России в глобальном меню отведена роль гарнира

Коронабесие, дополнительно разобщив людей и сломав их волю к защите своих неотъемлемых прав, качественно повысило мощь капитала, контролирующего главные структуры уходящего прошлого — инвестиционные фонды и ключевые структуры будущего — социальные платформы. Первые слабеют, вторые крепнут, их столкновение будет увлекательным и многозначащим, но пока они вместе являются главным непосредственным двигателем Истории.

С крахом традиционных общественных структур реализуемые этими структурами проекты получили новый импульс и стали развиваться как в безвоздушном пространстве — почти не встречая сопротивления.

Наиболее важными для ближайших перспектив России пока представляются проекты ликвидации Германии как неприемлемого конкурента США, воссоздания Британской империи и, в меньшей степени, мобилизации консервативных сил континентальной Европы для устранения угрозы Еврохалифата.

Первый проект наиболее очевиден: Германия при населении в четверть американского и ВВП в 5,5 раз меньше в 2019 году отстала от США по экспорту товаров на 9,5% (а с учетом реэкспорта, по данным ЦРУ, и вовсе обогнала). В условиях глобального сжатия рынков и абсолютной нехватки спроса это делает ее Карфагеном, который должен быть разрушен.

Механизм — привод к власти уже этой осенью «зеленых», являющихся оголтелыми проамериканскими врагами немецкой промышленности. Если они сформируют правящую коалицию с баварской ХСС, Бавария как один из промышленных центров Европы выживет, если с патриотической «Альтернативой для Германии», проданной и преданной «капитанами немецкой индустрии», — спасшихся не будет.

Простейший способ ликвидации немецкой индустрии — замена дешевых трубопроводных российских энергоносителей на дорогие энергоносители, продаваемые под контролем США (в случае газа — это российский же газ, но сжиженный, а не трубопроводный). Такая замена требует прекращения трубопроводных поставок из России в Европу: через Белоруссию — из-за захвата власти в ней либералами (в прошлом августе мы видели репетицию без главного атрибута — «неизвестных снайперов»), через Украину — из-за самоубийственного, в стиле Грузии 2008 года, нападения последней уже не на ДНР и ЛНР, а на саму Россию.

В силу внешнего управления как белорусскими, так и украинскими либералами такое развитие событий вполне вероятно. (Украинская «элитка» заинтересована в нападении на Россию еще и потому, что поражение позволит ей переехать к вывезенным на Запад капиталам: в мирных условиях ее туда после бегства Яценюка просто не пускают).

Второй проект — воссоздание Британской империи — основан на союзе Англии с Турцией, проявившемся в Карабахе («революция Пашиняна», по ряду оценок, была ударом США по английскому влиянию в руководстве Армении, а карабахская катастрофа — ответным ударом англичан по проамериканскому руководству Арменией).

Прямо грозящий уничтожением России проект «Великий Туран» — создание тюркоязычной общности под эгидой Турции — опирается не только на энергию Эрдогана и отчаяние среднеазиатских баев, ищущих противовес китайскому влиянию, но и на стратегическое планирование, вековую агентуру и инвестиционные ресурсы Сити. Уже начало реализации этого проекта (а обеспеченный руководством России выход Турции к Каспийскому морю делает его вполне реальным) качественно усилит позиции Британии в диалоге с Китаем.

В 2015 году Си Цзиньпин не договорился с англичанами о союзе, так как ни одна из сторон не могла вообразить себя младшим партнером (в 2009 по той же причине умер проект союза с США). Теперь Турция станет недостающим третьим звеном, гармонично сочетающим интересы двух геостратегических сил за счет в первую очередь России («ломать» которую предполагается, наряду с нападением Украины, судя по последним событиям, через дестабилизацию Башкирии).

Ось «Лондон — Анкара — Пекин» станет геополитической структурой раньше, чем полноценным транспортным маршрутом. В обоих качествах она повысит уровень стабильности и создаст евразийский противовес США.

Важным рычагом Англии (точнее, превративших ее в свою оргструктуру капиталов Сити) является арабский и, в меньшей степени, исламский мир, влияние ее в котором весьма значительно.

В Европе это влияние может быть использовано для дестабилизации Евросоюза и вычленения из него Франции и Пиренейского полуострова как зоны преимущественного влияния Британии (стоит вспомнить, что Макрон был лишь менеджером инвестиционного банка с английскими корнями).

На этом фоне дезорганизации и разделения Евросоюза исторический шанс получает консервативный проект, традиционно связываемый с Ватиканом, аристократией и промышленными кругами «старой Европы». Однако в борьбе с Еврохалифатом он может опереться лишь на традиционалистские силы, не обладающие в Западной Европе массовой поддержкой и подорванные либеральным контролем за медиа и образованием.

В то же время украинские неонацисты, пусть и ослабленные возможным нападением на Россию, являются для этого проекта таким же ценным резервуаром дефицитной традиционности, что и националистические элиты Польши, и патриотические — Венгрии и Словении.

В этой ситуации стратегическая пассивность России объективно превращает ее в объект, а не субъект исторической активности. При этом возможное нападение Украины может стать как обоснованием для высокого результата «Единой России» (о чем ее руководство, уповающее на политическое присвоение эффекта от завершения коронабесия, еще даже не подозревает), так и — в случае нового Хасавюрта — фактором глубокой и внезапной для руководства страны дестабилизации всей социально-политической системы.