Борис Кагарлицкий: «Сейчас у власти ультрацентристы — и они крайне опасны»

Продолжаем беседовать с ведущими политологами нашего времени. Сегодня ученый и автор популярных книг об истоках и законах современной политики Борис Кагарлицкий рассказывает о том, кто такие экстремисты-центристы, почему когнитариат займет место рабочего класса и что такое теория «третьих левых».

«СП»: — Борис Юльевич, попробуем развить тему, на которую говорили ранее. Сегодня мы видим определенный кризис лидеров, кризис в политической системе всего мира. Вы сказали, что нельзя, например, сравнить Шарля де Голля с тем, что есть сейчас. Причем не выбирают что-то не то, а выбирать не из чего.

— Да, выбирать-то из кого?

«СП»: — Отсюда вопрос. Работает ли сегодня вообще схема политических спектров? Можно говорить о «правых», «левых»? Не являются ли все центристами, которые просто делят, что есть?

— Знаете, действительно очень интересно, что в 50-е, 60-е годы в Западной Европе и отчасти США тоже все политики стали центристами. И в 2000-е годы опять все стали центристами. Но парадокс в том, что содержание этого центризма менялось. Когда в конце 60-х — начале 70-х годов все кругом были центристами, то не кто иной, как Ричард Никсон сказал: мы теперь все кейнсианцы. То есть центризм сводился к тому, что вот регулируемый капитализм, смешанная экономика и так далее.

Кто такие экстремисты-центристы?

В 2000-е годы все тоже были центристами. Но центр оказался далеко вправо по сравнению с тем, что было в 70-е. То есть все были центристами — значит все были на стороне Тэтчер, включая даже лейбористов, социал-демократов. Происходил этот сдвиг вправо, как перед этим был сдвиг влево. Сначала в сторону Кейнса, который все-таки был «левый» — не революционер, но левый реформист. Весь спектр сдвигается туда и сюда, по крайней мере в западных странах. Это первое.

А второе — это что даже у Тарика Али (есть такой английский писатель) есть выражение замечательное «Extreme Centre» — экстремисты-центристы. То есть бывают слева экстремисты, справа экстремисты, а есть экстремисты-центристы, которые ничем не лучше. Если вы на центристских позициях будете так же проводить политику подавления других мнений и продавливать свою линию, то чем вы лучше тех, кто это делает с правой или с левой стороны?

«СП»: — Это «теория подковы»? О том, что крайние «левые» и крайние «правые» друг к другу близки?

— Нет, это о том, что «правые» и «левые» экстремисты сближаются. А он говорит: нет, есть еще центристы-экстремисты. Это не «подкова», это наоборот, так сказать, вывернутая подкова. Extreme Centre". По-русски это плохо звучит.

«СП»: — Ультрацентристы?

— Да, именно ультрацентристы. И эти люди сейчас как раз у власти. Они самые опасные, с его точки зрения, потому что они еще и не имеют четких идей. Кроме того, что нужно все оставить как есть, но всех подавить, кто не согласен.

«СП»: — У нас яркое проявление этого ультрацентризма?

— Да, в этом смысле путинская Россия вполне соответствует концепции как раз Тарика Али.

«СП»: — И не знаем, куда этот маятник качнется?

— Я думаю, что он качнется скорее влево. Но просто тут есть проблема, что наши левые мыслят в категориях опять же реконструкции. Они все время себя мыслят как продолжателей Ленина, Сталина, Троцкого, Буденного и так далее. А этого возврата не будет — будет что-то новое. Понимаете, опять же есть такой Андерсон — финский политолог, который пишет по-шведски и по-английски. Вы знаете, что в Финляндии шведский — второй государственный язык. У него есть теория трех левых. Он говорит: вот посмотрите, что было «левое» и «правое» в конце XVIII века во время Французской революции. «Правые» были монархисты, «левые» были республиканцы. Те и другие были, кстати, в рамках буржуазного уже направления развития.

Кто такие «Третьи левые»?

Потом в XX веке: «правые» — капиталисты, условно говоря, а «левые» — социалисты. Причем «правые» XX века уже вполне разделяют те позиции, которые в XVIII веке были бы «левыми». И он приводил очень смешной пример, что в Дании есть партия, которая так и называется Venstre, то есть «Левая партия», это ведущая «правая» партия в Дании. Она была создана в начале XIX века. То, что было леворадикальным тогда, стало умеренно-правым в конце XX века. И у него поэтому есть понятие «третьи левые». То есть понятия «лево» и «право» релевантны, но их надо переосмысливать в каждую новую эпоху.

Что такое когнитариат?

Соответственно, сейчас наступает эпоха, когда должна возникнуть «третья левая», которая должна уже как-то соотноситься с задачами постиндустриальной эпохи и не может опираться просто на индустриальный рабочий класс. Это очень важно, что она должна выражать позиции трудящихся, но не только вот этого классического индустриального рабочего класса, которого становится все меньше, он играет все меньшую роль наряду с когнитивными трудящимися. Я не люблю опять же это слово, то что называют «когнитариат», но скажем — «работниками умственного труда».

Социальная структура меняется, и, соответственно, «левые» и «правые» должны переосмыслить свою социальную базу, свою роль, свои позиции в обществе и так далее. Это очень интересная концепция. Я ее тоже неоднократно защищал.

«СП»: — Есть страны, которые всегда считались авангардом политической жизни. Революции великие были в Англии, Франции. И нашей Революции практически присваивают порядковый номер — третья революция. Мы не то что в роли догоняющих, но понятно всем, что есть какие-то вещи, которые случились раньше в Европе, в Америке: республика, например. Сегодня, если говорить о ситуации в России, одни говорят, что «нам надо, как у Запада», это, кстати, было еще со времен Герцена…

— Нет, в России до недавнего времени были «левые» и «правые» западники всегда. Герцен, скажем, был, конечно, западник, но при этом, будучи «левым» западником, он же очень критически относился к Западу. «Левое» крыло российского западничества имело очень четкую позицию, что мы должны учиться на уроках Запада, но мы не должны его копировать. Учиться — значит сделать то же самое, но лучше. И были «правые», которые говорили: ну давайте просто сделаем, как у них.

Каким путем идет современная Россия?

Поэтому, собственно говоря, из «левого» крыла западничества потом родились и народничество, и русский марксизм. Об этом Бердяев писал тоже. А уже в виде большевизма марксизм в свою очередь нашел новую специфическую русскую почву. Они пересобрали марксистскую политику на основе тех социальных феноменов, которые были характерны для России. Они довольно далеко ушли не только от классического, но даже от «левого» западничества.

Именно поэтому появилась возможность нового противопоставления России Западу, но уже не на консервативной основе. Мы не то что хранители ценностей и патриархальных традиций, а мы, наоборот, носители нового начала. Новых начал, которые другие будут перенимать у нас. А теперь в путинской России — опять «традиции», «вечные ценности» и вот туда же.