А трансфер будет? Кажется, этого не знают даже в Кремле

Президент России Владимир Путин еще не решил, будет ли баллотироваться на новый срок в 2024 году. Об этом он заявил на ежегодной пресс-конференции. Он добавил, что формально у него есть такая возможность.

«Формально это разрешение есть от народа. Делать это, не делать — посмотрю», — сказал он.

Напомним, это разрешение появилось у главы государства после принятия поправок в Конституцию, которые подразумевают обнуление сроков действующего президента.

Интересно, что идея поправок была выдвинута самим президентом в начале года во время ежегодного послания Федеральному собранию. Этот формат общения с внешним миром, как и пресс-конференции и «прямые линии» давно считается возможностью для главы государства изложить некие прорывные инициативы, такие как заявление о появлении у России новейших виды вооружений, несомненно, повысившее международный статус России, так и, собственно, предложение о поправках.

Чего-то прорывного, наверняка ждали и от этой пресс-конференции, в частности — внесения ясности в вопрос о власти и анонса каких-либо изменений в ее конфигурации. Однако этого не произошло… Путин, по сути, отделался дежурным ответом на главный вопрос.

Насколько это было ожидаемо, мы спросили наших экспертов.

— Не помню, чтобы пресс-конференции и «прямые линии» президента становились прорывными, — говорит директор Института ЕАЭС Владимир Лепехин.

— Это вообще не тот формат, в рамках которого глава государства может и должен обозначать какие-то концептуально значимые вещи. Этот формат предназначен для обозначения прямой связи президента со своими избирателями, минуя административную вертикаль. Хотя с учетом того, что и эти мероприятия готовят чиновники, никакой реальной прямой связи главы государства с народом не происходит, хотя для кого-то, наверное, важна сама имитация этого процесса.

Что же касается Посланий президента Федеральному Собранию, то вот они действительно предназначены для обозначения прорывных вещей. К сожалению, и этот формат реализуется во многом в стандартно рутинном режиме. Достаточно сравнить тексты всех 20-ти посланий президента, чтобы убедиться в наличии в них многочисленных повторов, невыполняемых обещаний, различных абстракций и банальностей, которые однако подаются государственными СМИ, как прорывные.

Более или менее громкие и значимые заявления Владимира Путина, как правило, звучат вне формата и рассчитаны на зарубежную аудиторию. Например, на Мюнхенской конференции по безопасности в 2007 году, в ходе пленарного заседания 70-й сессии Генассамблеи ООН в сентябре 2015 года, в интервью изданию Financial Times накануне саммита G-20 в Осаке 2019 года, в лекции для глав государств ЕАЭС в декабре 2019 года.

«СП»: — Ждут ли вообще россияне от Путина каких-то слов про трансфер власти и прочие изменения в верхах власти? Или в это давно никто не верит?

— Реальный рейтинг Владимира Путина по состоянию на ноябрь сего года — 27%. Это значит, что только 27% населения страны ждут от президента чего-либо позитивного и верят его словам про возможные грядущие позитивные изменения «сверху». Остальные 73% населения страны, судя по всему, или верят в чудо, или смирились с неизбежным, или не верят вообще ни во что. Как бы там ни было, грядущие и реальные изменения во власти большинство населения связывает уже не с Путиным, а с различными внешними по отношению к нему факторами: или с возможным усилением внешнего давления на российскую власть, или с массовым протестом, или даже с государственным переворотом.

«СП»: — В этом смысле стала ли пресс-конференция разочарованием? Путин даже на вопрос, будет ли он в 2024 году баллотироваться не ответил, не внес никакой ясности…

— Основная масса россиян разочаровалась в Путине после его абсолютно не объяснимого с точки зрения здравого смысла решения о повышении пенсионного возраста. После этого решения любые публичные выступления президента уже не вызывают никакого интереса у значительной части населения страны. И даже те, кто все-таки смотрит прямые линии президента и его пресс-конференции, в массе своей сопровождают трансляцию этих мероприятий многочисленными дизлайками и негативными комментариями… К сожалению, постоянная бессодержательность прямых линий президента привела к тому, что единственным серьезным вопросом, который настойчиво задается журналистами главе государства в ходе встреч с ним, это вопрос о транзите власти, на который нет и не может быть ответа даже у самого президента.

«СП»: — А что думают в Кремле? Что не пора еще такую информацию давать или сами не решили? И когда можно ждать новых изменений во всяких властных конфигурациях? До 2024 года мы ничего не узнаем?

— Российский правящий класс сегодня полностью дезориентирован. В 90-е годы он присягнул Вашингтону, Лондону и глобалистам, но был банально кинут и поставлен на деньги. Только сейчас на 30-ом году своей предательской по отношению к России политики этот правящий класс начал осознавать свое положение — между молотом западных санкций и грядущих расправ и наковальней народной ненависти в самой РФ. Но что делать в такой ситуации, этот класс не знает. Отсюда его естественная реакция — тотальной обороны от внешних и внутренних угроз. По этой причине никаких серьезных изменений во властных конфигурациях РФ не будет вплоть до обрушения этой власти в результате внутренних конфликтов и внешнего воздействия.

