться, как к любым историческим идеям, достаточно серьезно.

Индустриальная цивилизация переживает фазу разложения и перехода к новому

«СП»: — Мы говорим, что главный тезис классического либерализма — «свобода личности неотделима от частной собственности». Сегодня вся полемика «правых», «левых», «зеленых», патриотов, либертарианцев идет в поле свободной беседы, где каждый в общем-то имеет какую-то собственность и каждый выражает свое мнение. Можно ли сказать, что на самом деле все это противостояние идет в рамках либерализма?

— Я бы так не сказал. Она идет, если уж тогда говорить… Я не люблю слово «модерн», но, строго говоря, идет в рамках модерна. Есть система понятий, сложившаяся на рубеже нового времени, которое философы стали называть модерном. Мне кажется, что этот термин довольно спорный, потому что все-таки надо помнить еще, что это просто идеологическое отражение процесса, приведшего к формированию индустриального общества. И весь набор понятий, который сопровождает дальше историю капитализма и индустриального общества, мы его имеем до сих пор, он работает.

Другое дело, что сейчас, возможно, мы живем в эпоху начала перехода от индустриального общества к чему-то следующему, к постиндустриальному. И поэтому в результате сами понятия стали очень подвижны. Может, в какой-то степени происходит разложение, когда мир меняется настолько радикально, что некоторые основы тоже могут измениться, то старые понятия перестают работать, а их продолжают использовать. И используют часто таким ублюдочным образом: в виде ярлыков, попыток приписать самим себе какие-то достоинства, которых у нас нет.

Кто сегодня сидит в кабинете Линкольна?

В любом случае происходит некоторое присвоение понятий неадекватными носителями этих понятий. Представьте себе, кто сидит в кабинете Дизраэли и Черчилля? Борис Джонсон (смеется). Кто сидит в кабинете Линкольна? Трамп. Или потом «сонный» Байден будет сидеть. В кабинете де Голля сейчас сидит Макрон, понимаете. Это деградация совершенно явная. Кто те люди — кто эти люди?

«СП»: — Ведь эта деградация чем-то объясняется?

— Та эпоха закончилась. На смену титанам приходят, как известно, эпигоны. Современный капитализм и вместе с ним его индустриальная цивилизация — это шире, чем капитализм — переживают, видимо, фазу разложения и перехода к чему-то, что еще не состоялось. И естественно, «левые» скажут, что это будет социализм и коммунизм. Но даже если мы это скажем, это все равно не будет ответом.

«Потому что как это все будет в реальной жизни происходить — этот новый социально-экономический уклад, как он будет формироваться, — мы не знаем»

Мы не можем заглянуть на пятьдесят лет вперед. Поэтому пока мы видим разложение старого больше, чем формирование нового. Хотя какие-то ростки нового мы тоже видим. Это разложение отражается и на политике, и на идеологии, на пресловутом дискурсе.