«СП»: — Чего все же, по-вашему мнению, ждать после 2024 года? Останется ли Путин, будет ли преемник или произойдет иная трансформация власти?

— Пора прекратить ориентироваться на 2024-ый или 2030-ый годы. До них еще дожить надо. Впереди 2021 год, который будет для России еще более сложным, чем уходящий 2020-ый. События ускоряются, психоз пандемии никто отменять не собирается, напротив: мы находимся сегодня на пороге силовой реализации планов глобалистов по вакцинации населения и введения тотального электронного контроля за мировыми активами. В такой ситуации просто смешно обсуждать перспективы ухода Путина в 2024-ом году. Гораздо важнее поразмыслить о том, доживет ли Россия до конца хотя бы 2021 года, и что нам нужно делать для того, чтобы избежать катастрофического сценария.

— Мне кажется, что подобные ожидания могли быть только у тех, кто плохо понимает, как устроена российская политическая система, — говорит политический обозреватель газеты «2000» Дмитрий Галкин.

— Такой важный процесс как создание механизмов транзита власти (или принятия решение об окончательном отказе от подобного сценария) может протекать в ней только в пространстве, полностью закрытом от воздействия со стороны общественного мнения. В противном случае возникает угроза неконтролируемого разрастания числа игроков, поскольку те группы, которые не допущены к участию в процессе, непременно попытаются усилить свое влияние, предложив обществу собственный сценарий или дискредитировав в его глазах уже достигнутые договоренности. Но, главное, участники переговоров о транзите власти в таком случае будут вынуждены задумываться о том, как они выглядят в глазах общественного мнения, что может заставить их отказаться от тайных соглашений и перейти к публичной конкуренции со своими оппонентами. Именно это и произошло в 1999 г., и этот урок, как мне кажется, не пропал даром для российской политической элиты. Поэтому о том, кто будет править страной после 2024 г. мы узнаем только после того, как все решения будут приняты и согласованы со всеми ведущими игроками. А до этого, как мне кажется, еще очень далеко.

«СП»: — Эта тема вообще востребована? Или людям уже все равно, и они
смирились с «вечным Путиным»?

— В обществе явно увеличиваются протестные настроения, которые, как это часто бывает в предкризисный период, сочетаются с массовой политической апатией. Люди не видят социальных перспектив и понимают, что не могут рассчитывать на рост уровня жизни, что вызывает вполне естественное массовое недовольство. Пока оно еще не направлено напрямую против верховной власти, поэтому вопрос о смене или сохранении нынешнего президента действительно остается второстепенным. Но скоро, как мне кажется, ситуация изменится.

«СП»: — А в Кремле, по-вашему, уже пришли к какому-то хотя бы предварительному решению?

— Нет, конечно. Это видно по информационной политике главных телевизионных каналов, которые формируют российский политической ландшафт. По-прежнему в медийном пространстве нет политической фигуры, хотя бы отдаленно сравнимой с Путиным. Однако сам президент все больше утрачивает черты жесткого лидера, готового повести российское общество в новых свершениях. Подобная информационная стратегия, на мой взгляд, может объясняться только стремлением сохранить пространство для маневра.

«СП»: — Помимо вопроса о президенте, ждать ли еще каких-то радикальных трансформаций властных конфигураций, гораздо более радикальных, чем недавние поправки?

— Если политика действующей власти не изменится (а я не вижу никаких признаков того, что ее собираются менять), то в России через полтора-два года начнет развиваться тяжелый политический кризис. Причем его развитие может серьезно ускорится, если новая американская администрация займет жесткую позицию по отношению к российскому руководству (по крайней мере, от нее этого ожидают). В результате надвигающегося политического кризиса могут возникнуть самые неожиданные властные конфигурации, в том числе и не виданные ранее в нашей истории, например, парламентская республика, в которой основные властные полномочия будут сосредоточены в руках премьер-министра.

«СП»: — Узнаем ли мы об этом решении до 2024-го года или объявят в последний момент?

— Все зависит от того, когда удастся договориться ведущим политическим игрокам (на мой взгляд, внутри российской политической элиты существует, по крайней мере, четыре группировки, которые будут участвовать в определении механизмов транзита власти). Если процесс принятия решений не будет сорван, то обществу объявят о принятом решении весной-летом 2023 г. Но, вполне возможно, что выработать какой-то единый сценарий, принятый всеми игроками, не удастся. Этому может помешать внешнее давление и быстрое развитие политического кризиса. Думаю, что в таком случае нас ожидает «возвращение в 1990-е», т. е к периоду борьбы между сторонниками различных сценарием трансформации власти (или сохранения ее нынешней конфигурации).